Мне вдруг подумалось, что падение в абсолютной темноте в неизвестность, далеко не самое страшное в этой жизни.
Испуганно я опустил глаза и наткнулся на взгляд командирши, от чего у меня снова случился кризис взросления. Мелькнула мысль, что если так и дальше пойдет, то, пожалуй, придется поверить в разумность всех когда-либо слышанных романтических историй. Испугавшись еще больше, я быстренько перевел свое внимание на толпу.
В этот момент одна из кинокамер решила подлететь поближе. Эдакий вертолетик, весь корпус которого, кажется, состоит из одного объектива. Возможно, в другое время меня бы очень заинтересовала такая штучка. Вот только мгновенно возникшая в голове картинка, как миллионы зрителей, задыхаясь от смеха, глядят на мою обалдевшую физиономию, убила все любопытство на корню. Страх внезапно сменился гневом. Взбурлившая ярость застучала в висках, И под этим стуком магия командирши поблекла, сделав из нее главную виновницу происходящего. Сдернув с девчонки "корону", я резко, на манер летающей тарелки, запустил ее в сторону толпы, очень удачно (но совершенно случайно) сбив обнаглевшую камеру.
В глазах командирши, мелькнула обида, а может даже отчаянье, блеснули слезинки, но она, сжав губы, не шелохнулась. И тут я узнал о себе очень важную вещь: я не могу обидеть кого-то просто так. Могу разыграть, подшутить, рассердить, но вот обидеть, просто так, без причины нет, не могу. И цвет глаз девчонки здесь был абсолютно ни при чем. Просто я сам себе становлюсь противен. Причем до такой степени, что сам с собой не хочу иметь дела. Естественно, требовалось срочно исправить разлад в душе. Провести мостик между реальностью и внутренним спокойствием. Извиниться, как-то. Только как? У меня ж в запасе ни слова на их языке нет. Ведь здесь жестами не обойдешься – мало ли как они их растолкуют… Хотя если не извиняться, а подарить что-то взамен украденного…
Мысленно попросив у Леты прощения, я снял с себя деревце и надел командирше. Ее глаза вспыхнули так, что стало понятно, конфликт исчерпан. В моей душе наступил мир и согласие. Теперь можно было и подшутить. Взяв у амазонки из рук пучок стрел, я, повинуясь вдохновению, выудил из ее колчана еще шесть дополнительных, после чего стал обходить всех воительниц. Каждую я на манер посвящения в рыцари, легонько стукал по плечу сборным пучком стрел и отдавал одну командирскую. В заключении саму командующую стукнул по голове и вручил оставшийся пук целиком. Пусть теперь гадают, что это значит и придумывают объяснения, моим выкрутасам. Для себя же я решил с помощью молчанки поменьше светить нездешностью, доверившись мудрости, что за умного сойду.
Толпа народа разразилась громкими криками. Мое шоу их явно не оставило зрителей равнодушными. Оставалось только надеяться, что основная их реакция была положительной. Во всяком случае, амазонки не набросились на меня с колюще-режущими предметами. Довольный собой, я галантно подал руку командирше. На ее лице промелькнул непонятный букет эмоций, но в итоге она улыбнулась и руку приняла. Только я не ожидал, что она, встав на ноги, не отпустит мою ладонь… И что она выше меня почти на полголовы тоже не ожидал. Тем временем девчонка отдала команду. Ее воины, встав на ноги, окружили нас. Прозвучала еще одна команда, и мы пошли к толпе…
*В гостях у «диких амазонок».*
Сто метров расстояние небольшое. Но вот когда проходишь его в мокрой одежде, хлюпающих кроссовках в компании воинственно одетых симпатичных (ну точно не уродин) девиц на виду огромной толпы, сто метров длятся километрами. Во всяком случае, ощущения один к одному.
Ожидающая нас народная масса бурлила, но за линию людей в темно-коричневой форме не выплескивалась. Налицо была и законопослушность, и авторитет властей. А еще очень радовало, что в музее, мы имели дело с другими мундирами. У меня сразу уверенности прибавилось, и шаг стал тверже. Однако вплотную к толпе подходить не потребовалось, поскольку отделившаяся от нее небольшая группа и в сопровождении парочки охранников и четырех летающих камер, двинулась нам на встречу. Последние, надо признать, оптимизма у меня не вызывали. Причем не у меня одного, идущие к нам члены комитета по встрече тоже косились на них не шибко приветливо. С другой стороны, у этих семи мужиков, разной степени бородатости и нахмуренности, настроение, скорей всего, изначально радостью не лучилось. Они словно соревновались, кто мрачней физиономию скорчит. В мою же сторону бросались такие взгляды, что будь я гвоздь, то они бы вбили меня по самую шляпку. А может даже глубже. Поэтому нет ничего удивительного в моем желании, избежать общения с бородачами, не было. К счастью, этого и не потребовалось: командирша, отпустив мою руку, сама вышла вперед. Оно, конечно, может ей так по должности положено, но то, как она держалась, не могло не восхищать. Особенно девчонка себя показала, когда мужики лаяться друг с другом начали. Сопровождавшие их полицейские сразу скуксились и попытались слегка отползти в сторону. Амазонка же их буквально двумя-тремя словами укротила. В момент растерянно потупились. А ведь они ей явно в отцы годились, если не в деды. У мяня аж гордость за нее в груди расцвела. Думаю, никто из моих одноклассниц так не сумел бы. Впрочем, это могли быть просто "издержки" воспитания…
Мало-помалу обсуждение бородачей сдвинулось с мертвой точки. Причем им видимо действительно удалось до чего-то договориться, так как амазонка, внимательно выслушав всех желающих, вернулась ко мне и о чем-то закурлыкала. Естественно, чуда не случилось, и все сказанное ей казались бессмысленным набором звуков. Поэтому ничего не оставалось делать, кроме как вежливо улыбаться в ответ и отрицательно мотать головой. Ничего от меня не добившись, девчонка толкнула перед отрядом короткую речь, после чего утопала вместе с мужиками
Оставшись под охраной шести амазонок, я решил с ними установить зрительный контакт. В душу так, само собой, не заглянешь, однако какое-то, пусть даже поверхностное, впечатление получить о человеке можно. Но не тут-то было! Девицы, не встречаясь со мной глазами, тщательно демонстрировали "тупое личико статуэтки", эдакий женский вариант "морда кирпичом". Никаких разговоров, жестов, перемигиваний. Только глазами по сторонам шныряют – следят за окружающим нас пространством. Видимо, мелкая амазонка держала своих воительниц в большой строгости, наведя в отряде железные порядки. Хотя не исключено, что они себя так вели из-за летающих вокруг камер. В любом случае, ничего не оставалось делать, как молча ожидать возвращения командирши.
Минут через десять, когда я окончательно пришел к выводу, что местное яркое солнышко явно халтурит и не греет, девчонка вернулась. Причем не просто так, а с курткой, абсолютно сухой курткой, которую она принесла для меня. Правда она оказалась девчоночьего белого цвета, но это было такой мелочью, что у меня даже намека на отторжение не родилось.
Без стеснения сбросив мокрую рубашку, я нырнул в сухое, и только тогда по-настоящему понял, как же мне было холодно. Сразу захотелось снять с себя оставшиеся мокрые тряпки. Наверное, стоило подумать о какой-нибудь сверхпонятной пантомиме, чтоб попросить у аборигенов сменную одежду, но дельная мысль оказалась перечеркнута другой потребностью: мне захотелось в туалет. Причем сразу и зверски. Я оглядел свое девичье окружение и понял, что язык жестов имеет просто огромные ограничения. В темноте в лодке, с этим вопросом было куда легче.
Тем временем, в толпе усилиями полиции образовался довольно широкий проход. Командирша приглашающе взмахнула рукой, и мне ничего не оставалось делать, кроме как проследовать по нему к неизвестной цели.
Наш поход занял минут пятнадцать и окончился у отдельностоящего маленького жилого вагончика. Впрочем, судя по паутинам на окошке и двери, понятие “жилой” не стоило понимать буквально. Амазонки, видимо получив приказ, быстро окружили его. Командирша же, отодвинув дверь, вошла внутрь, и спустя вечность, мне жестами предложили проследовать за ней.
Первым, на чем сфокусировались мои глаза, был унитаз… Ну, или что-то очень сильно похожее на него. Вот только стоял он просто так, без каких-либо занавесок-загородок, наводя на мысль, что весь домик отведен под туалет. С другой стороны наличие кровати, кресла и стола с закусками несколько противоречило такому логичному предположению. Да и присутствие командирши, на мой взгляд, выглядело несколько неуместным.
Девчонка же тем временем, не обращая на меня никакого внимания, развила довольно бурную деятельность. Для начала понюхав несколько предметов со стола, она собрала все и засунула в "унитаз," или, наверно, правильней назвать его утилизатор. Туда же были вылиты все жидкости из бутылочек. (Звук льющейся воды стал для моего мочевого пузыря довольно суровым испытанием). Потом обнюхиванию подверглась вода из крана…
Тут мои мечты об уединении споткнулись, и на короткое время отошли на второй план, поскольку уж очень непривычно выглядела раковина, совмещенная с унитазным бочком. Выглядит весьма утилитарно, но места однозначно много экономит. Впрочем, долго глазеть на местное чудо сантехники не получилось, так как меня отвлекли курлыканья командирши. Знания языка у меня не прибавилось, но в свете ее выкидываний и обнюхиваний можно было предположить, что выступление назвалось "Ничего ни ешь, ни пей, пока не проверю". Закончилось речь выниманием из шкафа болезненно-белой одежды и ее раскладыванием на кровати. Осмотрев все очень придирчиво, амазонка приступила к моему раздеванию. Ну, как приступила – вцепилась в рукав куртки и давай стягивать. Мне такое совсем не понравилось, и я стал тянуть обратно. Ослабив хватку, девчонка так на меня взглянула, что для меня выражение "утонуть в ее глазах" перестало быть абстрактной метафорой…
Ну, просто беда с этим взрослением! Один взгляд и тупеешь в момент, сдаваясь без всякого сопротивления! К счастью, в этот момент что-то прокричали из-за двери, и не воспользовавшаяся своим преимуществом командирша, чирикнув, возможно, извинения, выскочила из вагончика.