Фарфор рассыпался пылью, из неё родился переливчатый огонёк, побежал над мозаикой, остановился и сел. Изгой схватил искру, сжал в кулаке. Теперь он знал, куда идти.
Но не сейчас, позже. Прежде чем начинать охоту, нужно создать новую маску, восстановить силы долгим зачарованным сном. И насытить тьмой магический плащ, иначе убежище станет тюрьмой.
Глава перваяПризраки Жабьего леса
За спиной раздался мокрый шлепок. Так падает в дорожную грязь кожаный мешок с сырыми отрубями. Ланек обернулся, но сквозь пелену дождя не смог рассмотреть и ближних деревьев. В промозглых сумерках Жабьего леса даже камни дороги едва можно было различить. Наверное, так даже лучше – когда до последнего не видишь своей погибели. Вот только любой житель Прилучья, узкой долины между Драмским хребтом и северным берегом Зелёного моря, отлично знает: там, во мраке, в зарослях высоченной осоки, ползают, шелестя чешуёй, страшные прожорливые змеи – полозы-заглоты!
Холодные ручейки сочились сквозь прорехи куртки, устремляясь вниз по спине. Но останавливаться нельзя. Наоборот, беглец из последних сил прибавил шагу, глядя под ноги, чтобы не провалиться в колдобину. Нужно уйти подальше от зловещих звуков. Может, тогда и пронесёт, может, сжалится судьба, кривая пряха.
Неудивительно, что незнакомца он не заметил и со всего маху врезался носом ему в грудь, в грубый брезент плаща.
– Тебе что, парень, дороги мало? – пророкотал сверху хрипловатый насмешливый бас.
Когда пальцы нащупали под мокрой тканью живот, стало понятно, что это живой человек – не дождевой морок, не гниющая нежить. К тому же он курил трубку! Под капюшоном в деревянной люльке теплился алый огонёк.
«Как она не гаснет в такой сырости?! Здесь даже масло гореть не будет!»
Беглец как заворожённый смотрел на дымную звёздочку, а она снова ярко вспыхнула, озарив лицо мужчины. На улице или в корчме к такому поостережёшься подойти без нужды. Широкие угловатые скулы, грубый шрам через левую щёку, глаза с прищуром под тяжёлыми бровями. Не иначе, из тайной гильдии или лихоманов – тех, что грабят сейчас «Три камня».
Так звался постоялый двор у дороги, где Ланек работал на конюшне за еду и жильё – грязную каморку в подклетях. Кряжистый сруб, огороженный частоколом, стоял на голом холме посреди леса рядом с тремя валунами. Как молчаливые стражи, огромные камни обступили родничок – единственный источник чистой воды на болотистой равнине. Никто не знал, откуда они взялись здесь, за полперехода от ближайших скал. Местный конюх Ян за кружечку хмеля рассказывал постояльцам, что это велты, лесные великаны, которых бродячий волшебник обратил в камень за то, что осквернили священный ключ. Вот и пришлось им стоять при нём вечной стражей. Только никто не верил. Все знали: валуны уже были здесь, когда первая тропа прорезала лес. Но старик не обижался и, хлебнув ещё глоток, начинал новую историю.
Закончив чистить конюшню, Ланек частенько прокрадывался в общий зал и заворожённо слушал байки про древних магов-странников и мастеров-механиков, злобных лесных духов и мудрых четвероруких чудинов, про цветущие среднеморские острова и непролазные северные чащи. В такие вечера он прощал Яну все дневные тычки и затрещины. А конюх всё говорил, и в его зрачках плясало пламя камина.
Лихоманы напали в сумерках, когда последняя телега въезжала в ограду. Колёса завязли в грязи, измученная за день лошадь не могла вытянуть её и только надсадно хрипела. Два хозяйских сына, бросив копья, стали помогать вознице, торопясь закрыть ворота, пока туман не выполз из леса на дорогу.
Ланек затащил в конюшню тяжеленную охапку волглого сена и устало распихивал его по кормушкам, когда снаружи раздались крики, звон, проклятья, надрывный собачий лай и визг. Потом плечо больно сжали костлявые пальцы конюха.
– Пакля, ты? – прошептал он в самое ухо. – Брось, не слышишь, что ли? Там лихоманы, пожри их змей! Бежать надо! Давай, прошмыгнёшь за сарай и лезь за забор, дуй по дороге к заставе, поднимай там крик! Да смотри не заблудись, слепая тетеря!
– Но темно же! Дождь там, змеи повылазили… – чуть слышно ответил Ланек.
– Ну так держи! – В руку ткнулась проволочная дуга. – Давно припас, у стражи выменял. Фонарь с цверговым серебром. Даже заглоты его боятся, а нежить и подавно. Запалишь, когда через колья перемахнёшь. Если что, тычь склянкой в морду. Или хочешь, чтобы тебя здесь прирезали, как поросёнка? Хозяина да сынков они, может, и уведут в полон под выкуп, а нам не жить! Понял, Пакля? Не жить! Дуй за мной, я пока в подклети спрячусь, пережду… стар уже по лесу бегать.
Подкрепив приказ тычком, конюх шагнул в темноту. Сгорбленная фигура мелькнула в сером проёме створок. Ланек послушно двинулся следом, замешкался на пороге, выглянул наружу. Во дворе и за распахнутыми воротами метались зловещие бесформенные фигуры. Ян лежал на спине у задней двери корчмы, разбросав руки, и неподвижно глядел в тёмное небо. Над ним стоял лихоман в лохматой меховой накидке, в руке блеснуло лезвие ножа.
«Ян говорил, у них даже лицо волосатое и зубы в два ряда. А я не верил. Вот сейчас узнаю, правда или… или…»
Капюшон разбойника медленно повернулся. Под ним белел овал маски с тёмными провалами глазниц. Казалось, они уставились точно на щель ворот, за которой притаился парень.
Дышать вдруг стало тяжело. Ноги начали неметь.
«Это не лихоман, а колдун проклятый! Заметил меня! Сейчас заворожит, приморозит к месту!» – молнией сверкнула мысль. Пальцы из последних сил начертили в воздухе знак оберега – сплетение-трилистник, а губы прошептали: «Это неправильно, огради меня, отец Триглав!»
Мягкая невидимая рука легла на плечо, погладила, успокаивая. Перед воротами встала прозрачная, но вполне ощутимая стена, отразив заклятье.
Наваждение схлынуло, Ланек отшатнулся, бросился в спасительную темноту конюшни, в самый дальний угол. Остановился, схватил кривой нож для лошадиных копыт.
«Буду отбиваться. Нет, глупо! Кого этой медяшкой напугаешь? Лучше сделаю, как Ян велел. Надо как-то за частокол попасть… Может, с крыши туда спрыгнуть?»
Отбросив резак, он начал взбираться по яслям к тесовой кровле, где давно приметил дыру-продух, прикрытую сверху только древесной корой.
Ворота жалобно всхлипнули и распахнулись под ударом ноги разбойника.
«Идёт за мной! Значит, точно заметил!»
Стоило только сдёрнуть лубяную заплатку, и в прореху хлынула вода. Края мокрых трухлявых досок крошились под пальцами. С трудом удалось выбраться наружу, на скользкий край стены. Теперь забор был совсем рядом.
Жердь под ногами хрустнула, просела, заставив взмахнуть руками. Ланек чуть не свалился обратно в дыру, и пришлось наугад прыгать вперёд. Склянка драгоценного светильника зацепилась за ветку, повисла на ней, дужку вырвало из пальцев. От встряски вспыхнула серо-зелёная колдовская звёздочка, осветив гнилой тёс крыши и листву вокруг. А парень уже скользил вниз по мокрым брёвнам забора, обдирая спину о сучки. Рухнул в заросли крапивы, сжался и затаился, прислушиваясь.
Крики разбойников остались по ту сторону изгороди. Фонарь валялся где-то на сарае. Впереди серая прореха в тёмной стене леса – просека Болотного тракта. Над ним едва заметно колышется грязная перина вечернего тумана.
Назад на частокол уже не забраться, прятаться в жидких окрестных кустах и того глупее. Едва рассветёт, взгорок будет как на ладони. Осталась одна дорога – к заставе. Хотя неизвестно, что хуже – попасть в лапы лихоманов или лезть ночью в Жабий лес без оружия и фонаря.
Разозлившись на себя за трусость, парень до боли дёрнул свои жёсткие, жёлтые, вечно растрёпанные волосы, из-за которых его и прозвали Паклей.
«Ну, чего раскис? Это обоз с телегами будет ползти полдня, а бегом можно и за три часа! Давай же!»
Он оттолкнулся от скользких брёвен и бросился вперёд, прорезая густой туман, скользя и падая. До тех пор, пока не выдохся, ноги не налились свинцом и грудь не начала гореть изнутри. Но и потом продолжал упрямо брести, прислушиваясь к звукам чащи. И вот наткнулся на незнакомца.
«Неужто всё зря? Даже вырываться сил нет. Сейчас этот амбал сгребёт меня и поволочёт назад, в «Три камня»!»
Но и бояться он больше не мог. Ватная усталость высосала все силы, и навалилось равнодушие. Пакля вздохнул и обмяк в руках незнакомца.
«Может, так лучше? Кончу жизнь под крышей, среди людей, а не в болоте, в брюхе заглота…»
– Эй, как ты тут ночью оказался? От обоза отстал или сбежал? Ты что, язык проглотил? – Прохожий сжал кулачищами худые плечи и встряхнул. – Да не бойся, не обижу. Я по делам в «Три камня» иду. Ты же оттуда?
Мужчина снова пыхнул трубкой. Алый огонёк отразился в зрачках. Совсем как у Яна, когда он сидел у очага.
Воспоминания набежали волной, захлестнув с головой, и смыли оцепенение. Глаза защипало от запоздалых слёз. Ланек уткнулся в грудь незнакомцу, всхлипнул.
– Нет больше «Трёх камней», никого нет!
– Как так нет? – Прохожий озадаченно почесал шрам на щеке. – Ну, парень, воды и так много, прекрати. Скажи толком, что случилось?
– Лихоманы…
– Лихоманы?! – Незнакомец сердито хмыкнул. – Вот уж кого не ждал… Так… А вспомни-ка, видел ли ты в корчме моряка-южанина, смуглого, чуть выше тебя ростом? Он из Ригля шёл, ещё вчера должен был заселиться.
Ланек шмыгнул носом, вытер кулаками глаза и честно перебрал в памяти лица постояльцев.
– Нет, не было такого.
– Точно не было? – Прохожий выпустил паренька, и тот едва не упал в грязь. – За каким рожном они тогда явились? Не за тобой же? Тут хороший куш должен быть… Очень хороший, чтобы ради него ночлег разорить. Теперь же купцы в обход пойдут, через Ленивый Брод. С кого тогда разбойничкам откуп брать? Может, гости у вас богатые были?
Ланек в ответ только мотнул головой.
Незнакомец озадаченно замолчал, недовольно раздувая ноздри. Позади, заглушив шорох дождя, что-то громко плюхнуло. Ланек вздрогнул, отпрянул от мужчины, обернулся, сразу вспомнив, где они.