— Знаю я здесь недалеко кратчайший путь морем, — сказал Вате, — и мы можем настичь их без труда.
— Но где же добудем мы корабли? — сказал Гетель.
— И тут могу я дать тебе совет, — продолжал престарелый Вате, — Господь допускает насилие, когда это необходимо. Здесь поблизости можно найти у берега до семидесяти хороших кораблей; много заготовлено на них съестных припасов; корабли те снарядили паломники. Надо нам во что бы то ни стало захватить эти корабли, мирно высадив на берег паломников.
Отобрал Вате сотню воинов и пошел с ними вперед; остальные последовали за ним. Хотел он было купить корабли у паломников; было паломников тут до тридцати сотен, и не хотели они продавать своих судов, но когда пришел сам король Гетель с остальным войском, они перестали противиться и уступили свои корабли. По приказанию Вате перенесли им на берег все их серебро и платье: не захотел Вате воспользоваться их добром; за съестные же припасы он решил заплатить им по возвращении.
Недовольны были паломники и жаловались на притеснение, но их никто не слушал, а король Гетель отобрал из них пять сотен лучших воинов и взял с собой. Немногие из них вернулись потом домой. Посадив на корабли свое войско, король Гетель пустился в путь, и быстро понеслись они по волнам, пользуясь попутным ветром.
ХVII. О том, как Гетель явился за своей дочерью на остров Вюльпензанд
Людовик и Гартмут, высадившись на остров Вюльпензанд, решились отдохнуть тут на прибрежье со своими воинами. Они расположились лагерем, пустили на траву коней, перевезли и пленниц; но печально сидели девушки, окруженные врагами. Тут рассчитывали Людовик и Гартмут провести не менее семи дней: они были уже так далеко от Мателаны, что не предполагали возможным, чтобы Вате и его друзья могли причинить им какой-нибудь вред.
Но вот один из корабельщиков приметил на волнах корабль с богатыми парусами. Доложили о том королю, и Гартмут со своими воинами пошел сам посмотреть, в чем дело. Разглядел он на парусах кресты и решил, что это паломники. Скоро увидали они быстро несшиеся к ним три прекрасных корабля и девять богатых барж; когда корабли подошли ближе, они увидели блестящие шлемы — и поняли, в чем дело.
— К оружию скорее! — крикнул Гартмут. — Вот мои враги!
Корабли так стремительно неслись к берегу, что слышно было, как трещали весла в руках гребцов. Людовик стал громко скликать и ободрять своих воинов. Поспешно утвердили на берегу военный значок Гартмута. В это время корабли были уже так близко, что до них легко было достать с берега копьем. Гегелинги с копьями и мечами соскочили на берег и принялись щедро рассыпать удары. Никогда в метель снег не сыплется в горах так быстро, как мелькали, поднимаясь и опускаясь, их руки. Никогда еще не бывало более жестокой битвы. Стремительно и гневно ринулся на врагов Вате; Людовик Орманский бросился ему навстречу с копьем, и копье его само разбилось вдребезги от мощного удара. Вате нанес Людовику удар по шлему с такою силой, что пробил его, и концом меча задел по груди; не миновать бы Людовику смерти, если бы не было на нем сорочки из лучшего абалийского шелка. Но не мог уж он больше сражаться и должен был покинуть битву. Гартмут схватился с Ирольдом, и удары их со звоном посыпались на шлемы. Гервиг не принимал участия в битве: был он еще на корабле и, спрыгнув с него, очутился в воде по плечи. Враги хотели потопить его и стали засыпать его копьями, но все же удалось ему пробиться на берег и тогда щедро отплатил он им за все.
Овладев берегом, Гегелинги вступили в ожесточенный бой: от потоков крови морские волны окрасились в багровый цвет дальше, чем на полет копья. Никогда еще не было столько поверженных на землю и раздавленных человеческих тел. Если бы собрать всех тех, что погибли так без ран, то их хватило бы для завоевания целой страны. Надменные мавры, как говорят, тоже принимали горячее участие в битве; были они отважные воины, и кровь так и струилась из-под их шлемов.
Горько плакала Гудруна, наблюдая за битвой, а вместе с нею и все женщины.
Целый день продолжалась ожесточенная битва, и близился уже вечер, когда среди тесноты и давки Гетель столкнулся наконец с Людовиком Орманским.
ХVIII. О том, как Людовик убил Гетеля и ночью пустился в путь
Славно владели мечом и Гетель, и Людовик, и, сразившись, скоро каждый из них вполне познал искусство и ловкость противника. Но все же Людовик сразил Гетеля и причинил тем многим глубокое горе. Узнала Гудруна о его гибели и стала оплакивать его; вместе с нею оплакивали его и бывшие с нею женщины. Вате пришел в ярость, узнав о смерти короля, и шлемы под мечом его запылали, как вечерняя заря.
Но что могли сделать витязи? Наступила полная тьма, не было даже луны; весь остров был уже смочен горячей кровью, а Гегелинги и не думали прекращать битву: хотели они во что бы то ни стало отбить Гудруну и отомстить за гибель Гетеля. Но наступила ночь, и в темноте воины уже не отличали врагов, и убивали своих.
— Если мы будем продолжать сражаться впотьмах, убивая и чужих, и своих, то к утру тут никого не останется в живых, — крикнул наконец Гервиг, и согласились все до рассвета прекратить битву. Но ни та, ни другая сторона не отступила, и враждебные войска расположились на ночлег так близко друг от друга, что при свете костров могли видеть вражеские шлемы и щиты.
Людовик и Гартмут, посоветовавшись между собою, открыли своей дружине, к какой уловке решили они прибегнуть, чтобы незаметно уйти с острова.
— Лягте все на землю, положив под головы щиты, и шумите больше, чтобы Гегелинги не заметили, как я увезу вас отсюда, — сказал им Людовик.
Послушались Людовика его воины: затрубили они в трубы и забили в барабаны, словно отвоевали себе весь остров. Женщинам запретили громко жаловаться и плакать, а тех, что не слушались, топили в море. Воины Людовика поспешно перенесли на корабли все, что было у них выгружено на берег, и покинули на месте своих мертвых. Многих недосчитались они, и несколько баркасов остались пустые на берегу. Благодаря такой хитрой уловке, орманским воинам удалось-таки выйти в море. Горько было женщинам, что приходилось им молчать и не могли они ни о чем известить своих близких.
Наутро, лишь только стало рассветать, Вате принялся трубить в свой военный рог. Повскакали с ночлега воины; на конях и пешие принялись они искать своих врагов, но те были уже далеко: суда их пустые стояли на берегу, платье валялось, разбросанное по земле; много нашлось тут и оружия, не имевшего уже хозяев. И как же огорчился Вате, узнав о том! Как горько плакался он на то, что не успел отомстить Людовику за смерть короля Гетеля!
— Живее, витязи! — кричал Ортвин. — Попытаемся еще догнать их — ведь не успели они еще уйти далеко от берега!
— Что толку торопиться? — сказал на это Фруте он стоял на берегу и пристально вглядывался в морскую даль. — Поверьте, они ушли отсюда, по крайней мере, уже за тридцать миль. К тому же нельзя оставить нам без погребения и павших воинов. Послушайтесь меня: врагов мы уже не догоним, а лучше перенесем на корабли наших раненых, да разыщем наших мертвых и похороним их здесь, на этом пустынном берегу.
Послушались его воины и пошли собирать своих мертвых. Потом похоронили короля, а за ним и остальных убитых воинов, порознь христиан и нехристей. Не оставили без погребения и врагов.
Целых шесть дней, не зная отдыха, трудились они, чтобы упокоить души убитых их товарищей, читали молитвы и пели псалмы. Впоследствии поселилось здесь много духовенства и основался монастырь. Все, потерявшие здесь своих родичей, сделали богатые вклады на поддержание монастыря.
Упокой, Господи, тех, что погребены на этом месте! Те же, что уцелели в этой страшной битве при Вюльпензанде, в горе разъехались, каждый к себе на родину.
XIX. О том, как Гегелинги вернулись домой
Не посмел витязь Ортвин показаться на глаза своей матери, со дня на день ожидавшей возвращения Гудруны и ее свиты. Один Вате решился ехать к Гильде.
Огорчились жители бурга, узнав, что приехал Вате. Прежде, бывало, шумно и весело въезжал он в бург после битвы. Огорчилась и Гильда — догадалась она, что плохо пришлось Гегелингам, и хотелось ей поскорее узнать, что сталось с королем. Стали сбегаться к Вате и все, желавшие узнать о судьбе своих родичей.
— Не могу я скрыть от вас и не хочу вас обманывать: все они убиты! — отвечал им Вате, и ужаснулись такому ответу все от мала до велика. Громко и горько оплакивала Гильда своего супруга.
— Перестань жаловаться и плакать, госпожа, — говорил ей Вате, — ты не вернешь этим погибших. Подожди, пока подрастут люди в нашей стране: тогда отомстим мы Людовику и Гартмуту.
— До чего дожила я! — плакала Гильда. — И чего бы не дала я, чтобы отомстить за обиду и снова увидеть бедную дочь мою Гудруну.
— Перестань горевать и плакать, — говорил Вате, — дай нам сроку двенадцать дней, и мы обдумаем, как нам быть.
— Госпожа моя, Гильда, — снова заговорил Вате, — вот как было дело: взял я у паломников девять кораблей, и надо нам теперь вернуть их этим беднякам, чтобы не понести неудачи в будущих битвах.
Согласилась Гильда.
— Великий грех отнять что-нибудь у паломников, — сказала она и приказала заплатить им за все и, сверх того, дать им еще три меры серебра из ее собственной казны.
И паломникам вернули их корабли и так щедро вознаградили их за все, что они забыли обиду и не прокляли рода Гетеля.
На другой день утром приехал из Зеландии отважный Гервиг, и Гильда обняла его со слезами.
Заплакал и Гервиг, видя ее слезы.
— Все они умерли, — сказал он, — умерли все, кто должен был и всегда был готов тебе помочь. Ни за что не успокоюсь я ни душой, ни телом, пока не отомщу Гартмуту за то, что посмел он похитить у меня жену и перебить наших воинов.
Потом все они поехали в Мателану. Съехались туда все уцелевшие витязи со своими воинами, приехал и сын Гильды, Ортвин.