Как ни рад был Дитрих победе, но все же печалило его то, что Эрменриху опять удалось бежать: всем было ведомо, что пока был он жив, при своих несметных богатствах он всегда мог собрать новое войско и опять напасть с ним на своего племянника. Но никто не знал, где Эрменрих скрывался, и бернцы старались всеми силами открыть его убежище. Наконец это им удалось: узнали, что Эрменрих бежал в Равенну и уже привлек к себе кое-каких воинов и между ними своих зловредных советников, Зибехе и Рибштейна. Пылая гневом, Дитрих Бернский поспешил к Равенне и окружил город. На другое утро пошел он на приступ, но воины, бывшие в городе, отчаянно защищались: Эрменрих обманул их ложной вестью, будто бы наутро должно прийти к нему на помощь большое войско. Но ночью обманщик сам тайно бежал из Равенны в Болонью вместе со своими сообщниками.
Наутро воины Эрменриха, не видя ни обещанного войска, ни его самого, вышли к Дитриху и сдались ему. Он простил им весь вред, который они ему причинили, и вернулся в Милан, потому что Эрменрих бежал так далеко, что не было возможности его преследовать.
Новая забота удручала опять Дитриха, — снова не знал он, чем заплатить жалованье верным своим воинам; не было у него ни золота, ни серебра. Но на этот раз дело скоро уладилось.
В битве с Эрменрихом Дитриху удалось захватить в плен многих знатных воинов, и не было сомнения, что Эрменрих внесет за них выкуп золотом. А потому Дитрих решился отдать каждому из своих воинов по нескольку пленных выкупные деньги должны были послужить им платою за их службу. Потом послал он к Эрменриху, предлагая ему выкупить пленных. Не долго думая, Эрменрих сейчас же выслал за них богатый выкуп. Пленников отпустили на свободу за исключением лишь одного, которого Дитрих непременно пожелал удержать. Это был Витеге, прежде много лет служивший верой и правдой самому Дитриху, но потом польстившийся на золото Эрменриха. Воины Дитриха посоветовали ему попытаться снова привлечь Витеге на свою сторону и дать ему лен. Дитрих так и сделал, и отдал ему Равенну, но прежде взял с него торжественную клятву никогда более не изменять ему. В знак своей милости Дитрих подарил ему прекрасного коня, Шемминга. К несчастию, Дитрих не предчувствовал того, что должно было потом случиться.
Тидас остался охранять Милан, Амелот — Гарду; Берн был поручен неустрашимому Эльзану. Сам же Дитрих вернулся с войском Гуннов к королю Этцелю и его супруге, чтобы поблагодарить их за помощь.
В Этцельнбурге встретили их с большою радостью, и Этцель устроил великолепные пиры и празднества в честь амелунгских воинов.
Так прошло несколько времени, и Этцель сказал Дитриху:
— Теперь ты достиг уже вполне зрелого возраста и пора тебе выбрать себе жену, да и королевству твоему нужна королева.
— Это невозможно, — отвечал Дитрих, — земли мои, к сожалению, так опустошены и разорены, что я не в состоянии содержать двор.
— Об этом не заботься, — сказала королева Гельха, — я думаю, что тебе следует жениться на дочери моей сестры, на прекрасной Геррате, а она настолько богата, что тебе не будет нужды в иных сокровищах.
Испугался Дитрих, — не ожидал он, что умный и хитрый король гуннов вздумает таким способом привязать его к себе.
— Должен я прежде спросить совета у моих товарищей, — сказал он, немного подумав, — я поступлю так, как они мне присоветуют.
После этого разговора Дитрих пошел к своим друзьям; они сидели все вместе, и с ними был и Рюдигер. Дитрих сообщил им о желании короля.
— Подумай хорошенько прежде, чем сказать «нет», — сказал ему Рюдигер, — без войска Этцеля тебе не удержать за собой своих земель.
То же думал и Гильдебранд, и Дитрих наконец со вздохом сказал:
— Ну, значит, надо решаться: чего нельзя избежать, того не стоит и откладывать.
На другой день Этцель задал большой пир. Когда собрались все гости, Рюдигер поднялся со своего места и подошел к королеве.
— Благородная королева, — сказал он, — король Берна просит себе в жены твою племянницу.
Обрадовалась Гельха, и Этцель сейчас же обручил Дитриха и Геррату; Гельха подарила невесте много золота и драгоценностей и еще Зибенбюрген, ее собственное отцовское наследие.
Все при дворе гуннов радовались и ликовали по поводу этого события; один только Дитрих был не в духе и рад был покинуть праздник, когда ему вдруг доложили, что приехал Эккеварт по поручению Амелота из Гарды и привез ему какие-то важные вести. Но каково же было его отчаяние, когда услыхал он страшную новость: Витеге отложился и передал Эрменриху Равенну, где были тогда умерщвлены все — мужчины, женщины и дети.
Глубокая печаль и тоска овладели Дитрихом при этом известии. Между тем все, бывшие на свадьбе, недоумевали и удивлялись тому, что Дитрих вдруг исчез и больше не показывается. Наконец печальные вести дошли и до Этцеля. Сначала Этцель никак не мог понять, в чем дело, но когда Дитрих сам еще раз рассказал ему, как все произошло, король Гуннов пришел в страшный гнев, и сейчас же поклялся помогать Дитриху против кого бы то ни было.
С той минуты все словно забыли о свадьбе, и только и было речи, что об оружии да битвах. Когда общее волнение несколько улеглось, Этцель спросил, где стоял со своим войском Эрменрих и, вообще, было ли у него какое-нибудь войско.
— Государь, — заговорил Эккеварт, — около Сполето я сам видел его войско и, уверяю тебя, оно так велико, что я только удивляюсь, как удалось ему собрать такие силы.
— Чему же ты удивляешься? — возразил Дитрих. — Ведь недаром же завладел он сокровищами Гарлунгов и моего отца, Дитмара; обладая такими богатствами двух королей, нечего задумываться, откуда взять воинов.
— Пусть обладает он этими сокровищами, — перебил их Этцель, — на этот раз они ему не помогут. Войско, которое я вышлю против него, покажет ему его место.
После этих переговоров Этцель кликнул клич по всем своим землям. Гельха же дала Дитриху много золота и драгоценностей, чтобы ему было чем награждать товарищей.
— Пусть они неизменно преданны тебе, — говорила она, — но все же будет лучше, если и они получат свою мзду. Пожалуй, ведь и они окажутся непокорны, если тебе нечего будет давать им. Князьям подобает награждать верных своих воинов, потому что тому, кому нужны люди для войны, мало толку в подневольных слугах и лучше, чтобы служили ему по доброй воле. Нынче же слушаются лишь по принуждению, и князья, которые должны бы прилагать все усилия, чтобы помогать своим рыцарям, скорее стараются губить их.
Но пора вернуться к рассказу о Дитрихе.
Еще раз витязи Дитриха простились с Гуннами и поехали в Гран, где собиралось войско. Сам Этцель выехал их провожать. Из Грана войско двинулось вперед через Истрию, а Этцель вернулся назад в свой бург.
Жители Полы вместе с оставленными там Эрменрихом воинами сами вышли навстречу гуннскому войску и подчинились Дитриху, и Дитрих простил им их измену.
В Падуе засел с большими силами сын Эрменриха, Фридрих, и надеялся завлечь воинов Дитриха в неблагоразумные битвы, но тем до времени было строго наказано избегать встречи с врагом. Один только Вольфгарт тайно пробрался вперед с небольшим отрядом и напал на врагов. Ему посчастливилось, и Фридрих, понеся большой урон, должен был бежать, оставив победителям значительное число пленных и между ними сына Зибехе, которого Вольфгарт сейчас же приказал повесить перед городскими стенами.
Страшное зрелище открывалось перед воинами, когда шли они по опустошенной стране; в Равенне же тела женщин и детей, перебитых Эрменрихом, валялись на улицах без погребения. Дитрих приказал их похоронить и, не найдя здесь врага, двинулся дальше, потому что он слышал, что Эрменрих засел в Болонье. И тут, действительно, увидали они большое войско.
В виду врага войско Гуннов остановилось, и Дитрих собрал военный совет. На совете Рюдигер сказал;
— Я предлагаю разделить войско пополам: одна его часть обойдет врага и станет у него с тылу, другая же часть останется здесь. Завтра же на рассвете мы смело и бодро начнем битву.
Так и сделали. Дитрих сам стал во главе той части войска, что должна была обойти врагов с тылу; начальство же над остальным войском передал он Дитлейбу из Штейера.
С дикими криками и громким звоном рогов бернские воины ворвались в ряды своих противников, не успевших в такой ранний час приготовиться к битве. С такой же стремительностью бросился вперед и Дитлейб и, прорвавшись через неприятельские ряды, скоро встретился с Дитрихом. Тут оба они повернули назад и стали рубить направо и налево, прокладывая себе во все стороны дорогу в толпе врагов.
Целый день продолжалась страшная резня; с наступлением вечера Дитрих хотел было объявить перемирие, но Вольфгарт отсоветовал ему: это только дало бы врагам время собраться с силами. Итак, бой продолжался и ночью, и когда снова появилось на небе солнце, на поле битвы все еще бились кое-где разрозненные кучки. С рассветом многие воины, прекратившие битву от усталости и изнеможения, вернулись на поле сражения, и еще много пало тут отважных и доблестных витязей.
Так было разбито и второе войско Эрменриха, и этот бесстыдный зачинщик всех междоусобий и бедствий опять бежал с поля битвы. Вместе с ним спаслось немало славных и отважных бойцов, но также и советники его, Зибехе и Рибштейн. За ними погнались с безумной стремительностью воины Дитриха и впереди всех Эккегард, но все же не успели они помешать Эрменриху, Зибехе и большинству беглецов укрыться в Болонье; однако, Эккегарду удалось-таки нагнать Рибштейна, и он отсек ему голову в награду за убийство Гарлунгов.
Теперь победителям предстояло тяжелое и печальное дело: похоронить мертвых и подобрать раненых. Все поле битвы, насколько хватал глаз, было покрыто человеческими телами. Много пало тут и знатных рыцарей, и между ними Эккеварт, Амелот, Гельмшарт и Юбарт. Но особенно горько стало Дитриху, когда увидал он тело молодого Альфарта. Со слезами поцеловал он его в уста и воскликнул:
— О горе мне, верный мой воин! Вечно будут оплакивать тебя дамы, слушая рассказы о твоих подвигах!