— Скорее убирайся прочь с моих глаз! — отвечал ему Эрменрих. — Потому что, если попадешься ты мне в руки, не спасут тебя от смерти ни золото, ни серебро, и я прикажу повесить тебя на первом же дереве.
— Ну так дай мне сейчас же уехать отсюда с моими воинами! — сказал Дитрих.
— Ха, ха, — засмеялся Эрменрих, — уехать? Нет, ты уйдешь отсюда пешком, и я не мешаю последовать твоему примеру всем, кто пожелает.
Так-то Дитрих должен был покинуть наследие, полученное им от отца, и уйти пешком из города, в котором он вырос. Долго слышал он за собой горькие жалобы и рыданья женщин и детей, мужья и отцы которых решились сопровождать в изгнание своего короля. Но это было еще не все. Увидя, что из города уходят только мужчины, Эрменрих рассердился.
— Вон из города все, кто был предан Дитриху! Прогнать также и женщин, и детей! Пусть и они уйдут пешком вслед за своим королем! — кричал он в гневе.
Увидал Дитрих женщин и детей, выходивших из города, и впереди всех Уту, жену Гильдебранда, и сказал:
— Никогда уже никто не увидит улыбки на моем лице. Об одном только молю я Бога: да дарует Он мне настолько жизни, чтобы успел я отомстить за это злодейство тому, кто в нем повинен.
Но недолго торжествовал Эрменрих. Не успели изгнанники пройти несколько миль, как встретили они толпу всадников; то были Эккеварт и Амелот, возвращавшиеся из удачного похода: со своим войском напали они на врагов и взяли Гарду и теперь пришли как раз во время, чтобы принять на свое попечение изгнанных из города женщин и детей и тем дать возможность Дитриху поскорее скрыться от Эрменриха.
Бернские воины прошли через Истрию и перевалили через горы. Когда же пришли они в Гран, Дитрих вполне предался своему горю; глядя на своих истомленных товарищей (их было у него пятьдесят), он ломал руки и горестно восклицал:
— О, горе нам, изгнанникам, куда денемся мы теперь? Нет у нас ни золота, ни имущества, и никто не согласится принять нас к себе!
Тщетно старый Гильдебранд пытался утешать его: горе Дитриха не знало пределов.
На ночь они нашли себе приют в доме одного купца. Проснувшись на другое утро, Гильдебранд увидал проезжавшего по дороге посла и спросил его, откуда тот едет.
— Из Этцельнбурга, — отвечал посол, — сегодня проедет тут королева Гельха, а с нею маркграф Рюдигер.
Обрадовался старик такой вести.
Случилось так, что королеву Гельху, кроме маркграфа Рюдигера, сопровождал еще верный воспитатель Гарлунгов, Эккегард, и Дитлейб из Штейера: оба они, спасаясь от ярости Эрменриха, бежали в землю гуннов. Дитрих хотел было спрятаться от них, но Эккегард узнал Дитриха и поспешил войти вслед за ним в дом, чтобы приветствовать его. И как же обрадовался ему Дитрих и его спутники! Пока они обменивались радостными приветствиями и вопросами, вошел в дом и маркграф Рюдигер. Обменявшись и с ним приветствиями, Дитрих, среди слез и вздохов, рассказал ему печальную повесть о том, как, чтобы спасти своих воинов, должен был он покинуть свой город. Выслушав Дитриха, маркграф Рюдигер настоял, чтобы позволили ему на свои средства одеть бернцев, вооружить и снабдить конями Потом поспешил он к королеве и поведал ей, как могучий Дитрих утратил свои земли. Сильно огорчилась королева этой вестью и, узнав, что сам Дитрих был в ту минуту в Гране, она поспешила послать к нему маркграфа Рюдигера, приказав пригласить как самого Дитриха, так и его товарищей в землю гуннов.
Так попал Дитрих в землю гуннов, и много лет жил он там, снедаемый тоской и печалью. Хотя королева и принимала его радушно, а король Этцель пригласил его в свой бург и обходился с ним ласково и приветливо, но ничто не могло облегчить скорби Дитриха и вознаградить его за утраченное счастье. Наконец, чтобы утешить его, король гуннов обещал Дитриху снарядить войско, чтобы с его помощью мог Дитрих наказать своего врага. Однако долго еще пришлось бы ждать, пока Этцель успел бы собрать такое войско.
Но вот раз прискакал к Этцелю во двор всадник. Двенадцать дней и двенадцать ночей скакал он без отдыха, торопясь обрадовать Дитриха своею вестью. Первый увидал его Рюдигер и сейчас же узнал — был то Амелот из Гарды. Не желал Амелот сказать, зачем он приехал, никому, кроме Дитриха: ему первому хотел он сообщить свою новость.
— Государь, — крикнул он ему, когда Дитрих вышел к нему навстречу, — я привез тебе радостные вести: мы взяли назад Берн и еще Боцен, Иннталь и еще кое-какие земли; теперь пора тебе вернуться домой!
Тут Амелот подробно рассказал все, как было.
— Случилось раз, что Эрменрих уехал из Берна, где он всегда находился. Я узнал об этом и, подняв военный значок Эрменриха, поехал туда со своими воинами. Никто не остановил нас у городских ворот, потому что все приняли нас за воинов Эрменриха и думали, что это он сам отослал нас назад Так проникли мы в город и перебили всех бывших там воинов. Теперь Альфарт со своим войском охраняет город.
Весело снарядился Дитрих в обратный путь; с ним поехало много славных витязей — не только его собственных, но также и гуннов. Никем не жданные, приехали они в Берн. Весть о случившемся успела тем временем дойти и до Эрменриха. Города один за другим отпадали от него и переходили на сторону их законного государя, и Эрменрих поспешно снарядил большое войско, чтобы положить этому предел. Первым из таких городов был Милан. Тут Тидас собрал вокруг себя преданных Дитриху людей и послал к нему с этою вестью витязя Фолькнанта. В то же время сообщал он ему, что Эрменрих подходит к городу, опустошая и разоряя на своем пути всю страну.
Нельзя было медлить. Немного еще воинов собралось вокруг Дитриха, но сильное войско Гуннов шло уже ему на помощь, — эту весть привез ему посол от королевы Гельхи.
На другой день огромное войско подошло к городу. При виде его никто не мог решить, друзья ли это или же враги; но когда подошло оно ближе, и бернцы с радостью узнали во главе его маркграфа Рюдигера. Это всем придало духу. Между тем из Милана опять прискакал гонец и настойчиво просил о помощи, потому что враги осадили уже город, и великая беда грозила бы всем, если бы город сдался.
Снарядившись, войска сейчас же подняли знамена и двинулись к Милану; но, не доходя до города, Дитрих собрал военный совет из своих воинов и предводителей Гуннов.
— Вряд ли безопасно нам встретиться с врагом в открытом бою, — сказал он, — нас для этого еще слишком мало. А потому я советую отделить отряд и послать его на разведку: надо нам постараться застичь неприятеля врасплох.
Все согласились с ним, и Гильдебранд с частью надежных воинов отправился вперед.
В то время, как Гильдебранд со своими воинами издали разглядывал войско Эрменриха, с той стороны тоже отделились два витязя со значительным числом воинов, чтобы, в свою очередь, разведать кое-что о войске бернцев. Витязи эти были Витеге и Гейме: всегда были они рады случаю причинить вред Дитриху.
Но Гильдебранд проведал об их замыслах и поспешил вернуться назад, чтобы предупредить своего господина о грозившей ему опасности. Громадный перевес числа врагов внушил Гильдебранду такие опасения, что он советовал Дитриху скорее удалиться, чтобы избежать битвы. Досадно показалось это Вольфгарту, — горячо прервал он Гильдебранда и заявил, что сам он видел один немногочисленный отряд, и тут только рассказал о Витеге и Гейме. Надо было, не медля, отвратить опасность. Дитрих отделил значительную часть своих воинов, чтобы они, засев в засаде, поджидали неприятеля. Едва успели они это исполнить, как пришли уже новые вести: Альфарт, в свою очередь, ходил на разведку и высмотрел место, откуда с успехом можно было напасть на неприятеля. Туда послали второй отряд. Остальное же войско осталось на прежнем месте. Ночью началась резня. Нерадостно было пробуждение воинов Эрменриха — Гейме и Витеге не верили своим глазам, наткнувшись на более многочисленного неприятеля, но защищались, как прилично отважным воинам. Осада и битва продолжались до утра. Все поле было пропитано кровью. Обе стороны сражались с отчаянною храбростью. Повсюду слышались стоны и вздохи Вся трава покраснела от крови убитых. Много погибло тогда славных воинов.
Немногие из воинов Эрменриха защищались так, как Штритгер из Тосканы, Туриан из Сполето и славный Гейме. Эти прославленные князья вели за собой шесть тысяч воинов, с остервенением отстаивавших поле битвы. Много вреда причинили они Дитриху. Даже панцири были разбиты в этой битве, и пар от разгоряченных тел стлался по воздуху, точно дым над загоравшимся лесом. Недаром получили воины плату от своих господ полегли они за них костьми, служа им верой и правдой. Пусть никогда не смоется позор с имени Эрменриха, виновника стольких бедствий.
Время клонилось уже к полудню. К Дитриху в это время подошел из Милана славный Тидас со своими двенадцатью тысячами воинов. Эрменрих вовремя увидал их и обратился в бегство. Но он бежал один: все его воины были или перебиты, или так тяжело ранены, что не могли двинуться с места. В те времена, как говорят, считали, что Эрменрих потерял тут до шестидесяти пяти тысяч человек.
Немало воинов потеряли и бернцы. Особенно же сожалели они об одном — о Дитлейбе из Штейера, которого давно уже никто не видел. Но в то время, как его разыскивали, прискакал всадник и крикнул:
— Если хотите вы видеть самый упорный бой, когда-либо бывавший на свете, то поспешите спуститься в лощину: там, бьется Дитлейб из Штейера с Вате, вызвавшим его, когда он ездил послом от Дитриха ко двору Эрменриха!
Все поспешили в лощину и, действительно, застали там обоих бойцов; но никто не посмел вступиться в битву, бойцы сами должны были решить этот спор к чести того или другого. Только словами лишь ободряли то Дитрих, то Вольфгарт утомленного Дитлейба, пока наконец не нанес он своему противнику такого удара мечом, что рассек ему шлем и череп; зато же и сам он, в свою очередь, получил такой удар, от которого замертво повалился наземь. Но вскоре оправился Дитлейб и вскочил на ноги, чтобы снова сразиться с врагом, однако тот был уже мертв.