– Что внутри? – задал вопрос полицейский.
– Современное искусство, – процедил Руслан.
Начальник безопасности многозначительно посмотрел на помощника, и тот быстро вскрыл тубусы с пакетами.
– Что-то не очень похоже на современное искусство, – подал голос Павлов. Он, как и все собравшиеся в комнате (кроме разве что Сацивина), с интересом разглядывал полотна картин, аккуратно разложенные на столе.
– Если я не ошибаюсь, это работа художника Дмитрия Мартена, русского живописца-графика, – сказал Артем. – Работа называется «Облака над речкой», была написана в конце ХVIII века. Полагаю, Руслану Валерьевичу известен закон о порядке вывоза из страны культурных ценностей?
– Закон-то известен, – высокомерно заявил Руслан. – И если меня не будут постоянно перебивать, я докажу, что в данном случае я ничего не нарушал. А вы совершаете грубейшую ошибку, считая меня контрабандистом.
С этими словами Сацивин вытащил из тоненькой зеленой папки несколько листов.
– Это экспертное заключение, – сказал он, протягивая документ полицейскому. – Оно выдано органом, уполномоченным Министерством культуры! И подтверждает, что вывозимое имущество является современным искусством, репродукцией! А вовсе не культурными ценностями и раритетами, в чем вы, господин Павлов, пытаетесь нас всех убедить!
– А это что? – полюбопытствовал начальник безопасности, держа в руках потрепанную тетрадь.
Он осторожно перевернул ветхую страницу.
– «Борис Пастернак», «На ранних поездах…» Это ведь рукопись?!
Мужчина требовательно смотрел на Сацивина, но тот лишь криво усмехнулся:
– А где написано, что это рукописи? Вы какую-то бирку увидели с годом издания?
– Неужели вы надеетесь, – холодно ответил Артем, – что первая же экспертиза не подтвердит, что вы пытались перевезти коллекционные рукописи, которые проходят по уголовному делу? Как и полотна, разложенные на этом столе?
С этими словами Павлов вынул из папки приготовленный заранее список.
– Это перечень рукописей и картин, которыми при жизни владел писатель Протасов, – объявил он. – И после его смерти все это бесследно исчезло. Давайте чисто для интереса сверим список и то, что было у вас в чемодане? Уверен, совпадение будет стопроцентным.
– Протасов сам мне это все отдал, безвозмездно! – запальчиво выкрикнул Сацивин.
– Вы хотите сказать, что Андрей Васильевич собирал репродукции? – прищурился Артем. – Вы ведь только что показали заключение эксперта, что все вывозимое – не что иное, как копии?
Руслан умолк, запоздало сообразив, что своей опрометчивой фразой угодил в хитро расставленную ловушку.
– А вот, смотрите, еще, – вновь заговорил начальник безопасности, с осторожностью открывая очередную рукопись. – Михаил Шолохов, «Судьба человека»… О, да тут и дарственная надпись есть!
– Если у вас есть остатки сомнений, я развею их, – произнес Артем. – Протасов при жизни имел обыкновение делать отметки на картинах, которые оказывались в его коллекции. На обороте холста он ставил свою подпись и дату. А теперь взглянем…
Бережно приподняв полотно Федорова «Пейзаж с лодками», он повернул картину обратной стороной.
– Видите? На этом месте затертость, причем, судя по всему, сделанная совсем недавно, – сообщил Палов. – Возьмите любую другую картину, и вы увидите, что все пометки Протасова уничтожены.
– Вам не сойдет это с рук, – выдавил Сацивин. – Это еще ничего не доказывает!
– Руслан Валерьевич, я ведь предупреждал вас, – сказал Артем. – Я просто поражаюсь вашему упрямству. В отношении вас и вашей супруги возбуждены уголовные дела, вы подозреваетесь в мошенничестве, совершенном организованной группой в особо крупном размере, а вы преспокойно вылетаете в Париж, прихватив между делом незаконно присвоенное имущество. Риск, конечно, благородное дело, но всему есть предел. Позвольте поинтересоваться целью вашей поездки? Вряд ли вы намеревались устроить выставку картин в музеях Лувра или Жакмар-Андре!
Руслан хрипло и с присвистом задышал:
– Я больше ничего не скажу. Мне плохо, и я требую адвоката…
– Пожалуйста, пригласите врача, – обратился Павлов к полицейскому. – Здесь, конечно, душновато.
Последние приготовления
Вынув из пачки предпоследнюю сигарету, Алекс сунул ее в рот. Помедлив, извлек оставшуюся, поместив ее за ухо, – ее он оставит Эду, когда тот вернется с допроса (тело его папаши достаточно быстро нашли и опознали), после чего кинул пустую пачку на асфальт.
Поглядывая в сторону грязно-желтого здания районного ОВД, молодой человек закурил. Это была уже четвертая сигарета, пока он ждал Эда. И Алекс очень надеялся, что его приятель все же выйдет на улицу.
Он хотел этого по нескольким причинам. Ну, во‐первых, они все-таки кореша и давно знают друг друга. И хотя даже между старыми друзьями бывают житейские терки, Эд был неплохим парнем, на которого можно было положиться. Хотя порою он был мямлей и до жути пассивен, проявляя полную бесхребетность.
Во-вторых, если у ментов что-то есть на Эда и его задержат, под удар автоматически попадает и он сам. Каким бы хорошим дружбаном ни был Эд, у Алекса не было уверенности, что тот не расколется, если легавые начнут его прессовать. И тогда Алекс пойдет за ним «паровозом», ведь он тоже запачкан кровью не в меру любопытного гаражного сторожа…
«Не ври самому себе, – шевельнулась в голове мысль, и Алекс нервно затянулся. Изъеденные никотином легкие привычно впитали в себя новую порцию яда. – Эд нужен прежде всего для того, чтобы решить вопрос с его долей в наследстве».
Алекс не хотел признаваться в этой очевидной правде, но так оно, по сути, и было. Он даже втайне мечтал о том, как распорядится теми деньгами, которые наверняка получится отжать у двух трясущихся куриц – бабули и полупарализованной тетушки Эда…
– Что-то ты там глубоко завяз, братишка, – с озабоченным видом вслух пробормотал он. Посмотрел на дымящийся окурок, зажатый грязными пальцами, и криво усмехнулся. Пожалуй, еще минут пять, и он сделает ноги. Нефиг светиться тут, он и так почти полтора часа стоит на самом виду.
Бросив окурок рядом с пустой пачкой, Алекс растер его подошвой, и в этот момент на крыльце околотка появился Эдуард.
– Что так долго? – спросил Алекс, хлопнув приятеля по плечу. – Я уж поминки по тебе хотел заказывать… Думал, повязали тебя мусора!
– А что ты хотел? – раздраженно отозвался Эдуард. – Пока базар-вокзал, пока следак протокол составил, потом почитать дал, потом мелочовку исправил… Короче, ситуация такая. Батю…
Внезапно он замер, с растерянной улыбкой глядя на Алекса. Пока тот непонимающе глядел на друга, мимо них торопливо прошествовала пухлая женщина, окинув молодых людей настороженным взглядом. Проворно перебирая толстыми ногами, она направилась к зданию ОВД.
– Ты что? – тихо спросил Алекс.
– Идем отсюда, – процедил Эд, увлекая за собой приятеля. – Это та самая калоша, что ломилась в хату бати, когда мы там ночевали.
– Ну и что? – сплюнул Алекс. – Она нас не видела.
– Видела, – возразил Эд, воровато оглядываясь, словно промелькнувшая незнакомка вот-вот передумает и кинется за ними в погоню. – Тогда, на лавке, когда мы выходили из подъезда. Только она не знала, кто мы такие. Если нас видел кто-то из соседей и сможет опознать, нам кирдык. Тем более собирались мы тогда утром наспех, там везде наши отпечатки…
– Может, и так, – согласился Алекс, обдумав слова товарища. – Послушай, у твоего отца наверняка в хате полно другого народу было, так что пальцев там тьма. Будем надеяться, что пронесет.
Приятели свернули в арку, быстро прошли через пустынный двор, миновали небольшой парк и оказались возле заброшенного стадиона. Проржавевшие ворота валялись за чертой поля, лавки имели плачевный вид – краска на них давно облезла и доски со временем обвалились, превратившись в труху. Одна из немногих уцелела, и друзья решили примоститься на ней.
– В общем, если коротко – все нормально. Батю и этого сторожа нашли через два дня после того замеса. Мы вроде не при делах. Во всяком случае, из допроса никаких намеков не следовало.
– Ну это уже радует, – с облегчением выдохнул Алекс. – А насчет намеков, братуха, я так тебе скажу. Если бы на тебя у ментов что-то было, тебя бы уже по почкам дубинкой фигачили в камере и пакет на башку надевали. Ты бы через полчаса «чистуху» написал собственной кровью.
– Следак больше интересовался, знаю ли я этого сторожа, – добавил Эд. – И были ли между ними ссоры. Но я ответил, что батю сто лет не видел. Похоже, наш план сработал.
– Так и должно быть, – кивнул Алекс. – Ладно, вернемся к нашим баранам. Что у тебя с Графом?
При упоминании ненавистного кредитора лицо Эдуарда помрачнело.
– Ничего хорошего. Я отдал ему почти все бабки, которые тогда нашли у отца. Он согласился дать отсрочку еще на три дня. Начиная с сегодняшнего. Потом, как мне дали понять, от меня будут отрезать по кусочку, как от колбасы.
– Значит, реально у тебя два дня, – подытожил Алекс, ковыряя ногтем облупившуюся краску с лавки. – За два дня можно много чего сделать.
– Ты о чем? – нахмурился Эд.
– Я о второй части Марлезонского балета, в которой нам предстоит принять самое активное участие, – пояснил тот. – Особняк в Барвихе, тупица!
– Забудь, – качнул головой Эдуард. – У старух нет денег.
Губы Алекса искривились в нехорошей усмешке.
– А ты проверял? Я бы на их месте тоже ничего бы тебе не дал! Еще и шваброй по спине треснул бы! Приперся внучок! Хоть бы цветы купил, дуралей! А ты ввалился, дыша на них перегаром!
– Тогда зачем ты меня туда направил? – неожиданно закричал Эд, потеряв терпение. – Сам же мне и предложил похмелиться!
– Так я думал, ты вечером их навестишь, после того как марафет наведешь. Свежую рубашку с бабочкой напялишь, хе-хе.
– Алекс, они реально пустые. Я смотрел телик, про их ситуацию даже прессе известно! Их реально кинули, там целая мафия, которая отжимает у стариков жилье и все остальное! Эти уроды обманули моего деда и забрали себе все, понял?!