— Пахнет, как женщина, — сказал он.
Я похлопал его по плечу:
— Давай назад.
Он перелез назад, словно обезьяна, и положил подбородок на подголовник кресла, глядя на приборную доску. Я сел в машину.
— Неужели она действительно разгоняется до двухсот сорока миль? — спросил он, указывая на спидометр.
— Не знаю, никогда не пробовал.
Юристочка залезла в машину.
— Никак не могу понять, какого черта я здесь с вами делаю?
Я ухмыльнулся.
— Ты ведь скучала.
— На сегодняшний вечер у меня было назначено свидание, — сказала она с вызовом.
Я указал ей на телефон.
— Позвони и отмени его.
— Ну, старина, у тебя все в машине есть! — восхитился Сэмюэль. — А где туалет?
— Поехали, — сказал я. Телефон зазвонил. Я снял трубку. — Ладно, Диана, ты с каждым разом становишься все богаче.
— Мистер Гонт, вам тут куча звонков, — сообщила она. — Мистер Джонстон и мистер Даймонд звонили из Вегаса, они хотят встретиться с вами. Мистер Бенджамин звонил из отеля «Беверли-Хиллз» и хочет, чтобы вы ему перезвонили. Мистер Синклер позвонил и просил передать, что он будет в отеле «Бель-Эйр». Просил, чтобы вы направились туда прямо из аэропорта.
— Что-нибудь еще?
— Пока все, мистер Гонт, — сказала она своим милым голоском.
Она повесила трубку, и я повернул ключ зажигания, Мотор тихо заурчал, я выехал со стоянки. Был час пик, и шоссе было забито машинами.
— Только прислушайся к двигателю, — сказал юноша, сидя на заднем сиденье. — Я его просто яйцами чувствую.
— Никогда не пойму, что мужчинам нравится в машинах, — сказала Юристочка.
Я видел выражение лица Малыша в зеркале заднего вида и понимал, что она права: это был мужской мир. На первом повороте я свернул с автострады, решил, что будет лучше поехать в объезд.
Джейн сняла телефонную трубку.
— Как работает эта штука?
— Нажми вот эту кнопку, — показал я. — Когда тебе ответит телефонистка, назови ей номер, который написан на трубке, и номер, по которому ты хочешь позвонить.
Она нажала на кнопку и через полминуты уже разговаривала с молодым человеком из Сан-Франциско, с которым у нее было назначено свидание. Голос у нее был тошнотворно сладкий, как мед.
— Действительно сожалею, Дэвид, но все произошло в последнюю минуту, раньше я никак не могла тебе позвонить. — Она замолчала, слушая ответ. А когда заговорила снова, в ее голосе послышались ледяные нотки: — Ты забываешь одно, Дэвид, я адвокат. А главное, за что отвечает адвокат, — это его клиент.
Она шмякнула трубку на рычаг.
Я улыбнулся ей.
— Значит, вот кто я для тебя — клиент.
— Да заткнись! — рявкнула она. — Дай мне сигарету.
— В отделении для перчаток, — сказал я.
Она открыла его и взяла оттуда сигарету. Закурив, она глубоко затянулась, и на ее лице появилось удивленное выражение.
— Странный вкус.
Я повел носом.
— Так это же травка, — сказал я. — Обычные сигареты — справа, а ментоловые в середине.
Она хотела выкинуть сигарету в окно, но Малыш перехватил ее руку.
— Опасная зона, — сказал он, забирая у нее сигарету. — Ты хочешь, чтоб тебя оштрафовали?
— О чем это ты? — спросила она недовольно.
— Гляди, — он указал большим пальцем назад. Я глянул в зеркало заднего вида. На хвосте висел полицейский автомобиль. Сэмюэль засунул сигарету в рот. — Травка хорошая.
Я посмотрел на Юристочку. Она внезапно побледнела, я похлопал ее по плечу.
— Расслабься, Джейн. Возьми обычную сигарету.
Она со злостью посмотрела на меня.
— Вы оба сумасшедшие, — сказала она.
Я вытащил сигарету, зажег ее, затем протянул Джейн. Она глубоко затянулась, на лице проступил румянец.
— Меня могли лишить лицензии юриста, если бы поймали на этом.
Я остановился на красный свет, и полицейская машина встала радом с нами.
— Хорошая машинка, — сказал молодой патрульный.
— Спасибо, — сказал я. — Может, посоревнуемся, кто кого?
Он улыбнулся в ответ.
— Не могу, я на службе.
Зажегся зеленый свет, и я дал ему возможность опередить меня. Он доехал до перекрестка и повернул.
— Эй, Малыш! — велел я. — Туши сигарету.
Он хотел было возразить, но увидел в зеркале выражение моих глаз, молча затушил сигарету и положил ее в карман.
Я повернул в сторону Колдуотера, и мы стали подниматься в гору. Движение было уже не очень интенсивным, и я прибавил газу. Машина огибала повороты, как балерина.
— Ух ты! Это еще лучше, чем летать! — воскликнул Сэмюэль.
Я посмотрел в зеркало. Он чувствовал себя прекрасно: марихуана вскружила ему голову.
— Куда мы едем? — спросил он.
— Я заброшу тебя к себе, а затем мы с Джейн встретимся с ее боссом.
Чтобы лучше описать отель «Бель-Эйр», надо сказать, что все сливки Голливуда собирались там. Это был довольно консервативный мир.
Спенсер ждал меня в своем номере. Он никогда не останавливался в отдельном бунгало, ему необходим был под рукой полный комфорт, чтобы не ожидать, пока официанты будут семенить полмили, держа в руках поднос с его завтраком. Когда мы вошли, он встал.
Годы пощадили его, он хорошо выглядел. Я пожал ему руку, и его пожатие было крепким, как всегда.
— Вот это сюрприз, — сказал я.
— Рад тебя видеть. — И он действительно был рад.
Я представил ему Юристочку.
— Она работает у тебя, — сказал я. — Юридический отдел филиала «Синклер Бродкастинг» в Сан-Франциско.
Он был само обаяние.
— Неудивительно, что запад называют более прогрессивным, — у нас на востоке адвокаты не выглядят столь прекрасно, как вы.
— Спасибо, мистер Синклер.
— Я бы не стал вызывать тебя так срочно, но нам надо обсудить одно очень важное дело. — Он посмотрел на Джейн.
Она встала.
— Если вы, джентльмены, хотите обсудить дела, почему бы мне не спуститься в бар?
— Если вы не против, — сказал он. — Я был бы очень признателен.
Мы подождали, пока за ней закрылась дверь. Он повернулся ко мне.
— Выглядит неплохо. И хороший юрист?
— Думаю, да, — ответил я. — По крайней мере все ею довольны.
— Как насчет выпить? — спросил он.
Я кивнул и последовал за ним к маленькому бару в углу комнаты. Налил два виски с содовой.
— Мне не такой крепкий, — попросил он.
Я добавил воды в его стакан и протянул ему.
— Ну как?
— Отлично.
Мы сели на диван. Несколько секунд Синклер молчал, пока мы пили виски.
— Ты не удивляешься, почему я тебя вдруг позвал? — спросил он.
Я покачал головой.
— Мне шестьдесят пять, — сказал он. — Совет директоров хочет, чтобы я остался еще на пять лет, они хотят изменить правила ухода на пенсию.
— Они хитрые парни, — усмехнулся я.
— Но мне этого не хочется, — заявил Синклер.
Я отпил виски.
— Вот уже три года, как ты ушел, — сказал он. — Жизнь легче не стала, и мне уже трудно со всем управиться. — Он поставил бокал на стол и посмотрел на меня. — Если не считать фонда и акций, которые у меня есть, ты — самый крупный держатель акций нашей компании.
Я знал, что он имеет в виду. Пятнадцать процентов, которые принадлежали Барбаре, а также те, что она получила от своей матери.
— Со мной никаких проблем не будет, — сказал я. — Я отдам тебе право голоса, которое имею, и могу продать свои акции любому, кого ты укажешь.
Немного помолчав, он снова заговорил:
— Мне нужно не это.
— А что?
— Я хочу, чтобы ты вернулся, — сказал Синклер.
Я пока не понимал, куда он клонит, поднялся, подошел к бару и налил себе еще виски. Отпив немного, я вернулся к дивану.
— У меня — тридцать процентов, у фонда — двадцать пять, с твоими акциями это семьдесят процентов, — перечислил он и, вздохнув, признался: — И нет никого, кому я мог бы все это доверить.
— У тебя полно хороших работников, — сказал я.
— Они хорошие работники, но они совсем не то, что ты. Это люди, которые работают на своих местах. Если другая телесеть предложит им завтра зарплату выше, чем у меня, они уйдут. Они не люди Синклера.
— Ты — единственный Синклер, — сказал я.
— Нет, — возразил он. — Ты тоже Синклер. Это не только имя. Это отношение, сущность. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Я понимал. Он говорил об образе жизни. Человек Синклера не просто занимался бизнесом ради бизнеса или даже ради денег, он строил памятники. Мосты в будущее, которые переживут его. Только он не понимал, что это был памятник ему. А вовсе не мне.
Я так долго молчал, что он снова заговорил:
— Я никогда не хотел, чтобы ты уходил. Ты ведь знаешь это.
Я кивнул.
— Это лучшее, что я мог сделать. Для всех нас.
— Я тогда был с тобой не согласен. Не согласен и сейчас, — сказал он. — У других были ошибки покрупнее, и то они не обращали внимания.
— Но это были они, а не я.
— Опять ты и твое чувство совершенного. — Синклер поморщился. — Неужели ты не можешь до сих пор понять, что в мире нет ничего совершенного?
— Дело не в этом.
— А в чем же? — спросил он. — Ты сделал то, что вознамерился сделать. Ты спас дело своего глупого друга, а ему было наплевать, что случится с тобой. Его интересовало только, сможешь ли ты заплатить ему деньги. С чего же тебе чувствовать вину? Зачем тебе казнить себя? В конце концов, это никому не принесло вреда — ни твоему другу, ни нам. Только тебе.
— Дело и не в этом, — повторил я.
— Так в чем же? Ты должен мне сказать.
— Я просто вымотался…
— Не понимаю.
Я отпил немного виски.
— Здесь нет ничего сложного. Я вел все эти войны снова и снова, и всегда одни и те же. Война за рейтинг, война за привлечение новых талантов, война за бизнес. Сколько войн надо выиграть, чтобы доказать, что ты чего-нибудь стоишь? Может, я выиграл слишком много войн. Может, подошло время, и я проиграл одну, просто для того, чтобы ощутить новизну поражения. В конце концов, это было нечто другое.