Генрих нагрянул неожиданно, когда Есения прихорашивалась перед зеркалом.
– Любишь ты делать сюрпризы, – сказала она, обнимая брата. – Тебе повезло, потому что через двадцать минут я лечу в аэропорт. Россия-матушка ждет свою блудную дочь… Поеду, развеюсь.
– Хочешь развеяться – подожди, когда умрешь – и тебя кремируют, – мрачно пошутил Генрих.
Есения фыркнула:
– Не сглазь.
– Это тебе, родная, – сипло сказал он, вручая сестре громадный букет ослепительно белых роз. – Я как чувствовал, что успею тебя повидать. Ехал мимо, вспомнил, что ты тут квартирку снимаешь…
Есения поднесла букет к лицу и, прикрыв веки, с наслаждением вдохнула нежный аромат.
– Я очень приятно удивлена. За цветы мерси, но в самолет я их не потащу, – произнесла она, открывая глаза.
– Поставь в вазу.
– Они пропадут, я только через неделю вернусь.
Генрих пожал плечами:
– Они так и так пропадут. Но разве они не стоят блеска в твоих глазах? Твоей очаровательной улыбки?
Есения, копаясь в кожаной сумочке, на мгновение оторвалась от этого занятия, лукаво взглянув на брата:
– Льстец. Но мне приятны твои слова. Кстати, ты неплохо выглядишь. Как твое здоровье?
– Вполне себе ничего, – уклончиво ответил Генрих. – Лучше скажи, как у тебя дела? В последней нашей беседе ты обмолвилась, что возникли какие-то проблемы в ходе последней сделки и она буксует.
Есения скорчила рожицу.
– Да, есть небольшая осечка. Одной старушенции не понравилось «завещание», которое ей оставил покойный супруг, и она решила показать свои уже порядком сточенные коготки. Наняла толкового юриста, и тот накатал заяву в суд. Судья наложил запрет на распоряжение всей недвижкой, которую мои люди отработали в поте лица. Помимо этого возбудили дело против моих подопечных.
– Ты о Сацивине, о Коржиной? – уточнил Генрих, рассеянно перебирая в руках брелок с ключами.
– Приятно слышать о твоей осведомленности в моих делах.
– Продолжай, – сказал тот, даже не улыбнувшись.
– А что продолжать? С недвижкой пока глухо, а вот рукописи нигде пока не засветились, – сообщила Есения, ставя букет в высокую фаянсовую вазу. – Слава богу, у старика, который ими владел, никаких подтверждающих документов не было. Ни на рукописи, ни на картины.
– Это не всегда требуется, – сказал Генрих. – Иногда достаточно свидетельских показаний. Наверняка старик выставлял картины на экспозиции, выставки и прочее, так?
– Не знаю, но, вероятно, ты прав.
– Это все легко отследить, сестренка. И ты напрасно думаешь, что, если коллекционер не подстраховался и не заверил свою коллекцию, допустим, у нотариуса, его легко развести, как лоха.
– Гена, не бери в голову, – закатила глаза Есения. Закрыв сумочку, она поправила прическу.
– Кто адвокат у вдовы наследодателя? – неожиданно спросил Генрих.
– Я могу ошибаться, но, кажется, его фамилия Павлов.
Генрих насторожился и даже весь как-то подобрался.
– Случаем, не Артемий Павлов? – задал он вопрос.
– Ну, может, и Артемий, я сейчас не помню, – неохотно ответила Есения – она уже хотела сменить тему, которая начала ее утомлять.
– Девочка моя, своих врагов нужно знать, – холодно произнес Генрих. Он сунул связку ключей в карман безрукавки и начал мерить шагами холл. – Если это тот самый Павлов, а скорее всего, так оно и есть, то вас ждет серьезная схватка.
Есения недоверчиво смотрела на брата.
– Это не просто толковый юрист, это адвокат высочайшего класса, – продолжал Генрих. – Не поленись, поищи в Интернете судебные процессы, на которых он выступал в качестве защитника. Парень выигрывал такие дела, которые казались абсолютно безнадежными и априори проигрышными. С таким нужно, как говорится, держать ухо востро.
– Разберемся, – проговорила Есения.
– Как я понял, гонораром твоим людям выступала пресловутая недвижка? – полюбопытствовал Генрих.
– Совершенно верно.
– Если на нее наложен арест, у этих ребят отсутствует мотивация. К тому же они под следствием. Может, выдать им какой-нибудь аванс для поднятия духа?
Предложение брата не пришлось Есении по вкусу, и она решительно замотала головой.
– Более жадных людей я не встречала, особенно таких, как Сацивин. Если ему сейчас выдать премию, тот будет требовать ее в каждой сделке.
– Дело твое. Моя помощь нужна? У меня есть полезные люди в Москве.
– Хорошо, милый. Я все поняла, – улыбнулась Есения. – Если мне понадобиться помощь, я, разумеется, обращусь к тебе. Извини, но мне уже пора. Ты подбросишь меня до аэропорта? Или мне вызвать такси?
– Подброшу, – ответил Генрих. Он видел, что сестра уже торопится, то и дело поглядывая на часы, но даже не шелохнулся. – Знаешь, Сенечка, я сегодня снова плохой сон видел. Словно мы с тобой на яхте плывем, по открытому океану. Солнце, ветер, брызги, весело… И вдруг небо темнеет, сгущаются тучи. Яхта превращается в гнилую лодку, дырявое решето, и внутрь начинает хлестать вода. Ты кричишь, я пытаюсь тебя успокоить. И вдруг из воды высовываются костлявые руки. Я вижу, что нас окружают утопленники. И, самое ужасное, я узнаю их распухшие лица.
– И кто же это? – напряженно улыбнувшись, спросила Есения.
– Это все те, которые прошли через нас, – тихо сказал Генрих. – Все те, которых мы протащили через мясорубку нашего бизнеса. И они утащили нас на дно, Сеня. А когда я проснулся, меня всего трясло, как наркомана во время ломки. Глупо звучит, да? Но тогда мне было реально страшно.
Женщина обняла брата, чмокнув его в покрытую щетиной щеку.
– Не смотри на ночь ужастиков, и тебе будет сниться только хорошее. Например, мешки с деньгами и прочие няшки. Ладно, поехали, а то я опоздаю на самолет.
Свидание
Этот теплый пятничный вечер был, пожалуй, тем редким моментом, когда у Павлова не было никаких особых дел. После вчерашнего судебного заседания по делу о разделе наследства Протасова возникло мимолетное затишье, позволяющее оппонентам реально оценить как успехи, так и потери и с учетом последствий спланировать дальнейшие действия.
Уладив спорные вопросы в коллегии, Артем уже намеревался уйти, как вдруг ему неожиданно позвонила Ольга, которая, к слову, также присутствовала на судебном процессе. Слушая ее смущенный голос, он решил перехватить робкую инициативу девушки и предложил ей прогуляться. Ольга незамедлительно согласилась.
Они встретились у памятника Грибоедову и не спеша двинулись по Чистопрудному бульвару.
– Откровенно говоря, не ожидал, что ты придешь на процесс, – признался Артем. – Для меня это было сюрпризом.
– Ты же сам сказал, когда и где намечается заседание, – напомнила Ольга. – А мне всегда хотелось посмотреть вживую, как ты выступаешь. Я имею в виду, одно дело – постановочные процессы в различных программах, когда все известно заранее, и совершенно другое – непредсказуемость. А самое главное – решение судьи. Не сочти за лесть, но выступал ты блестяще! Их адвокат выглядел настолько бледно и непрезентабельно, что вас даже сравнивать было как-то неудобно. А как радовались родственники писателя! Я о его жене и дочери…
– Ну по большому счету основная борьба впереди. Это был пробный шар, хоть от него тоже многое зависело.
– Как «впереди»? – удивилась Ольга. – Если я правильно поняла, по твоей инициативе возбудили уголовное дело! Налицо факт мошенничества – Сацивин и Коржина привели к нотариусу подставного человека, который изображал Протасова! Завещание наверняка признают недействительным!
– Да, по этой линии защиты мне очень помог Дмитрий Кондратенко, тот самый парень, который работал охранником в офисе этой парочки… – сказал Артем. – Он не побоялся дать правдивые показания в суде.
– Но я слышала, что была и вторая свидетельница липового завещания, какая-то родственница Коржиной.
– Совершенно верно. Та самая, что живет с мужем в Италии.
– А что, с ее допросом возникнут сложности? – поинтересовалась Ольга.
– Ничуть. Во-первых, Уголовно-процессуальный кодекс позволяет следователю проводить необходимые действия на территории других государств, в том числе и допросить в качестве свидетеля. Это делается путем направления соответствующих запросов, международные договоры и соглашения это допускают. Но в этом нет острой необходимости – по моим сведениям, племянница Коржиной на следующей неделе будет здесь, следователь уже с ней разговаривал.
– А этот пожилой мошенник, которого Сацивин и Коржина использовали вместо Протасова? – спросила Ольга. – Ведь он, по сути, главный свидетель! И одновременно подозреваемый!
– С этим субъектом, фамилия которого Роговой, сложнее, – сказал Артем. Поймав вопросительный взгляд девушки, он пояснил: – Вчера вечером Роговой был найден в канализационном колодце, он был мертв. Вскрытие показало перелом шейных позвонков, отчего и наступила смерть. Но у погибшего также были обнаружены травмы лица, нехарактерные для повреждений, которые обычно человек получает при падении. Эксперты нашли в крови Рогового алкоголь.
– Ты считаешь… – протянула Ольга и запнулась, уловив посуровевший взор Павлова.
– По предварительной информации, смерть наступила четыре дня назад. На Роговом был костюм, в последний раз его рано утром видела соседка из окна, когда он вышел из подъезда. При осмотре трупа в кармане его пиджака нашли мою визитку. Так и вижу картину – старый уголовник наряжается в костюм, кладет в карман визитку адвоката Павлова, выходит из дома ни свет ни заря, напивается в хлам и как бы случайно проваливается в канализационный колодец. Ничего не напоминает?
– Это похоже на убийство, – тихо произнесла Ольга.
– Именно к этому я и веду, и я уже разговаривал со следователем. Можно было бы списать этот случай на фатальное стечение обстоятельств, если бы не нападение на друга семьи Протасовых, Сергея Михайловича Сурикова. В такие совпадения я не верю.
– А с ним что?
– Сергей Михайлович писал заявления в защиту семьи писателя, и Сацивин угрожал ему. Спустя пару дней дачу Сурикова сожгли неизвестные, а его самого жес