— Страх перед Трибуналом и делает все однозначным…
— Не все!!! — бабушка резко приблизила лицо, и Марта увидела, какой огонь полыхает в ее глазах. И сама пожилая женщина словно молодела на глазах, становилась стройнее, выше, прекраснее.
Настоятельница подошла к секретеру и достала документ с белыми печатями.
— Несколько дней назад я получила предписание от Трибунала задержать в монастыре Дэвида Джомрока…
Глаза Марты расширились.
— Когда я увидела князя, то поняла: скоро командиры Нравственности будут здесь. У Дэвида был единственный шанс спастись — покинуть монастырь, оставив на попечение собаку.
— Бабушка! — выдохнула Марта. — Что же ты скажешь представителям Трибунала, если они приедут сюда?
— Они точно будут здесь! — торжественно подтвердила настоятельница. — Но несмотря на полученное предупреждение, мы не смогли оставить в стенах женского монастыря человека, прославившегося своим распутством!
Неподдельный восторг отразился на лице девушки, и она смогла только восторженно прошептать:
— Бабушка…
— Алису мне тоже очень жалко, — вздохнула настоятельница. — Даст Бог, она поправится и порадует всех чудесными щеночками.
В келье воцарилась тишина. Собака больше не выла. Спускались сумерки, но бабушка и внучка не зажигали света. Они сидели, обнявшись, и им было хорошо вдвоем. Бабушка гладила внучку по кудрявой голове. Она вспоминала свою жизнь: детство, первую любовь, первую обиду, замужество, рождение дочерей, уход в монастырь, в котором и выросли ее дети, куда любили приезжать ее внучки, Мартушка и Настюшка. «Спасибо тебе, Господи, за всю ту радость, что отмерил мне без всякой меры. Что я должна сделать, чтобы оказаться достойной этого дара?»
5.
Воины Трибунала приехали ночью.
— Матушка-настоятельница, пощади!!! — с порога заголосила Наина.
Марта так и подскочила. В келье горела свеча. Бабушка сидела на кровати, и, казалось, спать не ложилась.
— Успокойся, милая, успокойся!
Наину трясло как в лихорадке:
— Командир отряда говорит, что мы совершили преступление против Нравственности, отпустив Джомрока. Нам надлежало его задержать и передать правосудию. Скоро они узнают, что я первая опознала князя и больше всех настаивала, чтобы он убирался. Меня казнят! Но я же хотела как лучше!!!
Наина разрыдалась.
— Ну, все, все! — настоятельница усадила Наину на свою кровать. — Побудь с Мартой. Я сама с ними поговорю.
Она двинулась к двери, и Марта увидела, что бабушка одета по-дорожному. Нехорошее предчувствие кольнуло ей сердце.
— Я с тобой! — воскликнула княжна.
Настоятельница одну лишнюю секундочку позволила себе ласково понаблюдать за внучкой, бросившейся одеваться, а потом сказала строго, даже грозно:
— Марта, ты останешься здесь! Обещай мне!!!
И только когда девушка нехотя обещала никуда не уходить, настоятельница пошла к командиру отряда.
6.
Допрос жителей монастыря уже начался. Очередь, состоявшая из перепуганных насмерть людей, делала несколько витков вокруг Дозорной башни, где заседали представители Трибунала. Повсюду шныряли люди с горящими факелами и белыми повязками на рукавах. Один такой охранял вход. Он был еще очень молод. И решимость в его глазах не успела отлиться фанатизмом. По лицу разбегались веснушки. Над пухлыми губами шел мягкий пушок. Непослушные рыжие вихры по-детски вольно вылезали из-под темного козырька.
— Как звать-то тебя? — спросила бабушка, ласково заглядывая ему в лицо.
Парень растерялся:
— Отто, а что?
— Тебе нравится наш монастырь, Отто?
Холодная тревожная ночь располагала к беседам, и мальчик простодушно сказал:
— У вас красивый монастырь. У нас в городе тоже один был…
— А что с ним стало? — с понятным интересом спросила бабушка.
Но тут из дверей вышел человек, и Отто с вмиг окаменевшим лицом провозгласил:
— Следующий!
Настоятельнице пришлось преодолеть трудный подъем, чтобы попасть в кабинет, где проходил допрос. Пройдя две трети крутых ступенек, она изрядно запыхалась, но не утратила благостного расположения духа: «Скоро я окажусь на самом верху Дозорной башни. Как же я любила это место! Сколько времени провела там, пока хорошо могла ходить…»
У ее любимого окна, смотрящего на восток, стоял кто-то. Сначала бабушка решила, что это ребенок, затем, что — карлик, но после убедилась, что это взрослый мужчина, просто очень маленький. «А, ну, тогда понятно, почему допрос проводится на такой верхотуре…» — подумала бабушка.
Когда она вошла в комнату, человек не обернулся. Перед столом, за которым явно велась большая работа, стояла табуретка. Как только бабушка присела, раздался голос:
— Встаньте!
Бабушка не двинулась с места.
— Встаньте, Калерия Дорнвиль!
Когда бабушка услышала свое мирское имя из уст этого маленького человека, то сразу поняла, что все кончено. И настолько это было очевидно, что она не ощутила в своем сердце ни протеста, ни уныния. Бабушка послушно поднялась и спокойно посмотрела на командира. Тот уже стоял напротив:
— Калерия Дорнвиль, Именем Трибунала Нравственности вы арестованы по обвинению в пособничестве князю Дэвиду Джомроку.
Он бросил взгляд на пожилую женщину, оценивая, какое впечатление произвело на нее известие, равносильное смертному приговору. Но не заметил никаких изменений в лице настоятельницы, хотя взгляд у него был наметанным. Эта женщина неожиданно вызвала в нем симпатию. Командир так устал от просьб о пощаде, криков, плача!
— Когда будет Суд, вы можете воспользоваться некоторыми смягчающими обстоятельствами, которые известны Трибуналу, но приобретут силу лишь тогда, когда вы лично в них покаетесь. Скажите, что в молодости стали первой жертвой этого дьявола во плоти, потом искали спасение и в замужестве и в монастырских стенах. Но так и не смогли победить наваждение.
— Благодарю, — спокойно сказала она. — Я ценю ваш совет, но не воспользуюсь им.
Человечек пожал плечами:
— Тогда пройдемте.
Бабушка беспокойно дотронулось до ворота. «Ну, так и есть, все они одинаковые! — с раздражением подумал командир. — Видимо, эта принадлежит к тем, до кого доходит не сразу!» Однако вопреки его мрачным прогнозам, бабушка опустила руку и заговорила спокойным ровным голосом:
— У меня будет к вам одна просьба. В монастыре гостит моя внучка. Позвольте ей уехать раньше, чем увезут меня. Девочка почти сирота. Ее мать давно умерла. Отец — на военной службе.
Бабушка хорошо знала, что говорила. Патриархи Трибунала декларировали особое отношение к детям, будущим строителям Нравственной Жизни. Грехи родителей, не знавших, как жить правильно, не должны были отягощать судьбы Новых Людей.
— Я даю вам полчаса, — сказал человечек.
— Час, — твердо сказала бабушка.
Они в упор смотрели друг на друга. Наконец, командир девятого отряда Трибунала Нравственности еле заметно и как бы случайно кивнул.
7.
Идя к себе, бабушка лихорадочно придумывала одну историю за другой, но все они оказывались не убедительными. Внучке приходилось уезжать в ночь, а она сама всегда просила девочек не ездить даже по вечерам.
Марты на месте не оказалось. Догорающая свеча. Неприбранная постель. Исчезнувшая со стула одежда. Оставленная сумка. Все это настоятельница увидела с порога и бросилась обратно на улицу. Ноги сами понесли ее на задний двор, где была помещена Алиса.
Только настоятельница вступила на каменистый пол конюшни, как ей навстречу медленно выплыла Марта. Внучка глядела на бабушку совершенно безумными глазами.
— Мартушка, милая, что с тобой? — настоятельница попыталась обнять ее.
Но девушка, теряя равновесие, отшатнулась и снова растворилась во мраке. Бабушка нырнула следом. Ужасная картина предстала перед ее глазами. Алиса с раздробленной головой и вспоротым животом лежала посреди огромной, растекавшейся во все стороны луже крови, в которой грязными комочками лежали мертвые щенки. Бабушка нашла Марту в маленьком закуточке, посреди прошлогоднего сена и старых тряпок. Девочку трясло.
Бабушка крепко обняла внучку и начала плавно раскачивать из стороны в сторону, словно убаюкивая:
— Мартушка, ласточка-касаточка моя… Мартушка…
— Бабушка, бабушка, зачем же они так… Они же живые… Были…
Девушка плакала навзрыд.
«Бедная моя деточка, в какое трудное время я тебя оставляю, в каком трудном возрасте», — думала бабушка и тоже плакала только беззвучно и бесслезно.
Вдруг до чуткого бабушкиного уха донесся какой-то слабый писк. Озаренная светлой догадкой, она на секундочку оставила внучку, и когда вернулась, на ладонях у нее было крохотное существо:
— Ты только посмотри! Одному удалось выжить!
Марта повернула мокрое от слез лицо и, не веря своим глазам, уставилась на бело-черного зверька.
— Марточка, возьми его себе. И уезжай, пока солдаты Трибунала ничего не узнали.
Только произнеся эту мысль вслух, настоятельница поняла, что спасение щенка Алисы, действительно, может оказаться делом нешуточным. Но девочка уже прижимала к себе крошку.
— Я дам тебе молока. Мы завернем его в теплый шарф и привяжем к твоему животу. Так ему будет теплее, и никто ничего не увидит.
И дальше уже про себя: «Господи, только бы все обошлось!»
Марта была счастлива — в пятнадцать лет очень хочется кого-нибудь спасать.
— А как же ты, бабушка?
— Все будет нормально. Нас, конечно, еще прилично помучают. Будут проверять на лояльность Трибуналу.
— И что ты им скажешь?
— Я столько лет жила во лжи, что без труда ее припомню. Уезжай отсюда! Все, что будет происходить здесь, будет омерзительным.
Внучка смотрела на бабушку очень-очень серьезно, и настоятельница испугалась, что ее разоблачат.
— Уезжай! — с мучительным чувством воскликнула она. — Мне будет очень трудно, если ты останешься!
Марта бросилась на шею бабушке и жарко заговорила: