Наследники Раскола — страница 39 из 77

— Марта, я всегда любил тебя…

— Я… я тоже… — прошептала девушка.

21.

Внешне в нем ничего не было от Джомрока. Но Пьеру досталось главное — необъяснимая притягательная сила, которая заставляла представительниц прекрасного пола поднимать голову за несколько секунд до его появления. Однако в отличие от отца сын ненавидел свой дар… Пьера приводили в глухую ярость поспешно отведенные взгляды, судорожные вздохи, двусмысленные реплики.

Тот вечер на башне был уникальным в своем роде. Молодые люди начали с кульминации в своих отношениях. Но ни Марта, ни Пьер не знали, что делать дальше. Они спустились с западной башни как с небес на землю и начали с того, с чего и надлежит всем начинать.

— Погуляем завтра? — спросил Пьер. — Ты мне расскажешь что-нибудь про Джомрока. Может и отыщется что-нибудь хорошее в его биографии. Для меня это очень важно…

Пьер поцеловал девушку в одну щеку, потом в другую. Марта отступила.

— Три, — сказал Пьер.

— Старый добрый обычай! — сказала Марта с известной интонацией.

Последний раз Пьер задержался губами чуть дольше. Но девушка, смеясь, выпорхнула из его рук и скрылась в своей комнате.

22.

В лунном свете княжна увидела Диану, сидящую на ее кровати.

— Марта! Леди Говира просила зайти к ней. Но сейчас, наверно, уже поздно…

На улице была ночь.

— А чего ты светильники не зажигаешь? — спросила княжна, нащупывая на каминной полке огниво.

— Я боюсь…

Марта замерла.

— Командир Трибунала весь вечер от меня не отходил, — продолжала Диана. — Я потом просто сбежала от него.

Марта оставила поиски и присела к подруге:

— Слушай, мне так и показалось, что он на тебя запал.

— Рассказывал о том, какое счастье служить в Трибунале Нравственности, а потом: «У тебя самая красивая грудь, какую я когда-либо видел!»

— Что, прямо так и сказал?! — возмутилась княжна.

— Ага, — жалобно подтвердила Диана. — Но это еще не все. Он предлагает мне уехать вместе с ним.

— Как?! — выдохнула Марта.

— Ну, типа замуж.

— Замуж или типа?

— Не знаю. Говорит, что мне нельзя оставаться здесь, мол, живем в такой провинции, что даже не представляем, насколько провинциальны.

— Ой, не могу, тоже мне пуп земли! — Марта растянулась на кровати. — Да, он всю жизнь как слуга! Всегда при том, кто богаче и сильнее. Уж лучше быть провинциальным…

— Дело не в этом. Я и сама чувствую, что мы — вне пространства и времени, даже повзрослеть не можем.

— И что ты собираешься делать? — спросила княжна после небольшой паузы.

— Не знаю.

— Притворись больной и завтра не выходи! — предложила Марта. -Командир Трибунала не сможет долго ждать.

В конце концов, решено было, что Диана проведет эту ночь здесь. Девушки не стали расстилать вторую кровать, разделись и легли спать, тесно прижавшись друг к другу.

— Все равно, никого лучше меня тебе не найти! — сказала Марта.

Это была старая проверенная грет-лоттская шутка.

23.

Утро наступило быстрее, чем обычно. Только-только начало светать, как в дверь уже стучала леди Говира:

— Марта, проснись! Сейчас время Планерки!

Княжна с чумной головой подскочила, не соображая, что происходит. Диана безмятежно улыбалась во сне. В это время ей не был страшен даже Экебот Маркус.

Перебирая босыми пятками на холодном полу, девушка стояла перед воспитательницей и пыталась понять, что ей говорят.

— Вчера я не смогла тебя предупредить. Но каждый день в 6.00 у нас будут совещания. Одевайся. Я жду у себя в Южной башне.

Марта догадалась кивнуть. Вернувшись в комнату, она со стоном рухнула в кровать.

— Что такое? — сонно поинтересовалась подруга.

— Говира придумала ни свет ни заря проводить собрания.

— Еще и не то бывает с неустроенными женщинами, — пробормотала Дианочка, сладко заворачиваясь в одеяло.

Недовольно пыхтя, Марта оделась и отправилась к воспитательнице. Леди Говира ждала ее, сидя за столом, по которому расхаживали чудовищные звери, лишь отдаленно напоминающие птиц. Марта сразу проснулась от этого зрелища. Когтистые лапы размером с мужскую ладонь были похожи на человеческую руку, только уж очень безобразную. Клювы блестели как начищенное боевое оружие. А глаза, если уж один раз ловили тебя в поле своего зрения, уже больше не отпускали.

— Марта, познакомьтесь с нашими почтовыми голубками, Фокусом и Дотом!

Девушке стало плохо — вдруг это предполагает дружеское рукопожатие? По указу воспитательницы ей пришлось взять два куска мяса и предложить пернатым монстрам. После того, как клювы опасно захлопнулись над тонкой кожей девичьей руки, Леди Говира радостно сказала:

— Теперь ты своя для воронушек! Можешь посылать с ними сообщения для Трибунала!

24.

Новый день новой жизни в Грет-Лоттском замке набирал свои обороты. Дети поднялись в назначенное время, хотя обычно спали дольше; зарядку приняли с некоторым удивлением, но без протеста; водные процедуры преодолели с трудом, но мужественно; занимаясь хозяйственными делами, невольно жалели, что свежую утреннюю голову приходится забивать такой рутиной.

При таком раскладе лекции по новой идеологии были приняты благосклонно. Кто-то незаметно досыпал недобранный час. Кто-то радовался отдыху от физических нагрузок. Кто-то обдумывал композиции новых картин. Только передать содержание лекций не мог бы никто.

Марта думала о Пьере. Молодые люди сидели в разных концах класса и, не глядя друг на друга, вели себя совершенно одинаково. Сначала они сидели прямо, чинно сложив руки на парте. В одну и ту же секунду чуть ссутулились. Потом одновременно положили локти на стол и подперли ладонями щеки. Через некоторое время юноша и девушка принялись что-то рисовать на полях тетрадей, едва заметно вздрагивая на некоторых фразах Говиры и синхронно покачивая ногой.

На изобразительное искусство было выделено очень мало времени. Это были единственные часы, проводимые без надзора воспитательницы, и все принялись увлеченно болтать.

Преподаватель был просто в отчаянии:

— Девочки! Нельзя же столько разговаривать!! Будьте серьезнее!!!

И хотя «девочки», среди которых были и мальчики, очень любили и уважали своего преподавателя, поделать с собой ничего не могли. Главной темой стало то, что Владимир и Ден Фокс прислали Джулии и Николетте письма. Потом разговор перешел на Экебота, который явно ухаживал за Дианой. А то, что Пьер за завтраком предложил Марте нарисовать его портрет, было расценено, как пустая шутка, и не обсуждалось.

— Ну почему бы вам не поговорить про искусство!!! — молил преподаватель.

В последующие дни Николай Леонидович придумывал разные способы восстановить дисциплину. Начал он с чтения лекций, справедливо рассудив, что мешать ему не будут. И вот: «Картину надо рисовать сразу всю. Если заниматься чем-то одним, например, яблоком в многофигурном натюрморте, то окажется, что нарисованный с превеликой тщательностью фрукт вырезан и наклеен. Создавайте целостный образ. Вещи не просто находятся в интерьере — они живут в нем. Предметы не просто стоят рядом — они общаются…»

Лекции не позволяли курировать процесс рисования, и Николай Леонидович стал устраивать своеобразные семинары. Усевшись за очередной мольберт, он мог спросить, обращаясь к аудитории:

— Итак, кто скажет, что такое цветотон?

— Это тон цвета!

— Марта, Марта… В целом, конечно, верно. Но попробуй дать более развернутое и четкое определение.

Культурная жизнь Грет-Лоттского замка терпела крах.

— Я принял решение поделить вашу группу на две! — не сдавался Николай Леонидович. — Думаю, это ограничит ваше общение!

Часть грет-лоттцев, послушно улыбаясь, сложили мольберты и двинулись в коридор. Потом вернулись за стульями, на которых размещались художественные материалы. Не обошлось без маленьких происшествий. У Хельги упала банка с грязной водой. Минут десять ученики мыли пол.

Николай Леонидович перенес одну из постановок в коридор, но княжна задумчиво смотрела куда-то в сторону.

— Марта, вы поняли задание? — учитель уже немного сердился.

Девушка кивнула.

— Я бы советовал начинать без промедления! Марта снова кивнула, но потом спросила:

— А можно, я буду рисовать коридор?

— Что?

Марта смотрела в длинный коридор, сужающийся по всем законам перспективы. Его срединная часть была темной из-за закрытых в башни дверей. Зато в самом конце был свет, льющийся из распахнутого окна. Преподаватель проследил направление зачарованного взгляда:

— Можно! На все — сорок минут.

25.

После отбоя Пьер пришел к Марте. Еще утром после памятного объяснения он предложил княжне нарисовать его портрет. И вот уже молодой человек пробирается через планшеты, кувшины с засохшими цветами и прочими предметами мастерской. Он усаживается на стул и складывает руки на коленях.

Марта тем временем разбирает перемешавшиеся мелки пастели. Первый ряд в коробке начинался белым, потом цвет плавно перетекал в светло-желтый холодного оттенка и уходил в оранжевый, который наливался багрянцем и превращался в фиолетовый.

Второй ряд мелков шел от салатного, постепенно темневшего до цвета летней зелени и через окраску морских глубин переходящего в синий и голубой. Третий ряд содержал цвета охристые и коричневые, серые и черные.

Вдохновенно закончив раскладывать мелки, Марта подняла глаза. Пьер в упор смотрел на нее. Так рисовать было бы невозможно!

— Поверни, пожалуйста, голову в сторону шкафа! — попросила княжна.

Молодой человек послушно выполнил указание. Теперь его лицо было повернуто в классические три четверти, однако глаза по-прежнему смотрели на девушку. Это уже требовало значительных усилий. Пьер жилостливо произнес:

— Ты хочешь, чтобы я окосел?

— Нет! -засмеялась княжна. — Я хочу, чтобы ты выучил название книг на второй по