Дама, на счастье, оказалась в Москве, и сразу продиктовала адрес по телефону. «Город Ногинск Московской области, — недоумённо прочитала Татьяна на бумажке. — Интересно, как Павлик туда попал»…
— От Москвы это очень далеко? — немного подумав, поинтересовалась она у хозяйки.
Та отрицательно покачала головой:
— У нас дача по этой дороге. Вы не переживайте, городок стоит на Клязьме, раньше Богоявленском назывался. С Казанского вокзала часа полтора, к обеду на месте уже будете…
Хозяйка не ошиблась. Когда Татьяна выгрузилась с чемоданами из электрички, привокзальные часы показывали лишь половину двенадцатого. Она вышла на площадь и показала адрес сгрудившимся неподалёку частникам.
— Это не сам город, а дом в посёлке у озёр, — заявил парень в выцветшей импортной майке и джинсовой курточке. — Давайте я вас отвезу.
Аккуратный домик окружал невысокий частокол крашенного зелёной краской забора. От высоких, в человеческий рост, кустов сирени исходил знакомый пряный дух. «У нас она отошла давно, а здесь в конце мая цветёт во всей красе. Весна вроде та же, а климат совсем другой», — подивилась Татьяна и толкнула калитку. Слева перед воротами стояла под навесом зелёная «четвёрка», мимо неё посыпанная гравием дорожка вела к невысокому дощатому крыльцу. Оглянувшись по сторонам и никого не находя, Татьяна оставила на приступочке чемоданы, и толкнула дверь на веранду. Навстречу ей поднялся из-за стола внешне похожий на Павлика мужчина.
— Вам кого, гражданка? — поинтересовался он.
«Неужели так постарела, что не узнаёт», — мелькнула у Татьяны растерянная мысль.
— Я сестра из Узбекистана, — на всякий случай напомнила Татьяна, и тут до неё дошло, что это не Павлик. — Он мне письмо написал с просьбой приехать.
— Так и думал, что рано или поздно кто-то заявится по его душу, — криво улыбнулся Плесков. — Видите ли, милая барышня, Павел,… — негромко охнув, он вдруг схватился за левый бок и завалился ничком на диван, — вызовете поскорее врача, и если будут нужны деньги, возьмите их в шкафу под бельем, — прошептал он из последних сил.
«Надо его спасать, а уж потом разберусь, где Павел и кто он на самом деле», — решила Таня и помчалась вызывать скорую.
Приехавшие врачи сразу констатировали инфаркт с болевым шоком.
— Если есть возможность, лучше его в Москву отвезти, — посоветовали они Татьяне.
— Что для этого нужно? — спохватилась та, вспомнив слова мнимого Павлика.
— Возьмите с собой некоторую сумму, там разберёмся.
Болезнь Женьки проходила тяжело. Ненадолго приходя в сознание, он снова и снова отключался. Издёрганный до всех возможных пределов организм при переезде на новое место не обрёл покой и жил в непрерывном ожидании разоблачения, а когда оно вступило на порог, не выдержал перегрузки. По ночам Женька, словно исповедуясь, вспоминал, в горячечном бреду, прожитую жизнь. Татьяна заворожено наблюдала игру его необычного сознания, вырвавшегося после долгого и мучительного заточения на свободу. По большей части воспоминания были отрывочны, напоминая своей откровенностью и деталями рассказы пассажиров, случайно оказавшихся друг против друга в купе ночного поезда, но постепенно они складывались в одно большое причудливое полотно. Незаметно Павлик с его судьбой неудачника потускнел и отодвинулся на задний план. Чутьём Татьяна догадалась, что он погиб по нелепой случайности. Услышав из первых уст, как это произошло, она всплакнула в перерыве между ночными посиделками и, погоревав, решила про себя, что это не худший конец, если душа обрела покой.
По мере того, как отрывочные истории стремились к концу, Плесков занимал её воображение всё больше и больше. Скитаясь бессонными ночами по закоулкам его жизни, Татьяна невольно прониклась Женькиной судьбой и внезапно почувствовала к нему чисто женскую симпатию. Когда же поток воспоминаний иссяк, она с почти физической болью ощутила, что не в силах расстаться с этим мужчиной, настолько глубоко он пророс в её растревоженной душе.
В одно погожее утро Плесков, наконец, очнулся.
— Я вас где-то уже видел, — прошептал он и попытался подняться.
В ответ она, молча, улыбнулась и приложила палец к губам:
— Ну, конечно, я Таня, сестра Павлика, помнишь? Только объяснять больше ничего не надо. Пока ты был в беспамятстве, всю свою жизнь успел рассказать. Мы в Москве, в больнице. У тебя от перенапряжения случился инфаркт, но сейчас дело пошло на поправку. Лежи, Женя, спокойно, я пробуду здесь, сколько нужно,… — Татьяна задумалась, с её лица сошла улыбка. — Теперь мой черёд. Раз уж так судьба распорядилась, расскажу тебе о человеке, чью фамилию теперь носишь.
XXIV
Ожидание развязки подобно морской стихии, не на шутку разгулявшейся на просторе. Гонимые свежим бризом, первые робкие волны прибоя с опаской лижут огромные валуны, разбросанные там и сям по изрытой кромке берега. На глазах их гребни поднимаются всё выше и выше, и, наконец, собравшись в единый огромный вал, заливают всё вокруг пенящимися водорослями. Когда же стихия отступает, мокрая поверхность в брызжущих солнечных лучах выглядит так обыденно, что подступает тоска…
После разговора с Софьей Захарыч долго не мог смириться с мыслью, что Женька так глупо и бездарно растворился в замоскворецких переулках. Когда же почти детская обида поутихла, до него внезапно дошло, что теперь сам находится в настолько двусмысленном положении, что нужно думать, как из него выходить. Рано или поздно могли появиться родственники и знакомые Женьки, которых он взбудоражил своими домыслами, и задать нелицеприятные вопросы. И что тогда: основываясь на зыбких показаниях Софьи, открывать дело? Худшего итога представить себе было невозможно…
Но судьба, дав ситуации перебродить и выстояться, решила напоследок смилостивиться над ним. Как-то очень поздним вечером, когда Захарыч благополучно дремал у телевизора, его разбудил телефон. Звонил молодой помощник Митина рыженький Серёжа:
— Мой приятель-гаишник на Горьковской трассе у поворота на Ногинск стоит, — начал он с места в карьер. — Так вот, он недавно засёк зелёную «четвёрку» с нашими номерами. Аккуратно проследил за ней, и даже адрес ногинский записал.
— А за рулём кто сидел? — буркнул спросонья Захарыч.
— Этого пока не знаем. Но после всего Митин уже в Москве такое нарыл, …короче, завтра едем в Ногинск, а по пути он сам расскажет.
— Ровно в 9.00 буду у вас, — не зная, радоваться или пока погодить, коротко ответил Николай и чуть ли не вприпрыжку помчался в кровать, чтобы как следует выспаться перед дорогой.
«Надо с собой кейс с паспортом прихватить на всякий случай, — подумал он. — Мало ли, как завтра выйдет»…
Приняв старт у Каширки, служебная «Волга» скоро пронеслась до кольцевой автодороги и устремилась к Горьковскому шоссе.
— В Балашихе на светофорах заминка выйдет, — извинительным тоном пояснил сидевший за рулём Серёжа, — зато потом пулей полетим.
Некоторое время все трое помалкивали. Серёжа следил за дорогой, а Захарыч с Митиным, расположившись на заднем сидении, сосредоточенно курили и изредка поглядывали друг на друга. Первым не выдержал Николай.
— Почему ты мне сразу всё не сказал? — небрежно поинтересовался он у друга.
— Не осмелился начальство беспокоить по пустякам. Так заело, что решил сначала сам всё выяснить, — хмыкнул Митин, — Надеюсь, Женькин паспорт ты с собой захватил? — Не вполне понимая, куда клонит приятель, Николай достал документ и раскрыл его на странице с фотокарточкой. — Прекрасно, — заметил Митин, — а теперь смотри, — он достал чью-то увеличенную отксерокопированную фотографию и положил рядом.
— Похожи, как половина выпивающих московских интеллигентов, — заметил Захарыч. — А этот кто?
— Владелец дома под Ногинском: Обнорский Павел Романович собственной персоной, — довольно ответил Митин. — Фотографию я, тайком от тебя, в архивах паспортного стола отыскал. Помнишь, дочка дворничихи утверждала, что встречала его раньше? — Николай недоумённо кивнул. — Она оказалась права. До прошлого года этот субъект всю сознательную жизнь проживал в Старом Толмачёвском переулке, и она вполне могла его видеть. Год назад соседи квартиру разменяли. Насколько я понял, последнее время Павел Обнорский жил отшельником: сын в Афгане погиб, а жена после этого умерла…
Тут «Волгу» тряхнуло на кочке. От неожиданности Захарыч чуть не прикусил язык и его вдруг осенило: «Неужели это тот самый Павел, которого в 70-х задержали на Павелецком вокзале? Встретились таки-таки.… Говорить или не говорить? — размышлял он, слушая гул ветра за окнами. — Не буду пока. Неизвестно, как на самом деле ко всему этому относится Митин»…
Повернувшись к приятелю, Захарыч встретил его изучающий взгляд.
— Выходит, Женька выдал себя за Павла Обнорского и сейчас живёт по чужим документам? — поинтересовался Николай невинным тоном. — Нечего сказать, выкинул фортель напоследок. А куда же, в таком случае, мог деться сам хозяин?
— Представить не могу. Вспомни середину 90-х: такое вокруг творилось, в страшном сне не приснится, — заметил Митин. — Если повезёт, и мы найдём Плескова, спросишь у него самого…
Машина стала потихоньку подтормаживать, впереди замаячил поворот на Ногинск. Знакомый гаишник приветственно взмахнул жезлом. Остановившись у поста, друзья вышли из машины.
— Сегодня ваш объект ещё не проезжал, — сообщил он. — Хотя Ногинск большой, выездов на трассу много, могли не заметить.
— Говори, как ехать дальше, — поторопил приятеля рыженький Серёжа.
— Подождите немного, я провожу вас, — любезно предложил гаишник. — Хоть и не Москва, а с непривычки сами заплутать можете.
Они долго ехали вдоль трамвайных путей, свернули к городскому пруду, и пересекли Клязьму. На площади Ленина гаишник остановился.
— Дальше несложно, — сказал он. — Поворачиваете направо, и едете, пока частные дома не начнутся. Проедете поворот на Яхонты, там озеро, просто сказка, — мечтательно добавил он, — и спросите, не промахнитесь только. Если что, сразу зовите на подмогу.