“Может быть и так, но знают ли они это?” — она ответила резко. Шон начал было отвечать, но потом воздержался покачав головой. Стомалд вежливо вступил в разговор.
“Я понимаю ваше беспокойство, Миледи, но я тот человек, которого они ненавидят больше всего в мире,” отметил он. “Если и существует хоть один человек, которого бы они хотели видеть за пределами стен Храма, то этот человек я.” Он тоже покачал головой. “Нет, Миледи. Господин Шон и Господин Тамман наши военачальники. Если они предпочитают — говоря на их языке — вести переговоры на чисто военном уровне, не касаясь каких-либо доктринальных вопросов, тогда мое исключение имеет смысл.”
“Отец Стомалд прав, Миледи,” — присоединился Тиболд. “И предложенные ими клятвы доброй воли именем Бога и собственных душ, не являются чем-то таким незначительным, что любой священник может с легкостью преступить.”
Сэнди вскинула голову в недовольстве и продолжила быстро расхаживать по палатке ещё несколько минут. Потом она погрузилась в другое походное кресло и стала устало тереть виски.
“Мне это не нравится,” — она повторила ещё раз. “Вроде бы всё выглядит хорошо и есть логический, или, по крайней мере, правдоподобный, ответ на каждое моё возражение, но они слишком быстро начали вести себя разумно, Шон. Я уверена, что они что-то готовят.”
“Может быть и так,” — он ответил мягко, “но я не вижу никакого другого способа узнать что именно они задумали. Мы убиваем людей, Сэнди — тысячи и тысячи. Если есть надежда остановить сражения, то я считаю, что нам стоит попытаться. Мы обязаны это сделать ради этих людей.”
Она замерла на мгновение, а потом её плечи опустились.
“Я думаю, ты прав,” — сказала она низким усталым голосом.
“Они согласны, Ваше Святейшество,” — сказал Лорд Маршал Сурак.
Он выглядел не очень довольным, но Вроксан был их Богоизбранный пастух. Это было его важнейшей обязанностью победить силы ада и сохранить силу Божьей Церкви, и ничто из сделанного им в такой ситуации не может быть “неправильным,” независимо от того, что думал Сурак. Он стоял у окна палаты совещаний, наблюдая далеких, ярко переливающихся талмаков, лениво дрейфующих выше стен проклятых Старых Руин, и помолился за всех Божьих мучеников, затем повернулся обратно к командиру Гвардейцев.
“Очень хорошо, Лорд Маршал. Я должен подготовить наш официальный ответ на их согласие, в то время как вы уладите детали.”
“Как прикажете, Ваше Святейшество,” — сказал Сурак, склонившись к подолу мантии верховного священника для поцелуя перед тем как удалиться.
Город, называемый Пардалианцами Храмом являлся впечатляющим зрелищем, когда армия Ангелов остановилась на расстоянии пушечного выстрела от его стен. Разбитые башни разрушенного Имперского города возвышались позади него, самые маленькие из этих древних руин по-прежнему были в три раза выше его стен, и лишь одно строение доминировало в его центре. Большая часть Храма была построена из природного камня, изысканно обтесанного и украшенного мозаикой, фресками, возвеличивая славу Бога (и Его Церкви), но, Святилище представляло из себя белый, массивный бункер, сверкающий керамобетоном и не тронутый всякими украшениями. Он конфликтовал со шпилями и минаретами над ним, хотя в этом была странная гармония, как будто остальной город был сознательно спланирован и построен, чтобы очень контрастно дополнить Святилище.
Шон стоял на небольшом холме, в то время как штабная палатка высилась позади него, а облака пыли, плыли по воздуху в безоблачном голубом небе, когда армия разбивала свой лагерь. Объявлено перемирие или нет, он и Тиболд не хотели рисковать, и каждая бригада держала один полк во всеоружии, а две другие работали своими мотыгами и лопатами. К тому времени когда наступит ночь, вся армия будет прикрыта земляными укрытиями, которыми мог бы гордиться Римский генерал, и это при том, что их численность была на пятьдесят процентов меньше, чем гарнизон Гвардейцев. Что бы не произошло, он был уверен, что никакое внезапное нападение не опрокинет его людей.
Он нахмурился и потянул себя за нос ощущая как знакомый ментальный зуд снова появился у него в голове. Он не был готов признать, что частично разделял опасения Сэнди. Если бы он ей это сказал, она была более чем способна в одиночку развернуть всю эту чертову армию и отправить её маршем назад на север, так что у него не было намерения выдохнуть едва ли слово об этом, но это было одной из причин почему он разрешил армии окопаться. Его войска также, как и он, надеялись, что боевые действия могут быть окончены, но в то же время, они были насторожены и бдительны, а это тоже было очень хорошо.
Он вздохнул. Они не могли послать развед модули внутрь Храма, и орбитальные сенсорные массивы Брашана были ограничены только оптическим наблюдением, иначе активные сенсоры могут активировать автоматическую защиту, но эти массивы подтверждали полное отсутствие передислокации сил противника в данную зону, как и было обещано Первосвященником Вроксаном. Гвардейцы внутри стен занимались рутинными обязанностями и муштрой. Наблюдались некоторые признаки повышенной готовности, но это было неизбежно из-за того, что страшные демоно-поклонники расположились лагерем недалеко от Северных Ворот Храма.
Нет, он сказал себе, всё что они могли наблюдать выглядело идеально. Переговоры могут и не достигнуть результата, но, казалось, Храм был готов вести переговоры в духе доброй воли, и это было бесценной возможностью.
Он отвернулся от стен. Заложники должны прибыть завтра рано утром и он хотел еще раз заранее переговорить с Тиболдом. Последнее, чего им бы хотелось, так это если какой-то забияка с их стороны сорвет переговоры оскорбив одно из заложников!
Первосвященник Вроксан стоял на крепостной стене и смотрел на костры еретиков блистающие в ночи. Он знал, что демоно-поклонники были менее многочисленны, чем могло бы показаться из-за плеяды костров, но в его сердце была тяжесть из-за мысли о том, что этим богохульникам было позволено приблизиться к собственному городу Бога. А также, признавшись себе, зная какой ценой обойдется его план полного уничтожения еретиков.
Он повернулся на шум шагов по камням стены. Епископ Корадо остановился рядом с ним, глядя поверх лагеря врагов, пока ночной бриз трепал бахрому его седых волос и выражение его лица было намного спокойней, чем чувства Вроксана.
“Корадо — ” начал он, но старик спокойно покачал головой.
“Нет, Ваше Святейшество. Если это Божья воля, чтобы я умер в служении Ему — так я прожил длинную жизнь и риска не избежать. Мы оба знаем это, Ваше Святейшество.”
Вроксан опустил руку на плечо епископа и слегка сжал его, не в состоянии найти слова, чтобы описать свои эмоции идущие от сердца. Корадо сам выступил с предложением, но это все равно не облегчило принятия решения, и он был пристыжен храбростью старика. Корадо улыбнулся ему и легко похлопал по руке на своем плече.
“Мы вместе прошли длинный путь, вы и я, Ваше Святейшество,” сказал он. “Я знаю, вы думали, что я бушующий старый мешок с дерьмом и вздором — ” Вроксан хотел было его прервать, но Корадо покачал головой. “Да, ладно, Ваше Святейшество! Конечно же вы так думали — так же как думал и я о старом епископе Китмаре, когда я был в вашем возрасте. И, по правде сказать, я полагаю, что во многом я и есть старый мешок дерьма и вздора. Мы, как правило, становимся такими с возрастом, я думаю. Все-таки,” он оглянулся назад туда, к лесу костров, “иногда старые хрены, вроде меня, могут увидеть более ясно гораздо раньше, чем вы с вашим жизненным опытом, и это кое-что я хочу сказать вам до того … что ж — ” он пожал плечами.
“Что?” — Хрипота собственного голоса удивила Вроксана, и Корадо вздохнул.
“Только вот что, Ваше Святейшество, возможно, не все высказывания демоно-поклонников стоит игнорировать.”
“Что?” Вроксан шокировано уставился на старика, самого яростного защитника Веры из всех них после Старшего Инквизитора Сурмала.
“Ох, только не этот бред про ‘ангелов’! Но именно то, что сделало возможным, что они зашли так далеко, имеет здравое зерно на фоне их лжи. Мы знаем, что мы служим Богу, Его Голос рассказал бы нам, если бы это было иначе, но Матерь Церковь слишком сильно отдалилась от своей паствы, Ваше Святейшество. Стомалд отвратительный, еретик и предатель, но его ложь никогда бы не прижилась в умах жителей Пардала, если бы они по настоящему видели в нас своих пастухов. Я знаю, Малагор всегда был своенравным, но разве вы не слышали как еретики в открытую обвиняют Храм? Его богатство? Его светскую власть и высокомерие епископов Матери Церкви?”
Старик искренне воззрился на своего первосвященника и протянул обе руки, чтобы возложить их на плечи Вроксана.
“Ваше Святейшество, эта работа епископов, которые видят свою паству лишь два раза в год, храмы отделанные золотом, отнятым у верующих, князей, которые правят по молчаливому согласию Матери Церкви — все это должно меняться, или то, с чем мы сталкиваемся сегодня, не закончится и завтра. Матерь Церковь должна вновь вернуть к себе любовь и преданность своей паствы, или, со временем, будут возникать другие еретики, и мы потеряем не просто повиновение нашего народа но и их души. Я стар, Ваше Святейшество. Даже не принимая во внимание предстоящий мне завтра риск, проблемы, которые я описал, не нагрянули бы раньше чем меня похоронят, когда настанет мой час, но я скажу вам, что мы стали коррумпированы. Мы вкусили власть князей, а не только священников, и эта сила будет уничтожить все, на чем стоит Матерь Церковь, если мы ей это позволим. В моем сердце, я пришел к убеждению, что Богу было угодно, что бы демоно-поклонники подошли так близко к успеху. Чтобы предупредить нас, что мы — что вы — должны сделать изменения, чтобы увидеть, что это никогда не произойдет снова.”
Вроксан смотрел на простодушного старика, пытаясь понять железный привкус искренности Корадо, и его сердце взяло над ним вверх. Чистота его веры была невероятной, но хотя слезы и начали жечь глаза Вроксана, он знал, что Корадо был не прав. Авторитет Матери Церкви был такой же, как и авторитет Бога, доставшийся после столетий борьбы. Возвращение к старым временам, когда холодная сталь силы еще не опиралась на указы, опять привело бы к безумным Раскольническим Войнам, появлению лжи и ереси, что породило бы разрастание новой армии за стенами Храма. Нет, служение Богу было слишком важно, чтобы доверить его бесхитростным священникам, о чем так тосковало усталое, старое сердце Корадо, но Вроксан никогда не мог сказать ему это. Никогда не мог объяснить, почему тот был не прав, почему его прекрасная мечта может быть не более чем просто сон, и только. Не тогда, когда Корадо так охотно принял свою судьбу, чтобы сохранить Матерь Церковь и свят