Клыч, поняв, что тут приказом не возьмешь, сменил тактику.
Друг, — просил он, прикладывая к сердцу убеждающую ладонь. — Ты такое дело сделаешь — вся Россия тебе поклонится.
На кой мне ейные поклоны, — бормотал возчик. — Заплатил бы червонными, тады посмотрел бы еще!
Три червонца дам! — решительно сказал Клыч. — Гони, мужицкая ты моя колдобина, гони, серость ты разнесчастная! Гони!
Возчик оглянулся, всмотрелся в жесткое лицо Клыча и погнал.
Пошли какие-то строения, за ними начиналось поле. На крайнем доме электрическая лампочка освещала вывеску «Постоялый двор Бархатнова».
— Стой! — скомандовал Клыч. — Давайте, ребята, оба. Пошарьте там внимательнее, поглядите.
Стас и Климов спрыгнули с телеги, стремительно кинулись к входной двери.
Климов завернул во двор. Стас вошел в помещение. Во дворе мирно жевали овес лошади, стояло несколько подвод. Климов подошел поближе, вгляделся. Два огромных воза обтянутых брезентом, приткнулись у самых ворот, лошади из них были выпряжены. Остальные подводы не привлекали внимания, на одной были навалены дрова, на другой сено. Лошадей не было. Оглобли торчали вверх. У конюшни светились огоньки самокруток, разговаривали мужики. Климов подошел к упакованным возам, попробовал поднять брезент. Он был плотно затянут веревками. Но край брезентах треском поддался. Он пошарил рукой, нарвался на что-то мягкое. Перины, что ли? Приподнял повыше брезент — верно, перины: на них спрессованно давила какая-то мануфактура. Он встал на колесо, пощупал вверху. Какие-то пальто, манто, накидки, костюмы. Купец переселяется, что ли?
Он соскочил с колеса, еще раз прошелся по двору. Шарабана на дутых шинах не было. Даже если он завезен в этот вот сарай, его было бы видно. Ничего там не стоит. Шагах в пятнадцати лениво судачили мужские голоса.
Как королевна сидит, — говорил один, — а посмотришь — ни кожи ни рожи.
А добра-то, добра, — вторил ему другой. — Я давеча брезент задрал, а там и сундуки, и чего только нет. И посуда, пра слово, царская…
Лихая, скажу, баба! По нонешним временам да с таким богатством ночью разъезжать…
А ты тех-то не видал? — у конюшни перешли на шепот.
Нет, шарабана не было. Климов вышел из ворот, на дороге светлой шерстью выделялись лошади. От взошедшей луны силуэты сидевших на телеге были четко вырисованы в лунном сумраке. Стас был уже на подводе.
Что? — спросил Клыч. — Никого не обнаружили?
Шарабана нет, — сказал Климов.
Газу! — крикнул Клыч.
Савраски рванулись. Отдохнувшие лошади резко взяли с места. Огни приближались.
— Сидит какая-то бабенка, — рассказывал Стас. — Хозяин перед ней расстилается, а из углов такие рыла смотрят, что дрожь берет. Как можно сейчас женщине одной ездить?
«Возы, обтянутые брезентом, барахло… — что-то смутно заворочалось в мозгу Климова. Он вспомнил пустую, как нутро гитары, избу Аграфены. — Да разве они могли вывести все на шарабане?»
— А в городе мы его упустим! — вдруг хлопнул по колену Клыч. — Прозевали гада!
Стоп! — скомандовал Климов и дернул за плечо возчика. — Да стой ты!
Ошалел? — повернулся к нему Клыч.
Товарищ начальник! — Климов чувствовал, что глазами своими он мог бы прожечь железо. — Товарищ начальник! Надо обязательно взять эту женщину.
Ты что? — Клыч пощупал его голову. — Береги, браток, здоровье. От таких переживаний и рехнуться легко.
Трогать, что ли? — спросил возница.
Возвращаемся! — приказал Климов. — Товарищ начальник, мы их нагнали. Они на постоялом. Это их возы, — и он, торопясь, рассказал, что обнаружил под брезентом. Клыч секунду раздумывал, потом приказал повертывать. Возчик уже не гнал лошадей. Они не торопясь катили по дороге. Навстречу им тоже двигалось что-то. Клыч всмотрелся. Два высоких воза медленно вырастали из темноты. Когда до них осталось шагов пятнадцать, Климов, не дожидаясь команды, спрыгнул с телеги и побежал навстречу. Первым возом правила женщина в платке.
Аграфсна Ивановна? — спросил он.
До днесь Дмитриевной была, — ответила женщина и наклонилась с воза. — От Алексея Иваныча?
От него, — вдохновенно согласился Климов.
— Ай чего передать послал?
Встретить просил.
Ничего, добралась почти. Где сам-то?
Там, куда собирался.
Ну и слава богу, — сказала она, — а это кто? — голос ее дрогнул. — Кто энти-то идут?
Свои, — сказал Климов. — А вас-то куда прикажете сопроводить?
Как куда? — в голосе женщины зазвенела тревога. — Ай он вам не сказал? Да вы кто будете? — сорвалась она на крик. — Я с постоялого-то без его воли снялась!
Клыч что-то приказал шепотом Стасу, тот пропал во тьме.
— Слезайте, Аграфена Дмитриевна! — сказал Климов. — Угрозыск!
Женщина ударила по лошадям, они рванули, но Клыч одним прыжком оказался впереди и повис на поводьях. Климов сдернул женщину с воза.
— Легавые! — крикнула она тоненько и замолкла.
Климов поднял ее на ноги. Она была небольшая, щуплая, но жилистая. На бледном лице сверкали испуганные глаза.
Подошел Стас.
— Второй воз привязан, — сказал он. — На возах — никого.
Клыч в раздумье остановился перед пленницей.
Как ее обыскивать? — сказал он. — Баба, поди. — Он обошел ее вокруг. Женщина уставилась под ноги, глаз не поднимала.
Оружие имеешь? — спросил Клыч.
Отродясь не носила! — ответила Аграфена глухим голосом и перекрестилась.
И муженек не носил? — усмехнулся Клыч.
Ему бог судья, — женщина подняла глаза. — Я тут непричастная.
Луна опрокинула их тени на пыльную полосу дороги. Тени возов и лошадей казались чудовищно огромными. Звякали мундштуками кони.
Что ж он тебя бросил тут одну ночью, муженек твой? — допрашивал Клыч.
Не бросил. Завтра велел ехать, спозаранку, а я вот вечером решилась.
Ослушалась самого Кота?
Так страховито на постоялом-то, — сказала женщина и поежилась. — Мужики смотрят, по возам шарят.
Что ж, не знал он этого? — спросил Клыч. — Возы-то с двухэтажный дом.
Так хозяин-то знакомый, он ему меня на руки сдал.
— А сам куда же?
Женщина промолчала.
— Аграфена, — сказал Клыч, — ты в молчанку не играй. Кровопийце твоему решка приходит. Мы сегодня весь город подымем, а его возьмем. Тогда наравне отвечать придется.
Женщина молчала. Климов стоял к ней вплотную и чувствовал, что она дрожит.
— Людей вместе убивали, — сказал Стас, — теперь вместе и ответят.
Я к тому непричастная, — сказала Аграфена. — Я никого вместе не трогала.
А убивал кто?
Алексей Иваныч на дело с собой брал. Не могла ж я ослушаться.
Как же, мужняя жена, — сказал Клыч. — Домострой, растуды твою качель…
Что он велел, то я и сполняла, — опять сказала Аграфена. — А людей не трогала. Мужики своим делом занимаются, а я по хозяйству…
Что ж из дому-то все забрала?
Не все… — Она помолчала, потом перечислила — Котору посуду пооставляла, в сараюшке ободья, колес три пары новых, мешки, мануфактуру — тоже аршин сто сорок.
Места, что ли, на возах не нашлось?
И места. Да и Алексей Иваныч говорит: ишшо, мол, вернемся. Все заберем.
Та-ак, — сказал Клыч. — А куда ж ты спозаранку хотела ехать?
В Заторжье. — Аграфена крепче закуталась в платок. — Там на Вознесенской у меня сестрица живет в собственном доме, к ней мы…
Знает она, откуда у вас это добро?
Откуда же… Думает, что крестьянствуем мы…
Ладно буду в ступе толочь, — сказал Клыч и шагнул вплотную к Аграфснс — Где сейчас Кот?
Она вздрогнула:
— Да откуда ж мне знать?
— Говори, баба, на суде зачтется. — Клыч чиркнул спичкой и осветил темнобровое узкоглазое лицо с высокими скулами и сухими, по-старушечьи подобранными губами. Глаза спрятались под ресницы от света. — Только этим и спастись можешь.
Аграфена молчала.
Клыч зажег от первой вторую спичку, вгляделся в женщину.
Потянет тебя за собой твой Алексей Иваныч. Потом поздно будет прощения просить.
В Горнах он, — глухо сказала Аграфена, защищаясь от огня спички ладонью. — А где — сама не знаю. Он мне никогда не сказывал.
Смотри! — Клыч еще немного посветил спичкой и погасил ее. — Соврешь — всю жизнь жалеть будешь. Климов! Садись с ней рядом. Гони к первому посту, звони нашим. Давай-ка, Стас, и ты. Я жду у Тростянского колодца.
Климов кивнул. Колодец этот пользовался славой целебного. Вода в нем действительно была очень чистой и вкусной. Расположен он был у линии, на задах Горнов.
— Ежели наши задержатся, валяйте оба ко мне, начнем сами.
Климов вскочил на облучок. Стас подтолкнул в нему Аграфену, сам сел с другого бока, неприметно держа у бедра свой браунинг. Лошади понесли. Через полчаса бешеной скачки домчались до швейной фабрики. От ее заборов и начиналось Заторжье. Климов соскочил с облучка:
— Стас, сторожи!
Он ринулся в проходную. Старичок вахтер оцепенел от его вида и стал шарить за спинкой стула, винтовка его с грохотом упала.
— Телефон! — крикнул Климов и сунул старику удостоверение угрозыска. Пока тот читал, Климов уже звонил. — Барышня, — кричал он, — двадцать — двадцать два!
Скоро ответил сонный голос Селезнева.
Селезнев! — закричал Климов. — Поднимай ребят, звони к Клейну, пусть поднимает курсы. Кот в Горнах. Идем по следу.
Крепко! — Селезнев сразу возбудился. — Сейчас сделаю. Молодцы, ребята!
Плохо только, не знаем, как его выманить. Известно, что в Горнах, а где — ничего не ясно. На какую-то приманку надо брать.
Вы вот что! — Вы — это! — возбужденно кричал Селезнев. — Вы сами не пробуйте…
Слушай! — кричал, перебивая его, Климов. — Вышли сюда людей, на швейную фабрику, я тут жену Кота оставлю.
Взяли?
Да! Поспешай.
Климов! Ты тут популярным у слабого пола стал! — кричал Селезнев. — Почти как вы уехали, пошли звонки. Требуют тебя, и все. Я говорю: «Может, я заменю?» Даже не пожелали ответить. Спрашивают, будешь ты сегодня? Я говорю: «Он на операции, должен быть». Сказали, что будут звонить каждый час, мол, надо сказать что-то важное.