Одеты они не в исторические наряды, а очень по-современному. И это представляется весьма уместным. Потому что в древности наряд был призван – скрывать. А в наши дни – открывать и подчеркивать. И все эти прелестные создания открыты и подчеркнуты.
Звездно улыбаясь, они без малейшей задержки разлетаются по всей трапезной. И каждый сверчок знает свой… ну, в смысле, что каждая из них уверенно приближается именно к своему стулу и усаживается на него изящно и уверенно. И каждая смотрит на своего соседа справа. Называет свое имя. И улыбается снова – уже не как звезда, но как все скопление Нагор разом.
Вот теперь все в полном порядке. Остается поставить точку.
Звучит труба.
На этот раз все, кто ни сидит за столом, встают, не дожидаясь, пока им намекнут. Стол и последний удар – девушки, удар явно ниже пояса, расслабил даже самых озлобленных и непримиримых.
И появляется Правительница. Жемчужина Ястра.
Она – единственная, у кого не будет здесь партнера. Кресло рядом с нею, во главе стола, останется – понимают донки – пустым. Раз уж самого Властелина нет в Сомонте, никто не вправе занять это место.
И никто, кроме нее, не вправе провозгласить первое Слово.
Льются жидкости в кубки и бокалы. Лакеи, оказывается, хорошо знают – или телепатически угадывают – кому чего. Но всем – по полному.
Повелительница не приглашает никого сесть и остается стоять сама. Ей подают – как полагается, с поклоном – золотой кубок тонкой чеканки. И цены, наверное, умопомрачительной. И она произносит – громко, звонко, уверенно:
– Слава Власти!
И пьет – лихо, до дна. Роняет кубок; его тут же подхватывают услужливые руки.
Она ждет, пока не допьет – спеша, мелкими глотками – последний. Видимо, не привыкший еще к тяготам пиpов. Из молодых. И только после этого:
– Садитесь, донки и дамы. Приятного аппетита.
И уже снова наливают…
Идет пир горой. Уже передохнули по первому разу – и снова налегли на закуски, не забывая и выпить. И со Словом, и без него – просто так. Благо, кубки пустыми не стоят, порожние графины уносят и тут же возвращают полными. Уже застолье гудит густо и ровно, как хорошо прогретый мотор. Но еще не пришел час для работы.
Так думает Правительница, со своего места наблюдая за гостями и гостьями.
«Сукины дети, – (это не о гостях). – Ясно же просила: мне – виноградный сок. А подают – в четвертый уже раз – персиковый».
«Молодцы, – думает Правительница (о своей тарменарской гвардии). – Сказано им было – обшарить все дома в Первом цикле, и хоть родить – но найти и представить полсотни молодых девиц, приятных на вид и не бедно одетых. Нашли и представили. Поощрить».
«Сукины дети, – думает Правительница (уже о гостях). – Медленно созревают, медленно. Жрут больше, чем пьют. Соскучились по деликатесам. Сказать, чтобы почаще подливали, не ждали, пока кубок обсохнет…»
«Молодцы, – думает Правительница (о своей кухонной команде). – Все ведь годами лежало в морозе – стратегический запас Жилища Власти последний раз обновлялся еще при старом Властелине; ухитрились приготовить все так, что выглядит свежайшим, не вчерашним даже, а сегодняшним. Даже ведь почти вся травка – из рефрижератора. Наградить непременно».
«Да когда же, наконец!..» – думает Правительница.
Она по опыту знает: вот когда донки начнут лапать девиц тут же за столом, когда умеренный визг (от похабных анекдотов) сменится громким (лапать же не умеют так, чтобы приятно было, – как клещами хватают) – вот тогда и придет пора.
Еще не меньше часа пройдет, по ее прикидке.
Будь Документ у нее – она не стала бы прилагать такие усилия (и нести расходы), чтобы довести донков до полного восторженного отупения, какой дается соединением крепкой выпивки и доступных женщин. Швырнула бы им на стол: читайте и повинуйтесь воле великих предков! Но документа нет – и приходится вот так исхитряться.
Тому, кто украл архив, как только обнаружится – голову долой.
А пока – наберемся терпения.
Наконец-то донки большею частью дозрели до нужного уровня бессознательности. Визг под древними сводами трапезной стоял, как в женском монастыре при вторжении вражеских солдат. С ним смешивались какие-то обрывки песен, что пытались исполнить в разных концах стола пьяные голоса. Двое донков схватились неизвестно из-за чего – может, пытались решить давний пограничный спор, но не исключено, что и просто из-за девки; хорошо, что шпаги за долгие годы так приржавели к ножнам, что их и трезвый не мог бы обнажить, так что дело ограничилось переговорами на площадном наречии, приличном разве что для конюхов. Кто-то, не найдя выхода, уже орошал дальний угол. Словом, все шло, как и должно идти в подобных случаях.
Тут Ястра, единственная трезвая за столом, и подала команду.
И сразу же суета удвоилась. Потому что ожидавшие только сигнала тарменары стали хватать девок и кого выталкивать, а кого и волоком вытаскивать из трапезной. Снаружи их передавали другим солдатам – под охрану. Чтобы, сохрани Творящее Облако, ни одна не пропала.
Обиженные донки взвыли в полный голос. И впрямь, как-то нехорошо получилось: только раззадорили – и вот отнимают. Не слишком ли много позволяет себе Власть, с которой почти совсем было успели примириться?
Ястра, однако, всех успокоила, как только удалось навести хоть какое-то подобие тишины:
– Благородные донки, ваше от вас не уйдет. Но сперва закончим наши дела, чтобы можно стало уже ни о чем серьезном не думать. Помните ведь: о главном ведь не решили. Так давайте сейчас спокойно все обсудим, пока еще горячее не подали. А там и дамы вернутся. Их просто попросили проветриться – ибо не пристало им присутствовать при решении государственных вопросов главными людьми Ассарта, Высокой Мыслью…
Главные люди не сразу, но вняли призыву. Большинство, во всяком случае. И кто-то возгласил:
– А в чем там дело было? Давайте мигом решим!
– А в том было дело, – напомнила Жемчужина Ястра, – что вы не желаете больше Изара иметь Властелином. Или я ошиблась?
– Не желаем! – взлетело в разных концах трапезной. – Загубил планету! Люди до сих пор вернуться не могут! Работать некому, налоги брать не с кого стало! Хлеба мало, бензина и вовсе нет, реакторы почти все уже встали, даже котелок аграплана нечем зарядить, что уж там говорить о прочем… Не хотим его.
– Вы не хотите, – как бы подытожила Жемчужина. – Да и я тоже, признаться, в нем разочарована. Обещал многое, а что дал? Даже с вами не осмелился встретиться – сбежал куда-то…
Опять крохотная пауза наступила – перед следующим взрывом хулы на сбежавшего нерадивого Властелина. Но за долю секунды до него прозвучал в этом безмолвии одинокий, но уверенный, резкий голос, почти и не хмельной:
– А ты чем лучше? Думаешь, мы забыли, как ты на лопатках под каким-то чужаком безвестным елозила? После этого – ты, что ли, нами править станешь? Не бывать!
И еще голос вякнул, словно мелкая собачонка подвыла: «Не бывать!» Но только один. Прочие лишь затаили дыхание: ну-ка, что на это Жемчужина? Смутится, покраснеет, собьется с рыси?
Ничуть не бывало. Да и то, если подумать: наивно было бы с ее стороны не ожидать такого выпада.
– О моих постельных делах не тебе судить, благородный донк: давно ведь забыл, как женщина пахнет. Да и знал ли?
Тут кто и не хотел, невольно заржал: всем давно известно было в этих кругах, что донк Окроб, сосед и всегдашний поддужный Великого донка Плонтского, женщин на дух не переносил, зато к молодым и пригожим юношам имел неодолимое влечение, отчего время от времени случались и скандалы. На Ассарте такие дела с некоторых пор не запрещались (при дедушке Изара был издан об этом декрет, потому что тот Властелин и сам испытывал подобное тяготение), однако в высших кругах это доблестью никак не признавалось, напротив, считалось все же неприличным.
Ястра же не пожалела еще нескольких слов, чтобы и вовсе добить осмелевшего:
– Ты уж прости, виновата я перед тобой, конечно: не пригласили для тебя мальчика, одни девушки, видишь, пришли почтить благородных владетелей. Ничего, может, как-нибудь в другой раз исправимся…
И снова – как табун разгулявшихся жеребцов подал голос. Будь донки трезвыми, может, и смолчали бы: как-никак, терпел унижение не кто-нибудь, а один из них. Но во хмелю – над чем только не смеешься.
Жемчужина же Власти уже без улыбки, очень серьезно обратилась к высокому собранию:
– Однако же напрасно взволновался донк Окроб. У меня и в мыслях не было – предлагать себя на трон Властелина Изара. Ни вам это не нужно, ни мне. К чему? Есть ведь законный преемник Власти: Наследник Яс Тамир! Вот ему и править – с вашего, донки, соизволения и при вашей непременной поддержке.
Возразить на это Великий донк Плонтский никому не доверил: тут нужен был голос веский, всеми уважаемый. И потому крикнул сам:
– Ты нам кого навязываешь, Правительница? Ублюдка, которого с тем самым чужаком прижила – неизвестно каких кровей и родов? Да не бывать этому вовеки!
Но и этот ход заранее был ею вычислен:
– Полно, Великий донк! Твои ли слова слышу? Не заставляй думать, что не знаешь ты древних законов Ассарта – законов, никем не отмененных. А если знал, да запамятовал, то напомню, изволь: в Уложении о наследии Власти в сорок третьем году правления Великого донка Вигара Мармикского, прозванного в народе Объединителем, сказано и записано ясно: сын Правящей Матери наследует Власть. Матери, а не отца – потому что где только, донки, свое семя вы не высеваете, каких только всходов оно не дает!.. А Мать всегда на виду, на ее ложе всегда много глаз смотрит. Да, пятьсот Кругов тому назад принято было Уложение. Но действует и по сей день. Не верите – пусть ваши чиновники заглянут в архивы, мы их от вас не запираем, милости прошу – и убедитесь сами в том, что говорю вам одну лишь правду.
Она быстро перевела дух – чтобы не дать времени для возражений. Но Великий донк Намир Плонтский оказался быстрее:
– Кто и когда видел такое Уложение, или хотя бы слышал о нем?