Оба Разумовских разом вскочили с дивана и… очутились в потайном коридоре куда быстрее, чем предполагал Алехан. Оказывается, в стене музыкального солона был не только глазок, но и дверца, аналогичная той, что вывела Орлова из гостиной.
На него накинулись сразу двое здоровенных мужиков и, хотя Алехан был не дурак подраться, живо выволокли в комнату. А тут уж на отчаянный звон графского колокольчика сбежалась толпа гайдуков и Орлову живо заломили руки: стой, не рыпайся.
— Papa! Он подслушивал! — Обвиняющим тоном заявила девочка, указывая на Алексея пальцем.
Граф довольно бесцеремонно взял дочь за ухо.
— А ты, интересно, что там делала? — Его голос звучал строго. — Я уже говорил тебе, чтоб ты не смела подслушивать наши с дядей разговоры. Это недостойно принцессы.
— А как бы я узнала, что я принцесса? — Девочка горделиво вскинула голову и, заложив руки за спину, прошествовала к двери.
Вероятно, ее ждало наказание, но она не собиралась признавать себя виноватой.
— Настоящая Розум, — похвалил Кирилл, вновь наливая в бокалы воды. Белое кружево на его манжетах было разорвано.
— Настоящая Романова, — поправил граф.
Братья чокнулись.
— А с этим что?
— Мешок на голову и в колодец, — предложил гетман. — А сверху землей забросать. — Он подошел к Алексею, внимательно разглядывая его лицо. — А что, братец, хочешь жить?
Орлов сглотнул.
— Ты, я чай, много лишнего слышал? — Продолжал Кирилл. — И здесь за дверью, и тогда в гостиной… Ты ведь был в гостиной?
Алехан молчал.
— Отвечай! — Гетман ударил его по лицу. Небрежно, с какой-то вельможной брезгливостью.
«Свинопас поганый!» — Орлов только слизнул кровь с губы.
— Вот что, господин поручик, — вкрадчиво произнес граф, отстраняя брата. — Мы искали исполнителя для дела, о котором вы, вероятно, уже знаете, раз побывали в гостиной. Да, да, подтвердил он, — Кто-то ведь должен втолкнуть императора в горящую комнату. Ни я, ни мой брат, ни те высокородные господа, которые сегодня были у нас в гостях, сами не станут пачкать об это руки.
Алехан отчаянно затряс головой. Вот еще! Будет он мараться!
— А потом меня же вторым и укокошат. Будет два сгоревших, для правдоподобности. Храбрый караульный пытался спасти императора!
— Верный ход мыслей, — кивнул гетман. — Но вы еще скорее умрете, если откажетесь. Выбирайте: сейчас или через некоторое время, когда мы все подготовим? Жизнь даже под арестом, все равно жизнь.
Алексей здраво оценивал свои силы: шестеро гайдуков и два барина — убежать ему не удастся. Он расслабился, позволив слугам связать себе руки, и увести из комнаты.
Награждая пинками, его потащили в сад. Наконец-то он был на улице, но радости это не прибавило. За низкой решеткой ухоженного вертограда с клумбами начинался парк. Он больше напоминал лес с протоптанными тут и там тропинками. Алехан все искал взглядом проклятый колодец, в который его, по словам гетмана, должны были швырнуть вниз головой.
Вместо этого пленника привели к небольшому бревенчатому сараю в глубине парка. Его дубовая дверь, на первый взгляд, казалась крепкой, а забранное деревянной решеткой окно напоминало о тюрьме. Не развязывая рук, Орлова втолкнули внутрь и заперли.
Глава 14ПОЖАР
— Ваше Величество, что с вами? — Камердинер Екатерины Василий Шкурин выронил горячие щипцы. — Неужто я…
— Тихо, тихо, — женщина обеими руками схватилась за живот и с усилием поднялась со стула. Лакей увидел, что вся ее юбка мокра.
— Началось. Воды отходят, — прошептала она. — Зови Марфу.
Горничная опрометью вылетела в уборную, подхватила госпожу под руки и повела за собой в гардеробную. Эта комната, выстроенная из дубовых панелей, представляла из себя ни что иное как огромный шкаф, в котором можно было свободно гулять среди рядов деревянных манекенов с надетыми на них платьями.
Лучшего места для тайных родин и представить нельзя. Шкурина заперла дверь, усадила госпожу в кресло. Като схватила из коробки шерстяной чулок и вцепилась в него зубами. Если дела пойдут хорошо, то все кончится через пару часов, а то и раньше. Это только по первому разу рожать долго.
Из детей Екатерины выжил лишь Павел. Дочь умерла через месяц после появления на свет. Остальные — выкидыши. Като и сейчас была уверена, что ребенок родится мертвым. Носить плод, затянувшись в корсет — лучший способ вызвать преждевременные схватки. Но черт возьми, как не вовремя!
Она понесла после возвращения Гришана из армии. В те безумные ночи, когда они не знали, как насытить друг друга и придумывали тысячи новых способов показать свою любовь.
Теперь приходилось платить.
Поначалу Екатерина не предала тревожным задержкам значения. Мало ли плодов она вытравила пижмой? Думала, что ей теперь вовек не рожать. А вот на тебе, здоровая телятина! От большой любви большие неприятности.
Ребенок оказался на редкость крепким. В отца. Цеплялся за жизнь, ничто его не брало: ни лимонные клизмы, ни уксус стаканами перед сном. Корсет спровоцировал роды на две недели раньше срока. И только.
— Малыш крупный. Вам будет тяжело, — сказала Марфа. — Как назло, народу сегодня во дворце пропасть. Воскресенье. Всюду ходят, нос суют. Не ровен час…
В дверь поскребся Василий.
— Марфа, слышь ты, где у тебя дома кубышка с рублевиками и государыниными подарками запихнута?
— Под половичку в кладовой, а что? — Отозвалась горничная, не понимая, к чему клонит муж.
— А ничего, — огрызнулся он. — Доглядывай за Ее Величеством. Потерпите, голубушка, — обратился он через дверь к Като. — Скоро никого во дворце не останется. Ну, помогай Бог!
И с этими словами Шкурин скрылся из комнаты.
— Никак пить пошел? — Всполошилась Марфа. — Зачем бы ему знать про рублевики? Эй, Ирод, ты мне должен был воду принести, полотенца…
Но Василия уже не было рядом.
На памяти Екатерины Шкурин дважды допивался до креста и приходил к Марфе почти что голый. Бедная баба не решалась в таких случаях даже ругать подлеца. Живой и слава Богу!
Держа Като за руки, горничная вся извелась, не зная, чего больше боится. Того ли, что ее хозяйка раскричится и будет раскрыта. Или того, что окаянный муж пропьет последние деньги?
Однако Василий учудил нечто гораздо более жуткое. Смысл его последних слов стал ясен, когда через час за стеной по коридору с топаньем и свистом пробежала кампания пажей.
— Пожар! Пожар! Дом Шкурина горит! Идемте смотреть! — Кричали они.
— Пожар? — ахнула Марфа.
— Горим! Ай, мамочки! — Екатерина взвыла, как раненый тюлень и, натужившись в подкативших схватках, извергла из себя нечто скользкое и мокрое. — Марфуша, не бросай меня! Я вам новый дом куплю…
Но потрясенная всем происходящим горничная и не думала оставлять ее. Дрожащими руками она перерезала пуповину и, завернув младенца в чистое полотенце, принялась обмывать госпожу. Обе были уверены, что о ребенке уже позаботился Бог. Каково же было их удивление, когда из шляпной коробки позади них, куда Марфа сгрузила дитя, раздался тоненький требовательный плач.
— Этого еще не хватало!
Женщины в испуге обернулись.
— Жив, — горничная извлекла младенца на свет. — Мальчик. Глядите, какой здоровый!
Она готова была умилиться, но Като в ужасе взирала на подарок судьбы.
— Что нам с ним делать? — от испуга у нее голова шла кругом. — Марфа, а ты не можешь ненадолго забрать его к себе? Пока мы тайно не найдем кормилицу?
— Мой дом горит, — напомнила горничная. — Какое-то время нам с Василием придется жить во дворце с остальными слугами.
— Да, это не выход. — Като потребовала ребенка себе на руки и попыталась приложить его к груди. Она никогда не кормила сама, острая боль в соске заставила ее снова вскрикнуть.
— Лучше не начинайте, — Марфа деловито потянулась за ребенком. — Потом молоко не остановите. Видите, уже бежит, бежит. Ну, что вы наделали?
Младенец с поистине вампирским выражением лица впился матери в грудь и на время перестал плакать.
— Подай перо и бумагу, — приказала Като. — Только тихо.
Горничная выскользнула и через минуту вернулась в гардеробную.
— Нашли, где писать! — Она подставила хозяйке круглую крышку от шляпной коробки.
— Я напишу Ивану Ивановичу Бецкому, — сказала Екатерина. — Этот смешной чудак любит меня от всего сердца. Знаешь, он сам незаконнорожденный, воспитывает свою незаконнорожденную дочь и страшно печется о подкидышах. Их у него, как цыплят в курятнике.
Марфа фыркнула.
— Но самое смешное, — Екатерина с трудом возила пером по бумаге, ребенок ей страшно мешал, — Он считает и меня своей незаконной дочерью. Когда-то у него в Париже был роман с моей матерью…
Горничная вытаращила на хозяйку глаза.
— Так что я в праве просить его о помощи, — заключила Екатерина. — Приготовь корзинку. Когда ребенок заснет, положи его туда и незаметно отнеси вместе с письмом к Бецкому. Старик все устроит.
Марфа кивнула, в этот момент ее мысли были далеко, возле своего горящего дома.
— Пожар начался без нас, — сказал Алексей Григорьевич Разумовский, с сомнением разглядывая измочаленную фигуру Орлова. — Но это не освобождает вас от необходимости принять участие в покушении. — Граф обернулся к двум гайдукам, державшим пленника. — Приведите его в порядок. Он похож на пьяницу, сутки провалявшегося под забором. А должен выглядеть, как караульный.
Лакеи засуетились вокруг Алехана.
По чести сказать Орлов провалялся не сутки, а четверо, и не под забором, а в графском сарае на краю парка-леса. Он пробовал высвободить руки, пробовал выломать ногами дверь — безрезультатно. Его кормили и даже выводили по нужде, но к протестам оставались глухи.
Теперь Бог весть где начался пожар, и поручика вновь притащили в роскошный графский дом. Алексей чувствовал себя грязным, пропотевшим, всклокоченным и совершенно не соответствовал изящной идиллии, царящей вокруг.