— Подкинь чего-нибудь в очаг, — проговорил вершитель, не открывая глаз.
— По-моему, и так душно, — отозвался зеркалица.
— Тебе душно, так выйди погуляй, — сухо сказал Игорь. — Подкинь дров.
— Нечего больше, — виновато сказал зеркалица. — Прогорело всё.
Вершитель с досадой промычал что-то и с трудом разлепил веки. Его глаза блеснули, беспокойно обшарили тесную лачужку, крошечное, но надёжное прибежище усталых путников.
— Ладно, сейчас я встану и добавлю огня… — Игорь привстал и, выпростав из-под широкого одеяла ноги, спустил их с лежанки.
Зеркалица обеспокоенно оглядел своего господина. Неопрятный, взъерошенный вид молодого вершителя удручал его. Игорь редко позволял себе так запускать себя. С детства привитая привычка к аккуратности действовала почти безотказно и сбои давала нечасто. Но вот уже третий день Игорь лениво причёсывался пятерней, не умывался, даже не ел толком.
Поднявшись на ноги, Игорь, как был, голышом, протопал к очагу и присел на корточки. Сунув руку в сгоревшие угли, зашарил в них. И там, где прикасалась его рука, головешки прямо на глазах становились нормальными сухими ветками и сучьями, точно такими же, какими они были до того, как их кинули в очаг. Мёртвое дерево обрастало живой плотью, снова пригодной для того, чтобы стать вкусной пищей огню. Когда угли, пепел и зола превратились в достаточное количество топлива, Игорь слегка прищёлкнул пальцами, и яркое весёлое пламя заплясало на его ладони. Поднеся ладонь к поленьям в очаге и дождавшись, когда огонь занялся, и дрова стали потрескивать и сыпать искрами, он встал, сжал ладонь в кулак, снова разжал. Пламени на ладони больше не было.
В хижине сразу же стало ещё жарче. Игорь вернулся, сел на край лежанки, натянул на плечи одеяло, поёжился.
Зеркалица не выдержал больше такого плачевного зрелища. Подойдя к лежанке, он опустился на пол и взглянул на Игоря снизу вверх:
— Что с тобой, мой вершитель? Что-то не так? Уж не болен ли ты? Я был уверен, что если какой-нибудь недуг и может одолеть тебя, то только не в Беспределье…
— У меня ничего не болит. Отстань, — буркнул Игорь, склонил голову и прикрыл глаза со страдальческим видом.
— Не нужно было пускаться в путь в такую погоду и в таком состоянии…
— А где ты возьмёшь погоду лучше, чем эта? — фыркнул вершитель. — Кажется, теперь другой не бывает. Облака мне подчиняться не хотят. А о моем здоровье не беспокойся. Я не болен.
— Твой брат настаивал, чтобы ты остался у него подольше. Почему ты его не послушался?
В ответ Игорь передёрнулся и промолчал.
— Неужели твой старший брат так неприятен тебе? — удивился зеркалица.
— С чего ты взял? — торопливо возразил Игорь. — Пласси — хороший. Пусть он чаще прилетает в отцовский замок, я всегда рад ему. Но мне тяжело бывать у него в гостях. Он так жалобно смотрит на меня…
— Он смотрит обыкновенно. У шухоров глаза навыкате, вот и кажется, что они всё время чем-то обижены, — возразил зеркалица.
— Может быть, но с Пласси я постоянно чувствую свою вину. На словах он спокойно и ласково утешает меня, а в его глазах — такой горький укор… И могила Лэри на замковом дворе. К какому окну ни подойдёшь — каждый раз её видишь… Пласси чуть ли не храм выстроил. Я понимаю, конечно, что это всё в память о Лэри, но мне кажется, что это сделано и мне в упрёк тоже. Одним словом, дольше оставаться у Пласси я просто не мог. И так загостился не в меру…
— Если ты подозреваешь шухора-наследника в тайной неприязни к тебе, может быть, стоит поискать Знак Вечности именно у него? — предположил зеркалица.
— Нет-нет! Пласси не стал бы меня обманывать. Он слишком любил отца и Лэри, и так привязан к Беспределью, что никогда не пошёл бы на подобное предательство. Ведь всякому ясно, куда здесь всё катится…
— Да, — согласно кивнул зеркалица. — В этом ты прав, мой вершитель. Хана Беспределью…
Игорь повёл плечами и ещё плотнее закутался в одеяло. На лбу его выступили вдруг крупные капли пота, несколько дней немытые волосы повлажнели и повисли безжизненной паклей. Игорь вытер лоб ладонью и с болью проговорил:
— Оно переполняет меня, понимаешь? Я пытаюсь дать этому выход, но видимо без Знака Вечности это не сделать. Эта земля столько дарит мне… Такие дивные, немыслимые возможности, а я ничем не могу ей помочь.
— Вернись к людям, мой вершитель. Всех их на уши поставишь… Заживёшь сказочно.
Игорь мрачно взглянул в глаза зеркалице:
— Ну зачем ты дураком прикидываешься? Это как же я сказочно заживу? Стать, как Лэри, неуловимым серийным убийцей? Такая сказка мне ни к чему. Да и как я сейчас оставлю Беспределье? Оно просит у меня помощи. А я теперь вроде бы так много умею, но совсем ничего не могу поделать. И внутри жжёт огонь, жар копится, и мне не освободиться… Я чувствую, что больше не выдерживаю…
Зеркалица удручённо вздохнул, выпрямился, походя поправив одеяло, сползшее с лежанки на пол:
— Ты, должно быть, голоден, мой вершитель?
— Совершенно не голоден. Нет аппетита.
— Ох, мученье мне с тобой. Хотя бы горяченького выпей.
Зеркалица вынул из своего рюкзака большой термос, снял крышку, вынул пробку и налил в крышку густого багрового морса. Игорь потянулся к напитку, осторожно поднёс к губам, стал прихлёбывать, и с лица его не сходило мучительное напряжение.
— И всё же давно мы дома не были, как считаешь, мой вершитель? — издалека начал зеркалица.
— Ты о чём? — нахмурился Игорь.
— Дома, говорю, давно не были. В квартире, наверное, пылищи до потолка.
— В твоей квартире? — злобно перебил его вершитель.
— В твоей, господин.
— Ну а раз в моей, так и пыль — не твоя забота.
— Не серчай, мой вершитель, — зеркалица поймал рассеянный взгляд Игоря и улыбнулся. — Я только подумал, что если надолго из Беспределья уходить не хочешь, то можно на несколько дней вернуться домой. Я думаю, там тебе хоть немного полегчает.
— Мой дом здесь.
— Хорошо, господин, — тоскливо согласился зеркалица. — Твой дом здесь.
— Мой дом в опасности, а я бессилен, — обронил Игорь, отставляя в сторону пустую крышку от термоса.
— Здесь нет твоей вины, — отозвался зеркалица. — Нам, детям этой вольной земли, нам всем нелегко…
— Заткнись, идиот! — выкрикнул Игорь и резко согнулся, обхватив голову руками. — Что ты понимаешь?!
— Зря ты кричишь на меня, мой вершитель, — зеркалица хотел смолчать, но слёзы неожиданно защипали горло. Незаслуженная обида рвалась наружу.
Игорь разомкнул руки и взглянул на своего верного спутника со злобной брезгливостью:
— Я приказал тебе заткнуться, тварь! Ты действуешь мне на нервы!
Зеркалица молча встал и вышел наружу, тихонько прикрыв дверь. Здесь он прислонился к бревенчатой стене и дал волю слезам. Ветер сушил слёзы, стекающие по щекам и тут же вышибал из глаз новые. Конечно, взрослому мужчине не к лицу плакать даже наедине с собой, но зеркалице от роду было чуть более двух лет, поэтому он решил простить себе это неудержимое желание пустить слезу.
Никакие оскорбления, окрики и самые вздорные попрёки не смогли бы заставить его покинуть своего господина. Он любил вершителя. Он не был для Игоря ни братом, ни другом-приятелем, и больше не изображал из себя ни того, ни другого. Не был он и слугой в обычном смысле, потому что никто не обязывал и не принуждал зеркалицу следовать за молодым вершителем, предвосхищать каждое его желание, следить за тем, чтобы Игорь вовремя и вкусно ел, спал в тепле и безопасности, бодро шутить, когда вершитель впадал в депрессию, и давать время от времени дельные советы, которых Игорь почти не слушал.
Спустя два года после посвящения вряд ли Игоря смог бы узнать кто-нибудь из его старых знакомых. И дело было не только в том, что высокий симпатичный подросток превратился за эти годы в статного широкоплечего юношу.
Горькое горе одиночества вывернуло молодого вершителя наизнанку. С ним порой бывало опасно просто находиться рядом.
Очень хотелось зеркалице оправдать своего вершителя. Он искал эти оправдания всюду, и даже не найдя их, не отчаивался. И волей-неволей приходилось винить во всех переменах, произошедших с Игорем, тёмный гранёный камень, вправленный в деревянную рукоятку ножа. Игорь и раньше, и сейчас был самим собой, а изменился лишь потому, что стал частью этого мира.
Зеркалица утёр слезы рукавом просторной шерстяной рубахи и заставил себя успокоиться. Он был верной тварью вершителя и должен был вернуться к своему господину.
Игорь сидел, скомкав на коленях одеяло, и едва зеркалица прикрыл за собой дверь, проговорил:
— Иди сюда, разговор есть.
Зеркалица подошёл и присел на пол у ног своего господина, как давно привык это делать. Когда-то поначалу Игорь возмущался этой привычке, протестовал, силой усаживал свою преданную тварь рядом с собой, но постепенно вершитель перестал это делать, воспринимая все, как должное.
— Я обидел тебя понапрасну, — сказал Игорь и опустил руку на плечо присевшего рядом зеркалицы. — Если я тебе вконец надоел, уходи на все четыре стороны, я не стану тебя держать. Ты ничем мне не обязан.
— Да пребудет с тобой Вечность, господин… — вздохнул зеркалица. — Ты стал тем, кем был рождён, что ж тут обижаться? Прыжки сквозь зеркало даром не проходят. Это как заново родиться. Я появился на свет и почувствовал, что хочу тебе служить. Ты принял посвящение и захотел повелевать… Пусть так и будет!
Игорь покачал головой и грустно улыбнулся:
— Я и вправду как-то позабыл о твоих хрустальных горах. Ты уж прости меня…
При упоминании о своей прекрасной родине, погибшей под пятой неумолимого распада, пожирающего вольное Беспределье, зеркалица снова почувствовал, как глаза наполняются слезами и в смятении отвернулся.
— Ну-ну, держись, не падай духом, — Игорь ухватил зеркалицу за шею, притянул к себе. — Не мог я спасти хрустальные горы… Все рушится, а у меня по-прежнему руки связаны…
— Давай к людям выберемся, мой вершитель… Вот увидишь, как тебе сразу же полегче станет.