НЕ ТАК СЛАДКА МЕСТЬ
Глава перваяГОРЯЧИЙ ФИНСКИЙ ПАРЕНЬ И ХОЛОДНАЯ РУССКАЯ ДЕВУШКА
ВИКТОРИЯ ЭНГЛЕР27 — 28 октября 1999г. 15-00 — 02-15.
Кроме меня в «Богатырской Силе» еще одиннадцать вкладчиков, но только двое удостаивают меня чести лицезреть их на собрании акционеров. Девять соучредителей фирмы «Престиж» консолидировались, сформировав девять процентов голосующих акций, и прислали от себя адвоката с полным пакетом полномочий. Так что за длинным столам в конференц-зале оказывается всего восемь человек. Двое горячих финских парней — два брата-демократа Хуго и Эльмар Ярвела, каждый со своим личным юристам; уже упомянутый мною адвокат из «Престижа» Александр Ильич Мясоедов; я с Пляцидевским и председатель совета директоров «Богатырской Силы» Федор Евгеньевич Бос.
Еще когда обсуждалась повестка и кое-какие процедурные мелочи, все дружно постановили: собрание будет проходить на английском. Мне это в какой-то мере выгодно. И я, и Пляцидевский языком владеем свободно, финны — тоже, а вот адвокат и, как это ни странно, Бос, откровенно плавают. Но от переводчика оба гордо отказались и сейчас находятся в весьма затруднительном положении — вроде того, в какое полтора месяца назад сам себя поставил Андрей, понадеявшись на мою честность (точнее, глупость) и не взяв с собой в адвокатскую контору в Гибралтаре переводчика
Кстати, что касается Андрюши. Он развалился в кресле в приемной и строит глазки двум секретаршам, дожидаясь, когда его вызовут, если у кого-нибудь возникнут сомнения насчет моих прав на наследство.
Впрочем, про Андрея никто так и не вспоминает, а само собрание длится не более часа и носит скорее неофициальный, чем протокольный характер.
Перед каждым из восьми человек, расположившихся за столом, лежит папка с копиями завещания и всех необходимых для утверждения наследства документов. Самое интересное, что никто к ним даже не прикасается. Все внимательно слушают, как я вру про себя и про «папу Богданова». Потом торжественно зачитываю заключение аудиторской комиссии, которая, прокопавшись почти месяц в «Богатырской Силе», не обнаружила ни одного грубого нарушения. А что до мелочей, так какое же крупное предприятие может без них обойтись? Я помпезно выражаю Босу благодарность за хорошо налаженный менеджмент, и председатель, похоже, не понимает ни слова. Сидит с каменной рожей и усиленно пытается вспомнить, чему его учили лет сорок назад на уроках английского. Но я назло ему говорю быстро, притом с откровенным аризоно-техасским акцентом — в нос, как при насморке, проглатывая окончания слов. Так-то, Федор Евгеньевич! Не следовало относиться ко мне свысока месяц назад на Совете директоров.
Про происки господина Шикульского я не обмолвилась ни словом. Это мой головняк, пускай он моим и остается. Ни с кем им делиться не собираюсь.
Финны начинают что-то мыкать насчет внесения изменений в Устав, проведения эмиссии акций и расширения предприятия. В ответ я развожу руками:
— Думать о коренных изменениях преждевременно. Как минимум, до начала декабря, пока официально не унаследую «папины» акции. А максимум — пока полностью не освоюсь с ролью владелицы контрольного пакета столь крупного предприятия и не войду в курс всех дел в концерне.
И бросаю вопросительный взгляд на Пляцидевского — верно ли говорю? Тот слегка кивает — верно. Это единственный момент, который мы не отрепетировали сегодняшней ночью. Впрочем, никаких проблем он мне не доставил.
Так же, как и фуршет в небольшом банкетном салоне одного из ресторанов на Невском проспекте. К нам, восьмерым, присутствовавшим в конференц-зале, присоединяются еще два человека: естественно, Бондаренко (на правах моего «старого доброго друга») и (на птичьих правах) зам. директора по маркетингу Бочкарев — веселый и толстый бородач лет сорока, внешностью больше напоминающий спившегося попа, нежели дипломатичного и умелого борца за чистоту мундира одного из крупнейших концернов страны.
Пляцидевский скромненько клюет вегетарианский салатик, слушая струнный квартет, негромко упражняющийся в камерной музыке на тесной эстраде. Андрюша дорвался до коньяка, но при этом совсем не заметно, чтобы он был хоть немного поддатым. Зато оба Ярвела основательно налимониваются, затратив на это не более часа. Адвокат младшего из братьев, Эльмара — этакий двухметровый светловолосый верзила по имени Бенно — пытается приударить за мной и этим избавляет меня от необходимости отвечать на довольно скользкие вопросы Боса. А этот мерзавец, явно подозревая что-то неладное, всё время пытается поймать меня на вранье.
«И ведь в конце концов закончится тем, что поймает, — прихожу я к выводу, размазывая по булочке неизвестный паштет. — Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через год… Тьфу! — Паштет оказывается настоящей отравой. — Обсужу с Пляцидевским, как поскорее и безболезненнее избавиться от председателя. Не нравится мне его подозрительный взгляд и откровенное проявление антипатии. От этого Федора в любой момент можно ожидать нападения со спины»
Бенно заплетающимся языком зазывает меня к себе, в гостиницу «Пулковская», красочно живописуя все прелести жизни, которые меня там ожидают. Потом опрокидывает в себя наполненный водкой фужер для мартини, чисто по-русски занюхивая рукавом дорогого костюма. Андрюша, сидящий напротив меня, готов расхохотаться. Бенно тем временем отвлекается на еще один фужер с водкой, а ко мне, улучив момент, с другого бока уже подкатывается Бос.
— Виктория Карловна, вы говорили, что собираетесь занять место президента концерна, но ведь Уставом такая должность не оговаривается. Ваш отец…
Бенно что-то грозно рычит по-чухонски, и Бос, не закончив, спешит ретироваться на дальний конец стола. А горячий финский парень, с огромным трудом строя английские фразы, снова заводит волынку с приглашением меня в гостиницу «Пулковская».
— …фрекен Энглер… м-м-м… закажем в номер… хи, забыл, как по-английски… бутылку «Клико»…
— …медведь, он ведь такая хитрая стерва, что загодя знает, что у тебя в ружье, дробь или пуля, — сквозь гул голосов пробивается бас Бочкарева. — Представляете, Хуго?
— Нет! Толстых девок я не люблю. Другое дело…
— …наша советская «Дружба» в тысячу раз надежнее вашей «Хускварны»…
— …первый раз я приезжал в Петербург на чемпионат по хоккею…
— …на рогатину натыкается сам. Представляете, Хуго?
— Нет! Если когда и женюсь, то только на китаянке…
— …вставляешь стартер. Дергаешь!!!
Заливая скатерть вином и шампанским, валятся на скатерть бокалы. Рушатся на пол тарелки с объедками.
— …Тр-р-р-р-р-р!!! Стартер, чтобы не потерялся, в карман телогрейки…
Бочком-бочком, ко мне опять осторожно подбирается Бос со своими вопросами.
— …представляете, Хуго?
— Нет!
Я подмигиваю Пляцидевскому и чуть заметно киваю на выход. Мой личный Дейл Карнеги понимает меня без проблем: пора отсюда валить. Фуршет перерос в пьянку, и господа алкоголики теперь легко обойдутся без нас. Даст господь, не передерутся.
— …Тр-р-р-р-р-р!!! Выбираешь клин…
— …и обязательно надо вымочить мясо, чтобы не пахло собачиной…
— Виктория Карловна, Даниил Александрович, вы нас покидаете?
Опять этот докучливый Бос!
— Нет, мы в дамскую комнату, — отрезаю я и следом за Пляцидевским выскакиваю за дверь.
Председатель совета директоров, должно быть, провожает нас округлившимися глазами.
— Тр-р-р-р-р-р!!! — доносится до меня из банкетного зала. Адвокат Мясоедов продолжает валить деревья отечественной бензопилой «Дружба».
Прямо из ресторана мы с Пляцидевским отправляемся в Рощино, к нашему пленному олигарху.
Устроили его там со всеми удобствами: обшитая вагонкой комнатка с древним диваном, самодельным столом и двумя стульями эпохи Карибского кризиса. Полочка с книгами. Половички под ногами. На стене портрет Сергея Есенина с трубкой в зубах. На столе миска с яблоками и тарелка с остатками курицы. На кормежку, похоже, Шикульский не жалуется. Подавленным не выглядит. Более того, имеет наглость хамить. Даже толком не поздоровавшись, сразу начинает втирать мне бодягу о том, что вовсе не наворотил глупостей, ухитрившись угодить в заложники к своему же пленнику, а всё это было спланировано заранее. Мол, хотел познакомиться лично со мной и Олегом и выбрал для этого столь извилистый путь.
— Как же… — язвительно бурчу я себе под нос, осторожно присаживаюсь на скрипучий стульчик, и пытаюсь сообразить, с чего начинать воспитательную беседу. Но в том, что касается захвата инициативы в общении с кем бы там ни было, депутат Государственной Думы куда искушенней меня. И все нити разговора тут же оказываются у него в руках. Вернее, у него на языке.
— Вика, я еще раз хочу повторить свое предложение заключить между нами партнерское соглашение. Выиграем оба…
— Выиграете только вы, — перебиваю я. — Меня же оставите на бобах.
— Не будь идиоткой! — как ни в чем не бывало, советует мне олигарх и политик, устраиваясь на диване напротив меня. — Уж коли полезла во взрослые игры, так постарайся и выглядеть взрослой. А не сопливой десятиклассницей-задавакой…
Я дипломатично молчу.
— …Мысли реально. И пойми, наконец, что тебе повезло: наткнуться на такую огромную кость, разгрызть которую ты никогда не сумеешь. Переломаешь все зубы, и в результате останешься ни с чем. Я же предлагаю тебе то, что тебе абсолютно по силам.
— Хм-м-м…
— Послушай! — оживляется Шикульский, расценив мое «Хм-м-м», как признак колебания. — С чего ты взяла, что останешься на бобах? Конечно, лишишься приставки «мульти» к своему званию «миллионерша». Но подумай: так ли это тебе и надо? Ты не будешь испытывать никаких финансовых затруднений. Пожелаешь «Роллс-ройс» — ради бога. Захочешь виллу на Лазурном Берегу или в Майами — проще простого. При этом ты будешь избавлена от всех проблем, которые неизменно влечет за собой судьба миллиардера. А поверь, она просто кошмарна! Четырнадцатичасовой рабочий день, непрерывное ожидание выстрела киллера или наезда чиновников, постоянные стрессы из-за нестабильности биржевых котировок — это лишь малая составляющая той платы, которую приходится возвращать взамен своего счета в банке…
— Дмитрий Романович, не пытайтесь меня соблазнить. — Мне очень быстро надоедает выслушивать этот чистый воды пиар. От любого вида рекламы меня всегда лишь тошнит. — Откровенно сказать, это у вас получается очень неважно. Я удивлена: ожидала, что вы куда гибче. А пока вижу лишь лобовые атаки, в которых нет ни капли фантазии. Зачем вы нарушили перемирие, которое месяц назад сами же и предложили?
— За месяц многое изменилось, Вика, — многозначительно вздыхает Шикульский.
— Вы имеете в виду то, что сегодня в «Богатырской Силе» состоялось собрание акционеров?
— Причем здесь концерн? Всё гораздо сложнее. Зри в корень. Вика: вовсе не надо присутствовать в Думе, достаточно лишь иногда включать телевизор, чтобы понять, что в стране грядут перемены. Ельцин изжил себя, его сейчас волнует единственное — спокойно убраться на пенсию и при этом избежать опалы. Он уже подготовил себе преемника, при котором будет чувствовать себя в безопасности. И уже до Нового Года преемник взойдет на престол. Бывший чекист — это во-первых: твой землячок, испытывающий традиционную неприязнь ленинградцев к жителям Москвы, — это во-вторых: скорее всего, сразу начнется охота на ведьм. Вылетят из своих мягких кресел прикормленные нами чинуши, начнется рытье подкопов под всех более или менее заметных представителей российского бизнеса, к которым на данный момент относимся мы с тобой. И на тебя, и на меня у них найдется достаточное количество компромата, чтобы отправить нас по этапу. К тому же, не забывай, что через два месяца думские выборы…
— Не понимаю, какая связь между выборами, ельцинскими преемниками, охотой на ведьм и «Богатырской Силой»? — ухитряюсь я втиснуть вопрос в эту складную речь. — Концерн не панацея от бед. И не индульгенция от грехов.
— Признаю, грешен. — Шикулъский изображает на мордочке игривую гримаску. — И на отпущение грехов не рассчитываю. А вот избежать преследования надеюсь. Для этого надо опять пройти в Думу. И получить монополию на рынке одной из трех основных составляющих российского экспорта. А это либо нефть, либо газ, либо лесные ресурсы. Ни с нефтью, ни с газом мне ничего не светит. Зато с лесом… Я почти добился желаемого. Все более или менее серьезные предприятия в азиатской части России под моим контролем. Сложнее с Европой. Кое-что я прибрал здесь к рукам, но это не эффективно. Мелочь с годовым оборотом в десяток лимонов зеленых — не интересно.
— Зато интересна «Богатырская Сила»? Всё разом, дешево и сердито? Так, Дмитрий Романович?
— Именно так, Вика. Концерн на сегодня осуществляет примерно три четверти освоения, переработки и экспорта деловой древесины из той части страны, что западнее Урала. Возьму под контроль «Богатырскую Силу» — возьму под контроль всю целлюлозно-бумажную отрасль России. Пусть тогда кто-нибудь попробует на меня залупиться. Очередной дефолт стране обеспечен.
— Это экономический терроризм? — Я, пораженная такой откровенностью, непроизвольно поднимаю брови.
— Удачное определение, Вика — экономический терроризм. Он может быть подкреплен и политическим, если ты вернешь мне дискету, которую украла в Новомосковске. — Шикулъский спешит ковать железо, пока горячо. Мало ему концерна, подавай еще и дискету.
«Черта с два, господин депутат!»
— Не верну. Зато в любой момент могу предать огласке всё, что на ней содержится. Вы ведь этого не хотите, Дмитрий Романович? Вам это, мягко сказать, повредит.
— Несомненно, — кивает он. — Но повредит только в той мере, что придется уезжать из России. Не самый худший исход — перебраться куда-нибудь на Гаити и выйти на пенсию. Доживать свои дни на берегу Карибского моря в окружении прелестных мулаток, иногда вспоминая о том, что ты, милая девочка, сейчас мотаешь срок за убийства где-нибудь в Богом забытом заполярном углу.
— Я тоже могу, когда припечет, ломануться на берег Карибского моря. Не на Гаити, а, скажем… ну, пусть на Ямайку.
— Куда бы ты ни ломанулась, Викуля — да хоть в Антарктиду! — но после того, как пустишь в дело дискету, проживешь очень недолго. Я злопамятен и достану тебя где угодно. Ты веришь, что средств на это мне хватит?
«Та-а-ак, новый поворот в нашей теплой беседе, — улыбаюсь я и выбираю из миски яблоко поаппетитнее. — Пошли запугивания? Что ж, принимаю игру, господин мафиози».
— А вы не боитесь, Дмитрий Романович, что после таких откровений я решу перестраховаться и прикажу вас замочить? Прямо сейчас. Самый простой и наиболее эффективный способ защиты
— Нет, не боюсь. Была бы ты дурой, я бы тебя опасался. Но я же вижу, что ты умная, дальновидная девушка…
— Десять минут назад я была идиоткой и задавакой-десятиклассницей, — тут же припоминаю я. — Кстати, яблоки мытые?
— Не знаю. Кислятина… Итак, ты понимаешь, что, избавившись от меня, не решишь свои собственные проблемы. Только усугубишь. Кроме моих людей, тебя начнут разыскивать по всему миру еще очень многие. У тебя же не будет достаточно средств, чтобы с ними бороться.
— Почему же не будет? — Я всё-таки осторожно надкусываю яблоко. И правда, кислятина!
— Потому, что те несколько миллионов, которыми ты завладела в Интернет-банке, — это несерьезно. Их не хватит даже на то, чтобы продержаться полгода. Почему бы тебе не уехать на ту же Ямайку по-доброму, получив приличные откупные за свою долю в концерне?
— И сколько? — Я вовсе не собираюсь принимать предложение Шикульского. Просто мне интересно, в какую сумму он готов оценить мое отречение от наследства. В миллиард? В полтора?
Я даже представить себе не могла, что Дмитрий Романович настолько жаден!
— Сто миллионов, — называет он свою цену, и я не удерживаюсь от того, чтобы громко не расхохотаться.
— Вы шутите?!! Если шутите, то я таких шуток не понимаю. Если это серьезно, тогда нам вообще не о чем разговаривать. — Я кладу на стол несъедобное яблоко и поднимаюсь со стула. — Впрочем, всё равно не о чем.
— Почему, Вика?
— Потому что подобная сделка никогда не состоится. Хоть за сотню лимонов, хоть за миллиард, хоть за пять миллиардов я никогда не откажусь в вашу пользу от акций. Попросту потому, что не получу от вас и копейки. Существует немерено способов обвести меня, дурочку, вокруг пальца. Это первое. А второе: уехав из России, я сразу сменю статус вашей достойной противницы на статус потенциальной жертвы. Пока я жива, вы не угомонитесь. Так что, Дмитрий Романович, всё остается по-прежнему. Не желаете мира, продолжим войну. Мне фиолетово, где меня засмолят — на берегу Карибского моря или Финского залива. А сейчас собирайте манатки и выметайтесь отсюда к чертям! Я нищая и не могу позволить себе тратиться на содержание VIP-заложников!
Шикульский изумленно вытягивает цыплячью шейку. Чего-чего, но такого поворота он не ожидал!
Олег и Пляцидевский, дожидавшиеся меня в соседней комнате, недоуменно переглядываются, когда я им сообщаю о своем решении.
— С чего ты решила его отпустить? Пускай сидит здесь. Пока он у нас на виду, от него хотя бы можно не ждать очередных падлянок.
— Не обольщайтесь, — хмыкаю я. — Можно ждать всего, чего угодно. У меня такое чувство, что этот мерзавец шпилит какую-то хитрую оперу. Не удивлюсь, если уже завтра утром сюда нагрянет спецназ. Когда я сказала Шикульскому убираться отсюда, он не мог скрыть своего разочарования. Отвезите его от греха куда-нибудь в лес. Пускай поблукает, поразмышляет, стоит ли идти с нами на конфронтации. А мы будем готовиться к тому, что он решит: «Стоит», и подкинет нам очередную проблему. Даниил Александрович, не желаете кислого яблока?
— Нет.
— Олежа, а ты… не желаешь слетать на Ямайку, подыскать уютненький домик на берегу Карибского моря? На тот случай, если придется срочно валить из России.
ТАМАРА АСТАФЬЕВА (МАЗОХИСТКА)27-28 октября 1999 г.
Вика и Пляцидевский с утра пораньше уехали в «Богатырскую Силу» на собрание акционеров. Олег свалил на дачу под Рощином, где держали Шикульского. Тамара же как следует выспалась, приняла душ, не торопясь, попила кофе и лишь после этого набрала Колин номер.
— Как поживаешь? Как твоя подопечная?
— Нормалек. Наслаждается жизнью.
— Я на нее не нарадуюсь… Пересечемся сегодня?
— Как скажешь, — покорно пробубнил Николай, и у Тамары создалось впечатление, что он только проснулся.
…Они встретились в том же итальянском ресторане на Московском проспекте, где месяц назад Николай воевал со спагетти. На этот раз он, сославшись на то, что только что пообедал, заказал себе маленькую пиццу и чай.
— Рассказывай, — уперлась в него взглядом Тамара, когда официант, приняв заказ, отошел от стола.
— Что тебе рассказывать?
— Всё!
— Ну, слушай…
Конечно, он рассказал не все. Вернее, не рассказал ничего.
Ни слова о доверенности и испанском нотариусе. Ни слова о том, что Магистр подыскал покупателей на коттедж в Вырице и машину. Ни слова о том, что сейчас он активно обращает в деньги недвижимость на Коста-дель-Соль. А в том, что Николай вовсю роет копытами землю, чтобы поскорее избавиться от коттеджей в Марбелье, Тамара не сомневалась.
«Двуличный ублюдок! Настанет момент, я всё это тебе предъявлю!» — Она в тысячный раз слушала историю о том, как Толстая Задница еле-еле оклемалась от двух инфарктов подряд. И старательно делала вид, что это ей интересно.
— Третий приступ может оказаться смертельным, — распространялся Коля, и его собеседница, стараясь не расхохотаться, согласно кивала:
— Нет, еще рано. Слишком просто для гадины — помереть своей смертью. К тому же, сперва ее надо освободить от испанских коттеджей и всех сбережений. Коля, у тебя так и не появилось идей, как это сделать? — с трудом выдерживая серьезный тон, интересовалась Тамара. — Как раскрутить Светлану Петровну на доверенность?
— Никак не раскрутишь, — с непроницаемой рожей впаривал Коля. — Не стоит даже еще раз заводить с ней об этом разговор — ни к какому результату это не приведет, только насторожит Светлану. Лучше дождаться, когда ее выпишут из больницы. Тогда, глядишь, и подвернется какая-нибудь возможность. А если даже не подвернется, то черт с ними, с коттеджами. Сбежать из страны я этой мерзавке всё равно не позволю.
«Лживый ублюдок! Впрочем, то, что сбежать из страны ты ей не позволишь, вполне может быть правдой. Зачем тебе Толстая Задница, когда прикарманишь все ее гроши? Не проще ли ей умереть?»
— Коля, еще раз напоминаю: толстуха моя. Чтобы не тронул ее и пальцем. Взамен, если очень чешутся руки, отдаю тебе остальных «простоквашинцев», — напоследок напомнила Тамара и отправилась на встречу с Магистром.
Она припарковала свой старенький «форд» прямо на тротуаре напротив «Консервов» — второразрядного «ночника», разместившегося в типовом двухэтажном торговом центре на одной из узеньких улочек Купчина.
— Опоздала. — Магистр устроился рядом с Тамарой на пассажирском сиденье, демонстративно задрал манжет рубашки и посмотрел на часы. — На двадцать минут.
— Не опоздала, а задержалась. Пробки. И Коля.
— При чем здесь Коля? — усмехнулся бендеровец.
— При том, что я его замочу. Он меня конкретно достал! Этот урод всерьез рассчитывает купить меня своим паревом… Миша, а ты ведь в курсах, что Николай у меня за спиной сейчас делает всё, чтоб скорее загнать недвижимость на Коста-дель-Соль. — Тамара повернулась к Магистру и раздвинула губы в хитрой улыбочке. — Признавайся, приятель.
— Я знаю только о том, что на днях за две трети цены будет продан коттедж под Вырицей. Как и желала Светлана, в комплекте со всей обстановкой и «мицубиси».
— Подробности этой сделки тебе известны?
— Покупатели — айзеры. Папаша-барыга, мамаша-домохозяйка и целый помет грызунов. Пятеро или шестеро…
— Число их детей меня не волнует, — перебила Тамара. — Как эти айзеры будут расплачиваться? Налом? Через банк?
— Я не знаю, — покачал головой Магистр.
— Ну, так узнай! Кому, собственно, это нужнее? Тебе или мне? Ни на какое голье я не претендую. Мне нужна только толстуха. А фишки твои. Так что сам и ломай голову, как их заполучить. Что в «Простоквашине», Миша?
— Полный бардак. На это дело Светлана, похоже, забила.
— Чего и следовало ожидать, — задумчиво пробормотала Тамара. — У тебя есть что еще сообщить?
— Я снял козырную хату на Бухарестской. Отсюда десять минут. Там огромный джакузи…
— И водяной матрац? Хорошо, Миша. Я приму к сведению.
— Так чего бы…
— У меня немерено дел. У тебя тоже. — Тамара завела двигатель: мол, свидание окончено. — Наведи справки о том, как будут расплачиваться эти азербайджанцы. И прокачай всё насчет испанской недвижимости. Глядишь, и узнаешь чего интересное… Мне пора, милый. Проваливай.
— Я позвоню, — не обиделся Миша, открывая дверцу.
— Конечно, звони. Всегда буду рада.
Дверца захлопнулась. Тамара проводила взглядом направившегося ко входу в «Консервы» Магистра и аккуратно вывела «форд» с тротуара на узкую улочку, размышляя о том, что, может, и зря отказалась от предложения Миши за компанию с ним окунуться в джакузи.
Если оценивать этого по пятибалльной шкале, то ему можно выставить твердую четверку. При том, что никого более подходящего, чтобы скрасить обещающий быть тоскливейшим вечер, поблизости не наблюдалось, сгодился бы и бендеровский бандюган.
«Но всё, проехали, — вздохнула Тамара и притормозила перед перекрестком. — По потерянному не плачут. Отказала, так отказала. Оно и к лучшему. Мишу лучше всего держать на расстоянии».
Медленно, по абсолютно непотребной дороге, она уже удалилась от «Консервов» квартала на три, когда ее «форд» лихо обогнал «Шевроле Блейзер» и замигал правым поворотником, типа, прижмись-ка к паребрику. Тамара скорчила непонимающую гримаску:
«Что такое? Кому это вдруг могла я понадобиться? Миша решил повторить свое приглашение в козырную хату с джакузи? Или заказал меня киллерам? Остановиться ?От греха втопить в пол педаль газа?»
Она всё же решила рискнуть, удовлетворить любопытство. И выжала тормоз.
«Шевроле» припарковался метрах в пятнадцати впереди от ее «форда». Водительская дверца открылась, и из джипа выбрался мужичок лет тридцати в светлых джинсах и добротной кожаной куртке. С до боли знакомой физиономией. Сразу Тамара не сообразила, где видела этого чела, но не успел он приблизиться, как вспомнила: черный блестящий «Блейзер», за рулем «пролетарий»-водила, в затылок которого упирается глушитель «Зигфрид Хюбнер», навинченный на «девяносто вторую Беретту». Мужичок потом еще дал свою визитную карточку, на которой были лишь имя и номер мобильного телефона. Вот только какое имя? «А, кажется, вспомнила! Его зовут Денис».
Тамара опустила стекло и приветливо улыбнулась старому знакомому. Тогда, в сентябре, он показался ей неплохим мужиком.
— Привет. — Денис наклонился к окну. — Чего ж ты не позвонила? Я ждал.
— Ты, наверное, просто забыл: я тогда сразу предупредила, что твою визитку всё равно выкину.
— Надеюсь, ты сейчас не выкинешь так же меня?
— Да нет. Залезай. — Тамара кивнула на кресло рядом с собой, которое, наверное, еще хранило тепло Мишиной задницы.
«Не Магистр, так Денис. Не джакузи, так что-то другое, — наблюдала она за тем, как старый знакомый торопливо огибает капот форда. — Глядишь, вечер всё-таки не окажется скучным».
— Я увидел тебя у «Консервов», — произнес Денис, залезая в машину. — Не думал, что ты знакома с Катуницэ.
— Серьезно? А не он ли меня заказал в тот вечер, когда я тебя пугала «Береттой»?
— Нет, не он. Кстати, «Береттой» меня ты не испугала… Тамара, если ты думаешь, что я догнал тебя только затем, чтобы поздороваться, то ошибаешься.
— Ты догнал меня, чтобы засмолить? — ухмыльнулась она.
— Нет, хуже: чтобы напроситься на свидание с тобой. — На оригинальность Денис явно не претендовал.
«Такой же, как все остальные, — слегка сморщила носик Тамара. — А впрочем, чего я хотела? Чтобы он закинул меня на белого скакуна и умчал в райские кущи?»
— Программа? — деловито поинтересовалась она.
— Какая программа?
— Программа свидания.
— М-м-м… Если честно, в этом я не силен, — признался Денис, и это Тамаре понравилось. Откровенность всегда подкупает. — Придумаем что-нибудь.
— Не сомневаюсь. Денис, только не ресторан, это избито. И не клуб. И не боулинг. Что ты еще готов предложить?
Он надолго задумался. Потом рассмеялся:
— Тамара, это, наверное, самое нелепое приглашение, но как ты смотришь на то, чтобы сходить на каток?
— На каток?! — Тамара автоматически бросила взгляд за опущенное боковое стекло: лужи… и грязь… от выпавшего позавчера снега не осталось и следа. — На улице лето! Почти, — внесла она небольшую поправку.
— На закрытый каток. С искусственным льдом.
— Хм… На сноуборде в этом году я уже покаталась. Точнее, попробовала. Получилось не очень. Думаю, то же будет и с коньками. Не хочу офоршмачиться. И не хочу разбить себе нос.
— Можно сходить поиграть в теннис.
— Да я в руках никогда не держала ракетки! Вот что, Денис, беру назад свои слова насчет боулинга. Ты знаешь, где это?
Конечно, он знал.
Кроме того, знал, где Тамаре оставить свой старенький «форд», чтобы без заморочек пересесть в «Шевроле».
И даже чудесным образом знал, что она любит большие ярко-желтые ромашки. Когда, притормозив возле цветочного павильона, он через пять минут вернулся в машину и вручил Тамаре простенький, но такой красивый букет, ее лицо осветилось счастливой улыбкой.
— Спасибо, Денис.
«Не зря еще месяц назад он мне показался неплохим мужиком.
И не зря я сегодня отказалась от предложения Магистра поплескаться в джакузи. Боулинг лучше».
С каждой минутой, с каждым его действием… словом… улыбкой, она изумлялась всё больше и больше. И к концу вечера изумление уже плескало из нее через край.
«Какой пролетарий?! Как я только могла про него подумать такое! Купилась на невзрачную внешность. Забыла, что внешность обманчива. И британский аристократ может иметь физиономию крестьянина с Кипра, но при этом оставаться истинным джентльменом. Обаятельным. Интересным…»
Денис оказался замечательным собеседником.
Он ей рассказывал о своих студенческих годах так складно, так остроумно, что Тамара забывала о том, что вокруг находятся люди. Откидывалась на спинку кресла и хохотала…
— …У нас в группе учились два негритоса из Конго. Одного звали Опоку Чечеку Понг, второго Пра Ебанезер. Пра — это имя, Ебанезер — фамилия. Так вот, ни один преподаватель никогда не называл его по фамилии. Только по имени. Пра и Пра… Однажды, когда мы летом проходили полевую практику в Псковской области, эти черномазые решили, что неплохо бы освежиться. Рядом не было ни речки, ни пруда, ни даже какой-нибудь лужи. Зато был колодец. В него-то наши негры и обмакнулись. Просто-напросто разделись и, как в ванну, забрались вдвоем… понимаешь, в этом колодце вода доходила почти до самого края. Всех местных старух чуть не хватил удар. Ездили за шестьдесят верст за попом, освящали оскверненный колодец. Устроили вокруг него прямо-таки крестный ход. А негров побили. Правда, не наших, из другой группы. Местные алкаши в темноте перепутали. Ведь все черномазые ночью на одно лицо…
Денис поразил ее своей эрудицией.
Он был готов поддерживать разговор на любую тему, будь то убийство в Стрельне императора Петра III или бандитский передел Петербурга в начале девяностых годов, культовые обряды дефлорации у племен Южной Африки или основы этикета, давно утраченные бывшими строителями коммунизма.
— …Даже правильно обращаться с сигарой — это целая наука, Тамара. Ты знаешь, что пепел с нее нельзя стряхивать, как с сигареты? Его обламывают о дно пепельницы. А еще сигары не тушат. Они должны гаснуть сами…
Еще никто никогда не был с ней столь обходителен, как Денис.
Казалось, он без проблем читает все ее мысли. И легко предупреждает ее желания.
Тупо катать по желобу шары Тамаре совсем не хотелось, и Денис предложил:
— Ну его, этот боулинг. Не будем позориться, просто посмотрим.
И они сидели в сторонке, потягивали коктейли и наблюдали за накачанными амбициями и пивом солидными дядьками, безуспешно тужившимися сбить хоть одну кеглю. Денис рассказывал, как по окончании института сначала строил метро, потом играл на клавишах в одном из задрипанных кабаков…
— А ты что, умеешь?
— Если бы не умел, меня бы там не держали. Я в свое время совсем чуть-чуть не доучился в музыкальном училище.
…После кабака спекулировал аппаратурой. Потом гонял из Германии подержанные иномарки. После иномарок крышевал гастербайтеров, обеспечивал их углами в общагах и должностями каменщиков и разнорабочих на стройках. Пока однажды не повстречался с Мишей Магистром.
— И теперь выполняю для него всевозможные поручения… скажем так, щепетильного свойства.
— Я, конечно, не буду спрашивать, что это за поручения. — Тамара бросила взгляд на часы. — Мне это просто неинтересно… Уже полчетвертого. Детское время закончилось, скоро утро. Валим отсюда?
Она ожидала услышать «Куда?» И следом за этим стандарт — предложение продолжить вечер (вернее, ночь… вернее, утро) в гостях у Дениса. Конечно, она бы язвительно отказалась. И была бы довольна собой.
Но Денис поднялся из кресла, со ставшей уже привычной галантностью подал руку Тамаре и сказал:
— Я отвезу тебя в Ольгино. А твой «форд» тебе завтра пригонит кто-нибудь из моих пацанов.
«Не поняла-а-а!» — чего-чего, а такого финала Тамара не ожидала. Удар по самолюбию оказался просто нокаутирующим.
Ее не хотят! Ею брезгуют!
Несколько выпитых за вечер коктейлей моментально взбурлили у нее в голове!
«Ну уж нет, импотент! Не отвертишься!»
— Значит, в Ольгино? — Она сумела сохранить внешнее хладнокровие. И даже ослепительно улыбнулась. — А у тебя есть запасной вариант?
— Конечно.
— Воспользуемся им?
— Договорились.
— Отлично, Денис. И последний вопрос, прежде чем поедем отсюда: у тебя дома обычная ванна?
«А то у Магистра в козырной хате, которую он снял в десяти минутах от клуба „Консервы“, шикарный джакузи», — в последний момент попридержала язык за зубами Тамара.
У него не было ни джакузи, ни ванны. Всего-навсего душевая кабинка.
Зато были тысячи книг. Шкафы, стеллажи, обычные полки по всей просторной четырехкомнатной «сталинке», заставленные книгами. В спальне, в гостиной, в кабинете, в маленькой комнатушке, оборудованной под тренажерный зал… даже в коридоре… даже в кладовке… книги, книги, книги… Современные и антикварные, с блестящими глянцевыми обложками и в шикарных кожаных переплетах с потускневшим от времени золотым тиснением. Толстенные, как обувные коробки, и тоненькие брошюрки. С латинскими буквами, с арабской вязью, с иероглифами и знакомой кириллицей на корешках. Ничего подобного Тамара никогда не встречала.
— Это всё ты собирал? — Даже не пытаясь скрыть изумления, Тамара, словно в музее, медленно прохаживалась вдоль стеллажей.
— Эту библиотеку начинал собирать еще мой прапрапрадед. Она пережила революцию, сталинские репрессии, блокаду.
— Наверное, стоит целое состояние, — пробормотала Тамара, подумав при этом, что рядом с Денисом, на фоне всех этих книг выглядит сейчас махровейшей деревенщиной.
«И чего ляпнула про состояние? Почему сразу всё надо переводить на лавэ?»
— Я никогда не пытался оценить эту библиотеку. — Денис обнял Тамару за плечико («Впервые за вечер», — отметила она). — Никто никогда не пытался. В тридцатых годах рисковали оказаться из-за этих книг в лагерях, в блокаду умирали от голода в нетопленной комнате, но не держали в голове и мысли о том, чтобы бросить в буржуйку хоть один том. Кем же я был бы, если б сейчас хотя бы подумал о том, чтобы это продать? Не всё в этой жизни можно мерить деньгами, — произнес он сакраментальную фразу.
А Тамара подумала:
«Получи! Хм… состояние! Дура!!!»
— Знаешь, я сейчас ляпнула глупость. Совсем не то хотела сказать… ну, про то, сколько всё это стоит… Короче, забудь. — Она повернулась к Денису, закинула руку ему за шею. Закрыла глаза. И прошептала: — Знаешь, что ты сейчас должен сделать?
Естественно, он знал. При этом знал на отлично!
Он провел языком ей по шейке. Охватил губами ушко. Немного больно (но до чего же приятно!) прикусил мочку, и Тамаре показалась, что она расслышала, как маленькая золотая сережка слегка звякнула о его зубы. Ладони Дениса легли ей на бедра, и она ощутила, как от этого прикосновения легкой судорогой начало сводить ягодицы. И тогда Тамара, покрепче сцепив руки у Дениса на шее, слегка подтянулась и обвила ногами его поясницу. Повисла на нем, как медвежонок коала на стволе эвкалипта. Подумав при этом, какая ж она неуклюжая — взяла вот и ни с того, ни с сего решила изобразить нечто из Камасутры. Получилось так неудобно. Эксперименты в подобных делах хотя и поощряются, но не при первой же встрече.
— Тебе не тяжело? — прошептала она.
— Ты как пушинка. — У него был приятный, слегка глуховатый голос. Он так возбуждал!
— Тогда неси меня… Знаешь, куда?
— Конечно.
Но на этот раз Денис ошибся.
Тамара ожидала этой ошибки. И рассмеялась, когда он шагнул в сторону спальни.
— Нет, не туда!
Денис растерянно замер. Весь вечер неизменно предупредительный и уверенный в словах и действиях, он впервые неосознанно изменил своему имиджу. Это показалось Тамаре настолько естественным.
И это тоже так возбуждало!
— Дени-и-ис, милый! Разве тебя не учили тому, что прежде чем идти в спальню, надо заглянуть в душ?
Он смущенно молчал.
Продолжал стоять посреди коридора. Держал ее на руках.
И смущенно молчал!!!
— Пошли в ванную. Вместе. Дени-и-ис! — Кончиком языка Тамара коснулась его подбородка. — Ты заснул?
Нет, он не заснул.
И послушно понес ее в ванную.
Где Тамаре к полнейшему ее удивлению вдруг открылась невероятная вещь: оказалось, Денис…
…такой галантный! Такой обаятельный! Такой раскрепощенный в общении! Прошедший к своим тридцати и огонь, и воду, и медные трубы!
Оказалось, Денис абсолютно неискушен в любовных утехах!!! Он просто стесняется!!!
Да каким же он выглядел при этом забавным!
Но сперва…
— Послушай, любимый, у меня впечатление, что с тобой не всё ладно, — с небольшой долей разочарования в голосе призналась Тамара, когда наконец поверила, что не ошибается: Денис покраснел и даже не пытается скрыть чувство огромной неловкости (подобное может испытывать разве что двенадцатилетний очкарик-отличник, которого вызывают к доске и заставляют полностью обнажиться перед всем классом). — Или я делаю что-то не так? — К тому моменту Тамара уже успела стянуть с Дениса довольно свободный джемпер и рубашку. И отметить, что у этого парня, оказывается, фигура хорошо тренированного гимнаста.
«Но этот атлет чего, импотент? Или, хуже того, голубой? Тогда какого же черта он набивался на свидание со мной?»
Тамара коснулась его рельефной груди, провела ладонью по плоскому животу, просунула кончики пальцев под пояс джинсов.
Денис нервно прикусил губу.
— Я же вижу, любимый, что ты не в своей тарелке. Я ж не слепая. Меня не проведешь. Что не так? Признавайся открытым текстом. Я всё пойму. И нам обоим сразу же станет проще.
Денис заставил себя немного расслабиться. Нервно хмыкнул. И прошептал:
— Что же, и правда, придется признаться. Ведь ты можешь подумать обо мне черт-те что. Хотя все не так уж и страшно. Просто я никому никогда не позволял ласкать меня там… сама понимаешь. А еще я никогда не раздевался при женщинах, за исключением разве что врачей. Вот так, дорогая.
Тамара ожидала любого признания. Но не такого! От удивления у нее до неприличия вытянулось лицо, до небывалых размеров округлились глаза. Шокированная, она непроизвольно отступила на шаг от Дениса. И просто не представляла, пугаться ей сейчас или смеяться.
— Не поняла! Но так не бывает! Если, конечно, ты не…
— Не импотент? Или не педик? — опять показал, что умеет отгадывать мысли, Денис. — Нет, ни то, ни другое. Я вполне нормальный мужчина, и даже не брал на себя обет воздержания.
— Но тогда почему… Ты что, хочешь сказать, что никогда не был с женщиной?
— Последний раз был позапрошлой ночью. А вообще-то, такую статистику я не веду.
— ?????????????
— Я еще раз повторяю: просто… я… никогда… не… раздевался… при… женщинах. Ограничивал их кое в чем, что считаю недопустимым. Но это никак не касается траха.
— У тебя что, никогда не было ну… если не жены, то хотя бы постоянной подруги?
— Не так много, но были. — Денис воспользовался моментом и успел застегнуть пуговицу на джинсах, над которой минуту назад потрудилась Тамара. — И все входили в мое положение, понимали мой пунктик или, если ты хочешь, сексуальное отклонение. Мы занимались любовью в темной комнате. Или под одеялом. Даже вдвоем принимали душ, но при этом всегда был выключен свет.
Тамара опять шагнула вперед, положила ладони Денису на плечи. После его объяснения испуг, на пару секунд возникший у нее, прошел. Осталось только желание рассмеяться:
«Ну не хрена же себе! Никогда не подумала бы, что с мужиками случается и такое! Вот уж вляпалась! Впрочем, не жаль — это даже становится интересным. Если сегодня всё же удастся полапать этого ненормального, можно считать, что испортила девственника».
— Денис, но почему тебе… м-м-м… достался этот… м-м-м… недуг? Ведь должны же быть какие-нибудь причины?
— Все причины у меня в детстве. — Он снова напрягся. Похоже, что про причины ему говорить не очень хотелось. Но ничего не поделаешь… — Точнее, в воспитании. У меня были слишком праведные родители, и в меня с малых лет вдалбливали определенные правила жизни. Кое-какие из них я потом выкинул к дьяволу. А кое-что засело в мозгу намертво. Тамара, давай выключим свет.
— Делай, как знаешь, любимый.
«Делай-делай, — про себя усмехнулась она, — а дальше посмотрим, как ты сумеешь сохранить на замке ту границу, которую для меня определил. Дождусь момента и всё же ее переступлю. Избавлю тебя, крейзанутый, от твоего сексуального отклонения. Ты упертый, а я еще больше. И я далеко не такая, как все твои прошлые бабы. Уж если мне говорят, что чего-то нельзя, сделаю всё для того, чтобы этого добиться».
— Я согласна, давай примем душ в темноте.
«И всё-таки в классное нынче я вляпаюсь любовное приключеньице! Кому рассказать, ни за что не поверят!»
— Денис, я даже готова раздеться в прихожей или в какой-нибудь комнате, чтобы ты мог спокойно залезть в душевую кабинку.
«Ох, даже не представляешь, любимый, с кем ты связался. Я буду не я, если не доберусь до твоего неприступного клада!»
До «неприступного клада» ей удалось докопаться только через неделю.
А в это утро Денис, как и предупреждал, ничего не позволил. Притом, сделал это настолько умело и хитро, что Тамаре даже не пришлось хоть о чем-то жалеть. Сначала она просто забыла обо всех своих стервозных намерениях. А потом на приведение их в исполнение не осталось сил.
А у кого что осталось бы после подобного?! Потому, что такого любовника, каким оказался Денис, Тамара еще не встречала.
Не встречала никого даже близкого к нему!
И не испытывала ничего, хоть немного напоминающее то, что ей довелось испытать в это сумасшедшее утро. Любовное приключение оказалось чем-то безумным!
Она, и правда, как обещала, разделась в спальне, аккуратно сложив все бебехи на стуле возле кровати. Потом, голая, выждала еще какое-то время — провела его, вновь изучая книги, выставленные как в витрине музея, в старинном книжном шкафу. И, ступая босыми ногами по холодному полу, направилась в ванную.
— Денис, ты готов?..
«Извращенец».
— .. .Мне можно войти?
— Заходи, — донесся из-за двери его голос, и Тамара осторожно вошла в темную ванную. Ничтожного света, проникшего вместе с ней через дверной проем, оказалось достаточно, чтобы разглядеть силуэт дожидавшегося ее Дениса и нечто вроде белого полотенца, обернутого у него вокруг бедер. — А теперь, пожалуйста, детка, прикрой дверь и замри. Не хочу, чтобы ты приложилась к чему-нибудь в темноте.
На секунду ей опять стало не по себе. Захотелось, от греха подальше, выскочить вон. Темная ванная с этой чуть различимой во мраке фигурой вызывала у нее ощущение какой-то ловушки. И закрывать за собой дверь, отрезать себя от светлого мира Тамаре абсолютно не улыбалось.
«И куда ты полезла, дуреха! — замерла она на пороге. — В какой такой блудень решила вписаться, купившись на левые россказни о сексуальном расстройстве, вызванном плохим воспитанием в детстве. Всё это враки — во-первых. А во-вторых: как-то уж слишком таинственно и мрачно обставлено это любовное действо. А ну как Денис — просто паршивый маньяк? Или решил расквитаться за то, что приставляла к его затылку «Беретту»? А ведь он далеко не слабак, и вряд ли удастся справиться с ним в темноте.
Да ты же не выйдешь отсюда живой!»
— Тамара.
И всё-таки голос его так возбуждал! И возбуждал антураж, окружавший ее в этот момент — прямо-таки эпизод из какого-то триллера!
— Да, Денис. Уже, — выдохнула она, притворила за собой дверь и послушно остановилась у входа.
Чувство опасности неожиданно покинуло ее, сменившись ожиданием чего-то необычайного. Кровь наполнилась адреналином. Тело — желанием, и его исполнения пришлось ждать очень недолго.
…Тамара ощутила легкое прикосновение ладони у себя на локте.
— Пошли, провожу тебя в душевую. Не торопись. Не навернись.
— Да здесь же всего три шага, — усмехнулась она.
— И всё же так будет надежнее. — Денис осторожно увлек ее за собой.
А уже через десять секунд она оказалась в раю.
Под теплыми струями воды, нежно массировавшими всё ее тело не только сверху. Но и с боков. Но и снизу.
В нежных (таких нежных!) руках, ласкающих сперва чуть заметными, робкими прикосновениями, но с каждой секундой становившимися всё настойчивее, всё ощутимее!
Тамарины пальцы скользнули между Денисовых ягодиц.
— Не отвечай мне, детка. Я же просил тебя.
Ах, его голос!
Тамара отдернула руку. Она не желала ослушаться. Потом. А сейчас лучше всего замереть и получать удовольствие.
— Хорошо, дорогой. Я не буду. А ты продолжай… продолжай…
И он продолжал… продолжал…
Когда его руки легли ей на груди, а пальцы слегка сжали соски, у Тамары сперло дыхание.
Когда он принялся целовать ее в шею, а одна из ладоней клином врубилась между их слившихся тел и принялась агрессивно протискиваться вниз, Тамара не смогла сдержать глухой стон.
Когда его пальцы жестоко смяли ее плоть, Тамара непроизвольно раздвинула ноги и рассадила Денису ногтями все плечи.
…Он оказался самым грубым любовником в ее жизни. Он оказался самым нежным, самым желанным, самым… самым!!!
Денис искусал ей весь лобок — Тамара в этот момент, уже толком не сознавая, что творит, выдрала у него из головы половину волос.
Денис садистским рывком развернул ее спиной к себе, переломил в пояснице, так, что ей пришлось опереться руками о пол, и резким движением вошел в нее сзади — в это время Тамара уже ничего не соображала. Ничего больше не помнила, достигнув того долгоиграющего оргазма, в рассказы о которых никогда раньше не верила.
О Сатана, как же ей было в кайф!
Как жаль (или наоборот — хорошо?) что из этого она почти ничего не запомнила.
…Придя в себя, Тамара обнаружила, что находится в спальне, лежит в постели, и на ней длинный махровый халат. А Денис стоит рядом с кроватью и взирает на нее с чуть заметной улыбкой.
— Хочешь чего-нибудь выпить, принцесса? Пиво? Мартини? Джин с тоником?
Нет, спиртного ей не хотелось. Разве что соку.
— Разве что соку. — Закряхтев от усилия, Тамара перевернулась на бок. — Зараза, как ломит всё тело! Денис, а что это было? Не помню вообще ничего. Ты ввел мне какой-то наркотик?
— Только один. — Улыбка стала гораздо шире. — Я вводил тебе его на протяжение почти двух часов. И сзади, и спереди, и в самых идиотических позах.
— Сволочной извращенец, — с трудом рассмеялась Тамара. — Разве можно такое проделывать с девушкой? Теперь буду ходить враскорячку, как утка.
— Это пройдет уже завтра. А сейчас я сам отвезу тебя в Ольгино.
— Я не хочу домой. Я хочу остаться! Я хочу еще! — Вот теперь настала пора рассмеяться Денису.
— Ты ненормальная! Ты просто не выживешь. А если и выживешь, то не сможешь рожать.
— До фонаря!
— Нет, — покачал Денис головой. И не терпящим возражений тоном повторил: — Я сейчас отвезу тебя в Ольгино. А потом уезжаю из города.
— Куда?!!
— По делам, милая, по делам. Не забывай, что, кроме секса с тобой, у меня еще есть работа. И прошу, никогда не задавай мне вопросов о ней.
— И не подумаю. Денис, а надолго?
— Что надолго? — не понял он.
— Ну, уезжаешь из города.
— А, ты об этом. — Денис присел на край кровати. Протянул руку. И ласково (О Боже, как ласково!) погладил Тамару по голове. — Нет, ненадолго, принцесса. Всего на недельку. И обещаю: как только вернусь, ты будешь первой, кому позвоню. Не забывай включать телефон. А теперь, детка, соберись с силами и одевайся. — Денис поднялся. — А я пока пойду сварю кофе.
— Ладно, любимый. Только не забудь позвонить через недельку. — Тамара скорчила болезненную гримасу и, поднатужившись, села в кровати.
Зараза, как ломит всё тело!
Но как же ей это в кайф!
И всё-таки — пусть не сегодня, пусть через неделю — она докопается до «неприступного клада», который Денис так стережет!
МАГИСТР И КОЛЯ
— Эта стервоза начинает меня всерьез доставать. — Коля приступил к делу без предисловий. Даже не поздоровавшись. Даже толком не втиснув свою массивную тушу на заднее сиденье «тойоты» бендеровского пахана. — Всё чего-то вынюхивает. Донимает вопросами. Пытается диктовать какие-то условия. Очень хочется послать ее на хрен! А еще лучше закопать в какой-нибудь лесопосадке!
— Не торопись, — покачал головой Миша Магистр. — Послать на хрен дело нехитрое. И замочить тоже. Худа хитрее держать потом за это ответ. А отвечать придется. За ней стоят серьезные люди. Она же самая богатая баба в России, если не в мире. А ее приятель — московский авторитет. Так что, братишка, с Тамарой лучше жить дружно.
— Она мне мешает. Ох, как мешает! — Николай зло скрипнул зубами. Если бы сегодня утром ему не позвонил Магистр, то он сам бы забил с ним стрелу, чтобы обсудить наболевший вопрос: «Как избавиться от девицы, которая что-то уж слишком много берет на себя? Которая не хочет знать свое место! Которая чересчур много знает! Которая может доставить огромные неприятности!»
— Она мешает, а ты потерпи, — улыбнулся Магистр. — Вон сколько сала наел, так просто тебя не пробьешь. А то, что девица доставит тебе неприятности… Хм, не менжуйся. Она не успеет. Когда спохватится, ты будешь уже далеко. Никто тебя там не достанет.
— А что сейчас?
— Продолжай косить под лоха. Кстати, два дня назад она обмолвилась, что в курсах, что Светлана сделала на тебя доверенность, и ты сейчас продаешь ее виллы. Жаловалась, что ты паришь ее, причем так неуклюже, что она даже задумалась, а дружишь ли ты с головой. Так что смотри, не переигрывай. Постарайся вообще поменьше общаться с этой овцой. Когда в Испанию?
— Пока кое-что не срастается. Но как только всё будет готово, сразу же вылетаю. А чего с банком? — в свою очередь спросил Николай.
— Держи. — Магистр извлек из кармана бумажник, достал из него сложенный вчетверо лист. — Здесь все банковские реквизиты. Не потеряй. И не напутай, когда будешь заполнять договор.
— Да уж как-нибудь… — поморщился Коля.
«Да за кого ты меня держишь, цыганская рожа?!!»
— Счет мертвый, на подставное лицо. — Бумажник отправился обратно в карман. — В «Универсальном Трастовом Банке». Там же, как только фишки поступят на счет, их сразу начнут отмывать. Это займет около месяца.
— Многовато.
— Чем богаты… — развел Магистр руками. — Ничего лучшего предложить не могу. — На смену бумажнику из другого кармана появилась десятикубовая ампула с темной жидкостью. — Этой отравы достаточно, чтобы отправить на тот свет двоих. Когда будешь передавать в лечебницу сок, впрыскивай шприцом в каждую коробку по два куба. Три коробки, и ты без проблем спровадишь Светлану в могилу. Притом, подохнет не сразу, а через неделю. Все симптомы смерти от простой остановки сердца. Ее даже не будут вскрывать — у лепил не возникнет сомнений, что она померла с чьей-либо помощью. Впрочем, даже если и вскроют, один хрен ничего не найдут. Эта отрава выводится из тканей и крови уже на третьи сутки после приема. А тогда Светлана еще будет жива. Кстати, ампула обошлась мне в штуку баксов. Говорят, эта гадость разработана в КГБ еще во времена коммунистов. Какая-то производная от мышьяка, убивает так же, как он, но только в отличие от него, ее не обнаружит ни один судмедэксперт.
— Жалко Светку, — пробормотал Николай, осторожно пряча ампулу в барсетку. Он врал. Нагло врал. Никого ему было не жалко, просто оправдывался перед собой. — Мне она ничего плохого не сделала.
— Другим сделала. Так что подбери сопли и думай о том, что если не отравишь Светлану ты, ее всё равно достанет девица. А в результате легавые обнаружат трупешник с признаками насильственной смерти. Или не обнаружат вообще, что тоже нехорошо. При обоих раскладах, если еще не успеешь свалить за бугор, тебе предстоит отвечать на вопросы в мусарне. Куда надежнее, если Светлана умрет естественной смертью. У меня всё, Николай. Надо ехать. Есть вопросы? — Магистр вспомнил, как вчера так же безапелляционно его выставила из своей ржавой жестянки Тамара.
Проклятая девка!
— Тогда я пошел. — Николай протянул для прощания руку.
— Давай. И не откладывай с этой отравой. Пора для Светланы сыграть марш Шопена. Довольно, пожировала…
В тот же день Николай купил в аптеке пятикубовый шприц и прямо через картон впрыснул в три литровых коробки с апельсиновым соком половину содержимого ампулы.
«За сутки эта тварь выпивает в среднем по полтора литра, — прикидывал он, пряча ампулу с остатками яда в сейф. — Значит, выберет свою дозу уже послезавтра. Еще неделя на то, чтобы сдохла. Итого, получается, что выписаться она не успеет. Замечательно! Я тут ни при чем. Обычная остановка сердца. — Ему на глаза случайно попал лист бумаги с банковскими реквизитами, которую сегодня передал Миша Магистр. — Ха, Трастовый Банк, — усмехнулся Коля и разорвал бумажку на мелкие клочки. — Мертвый счет. Жди, жди там голье, цыганская рожа. Пока не подохнешь!»
Он аккуратно сложил в пакет коробки с отравленным соком, добавил к ним гроздь бананов, коробку печенья и отправился навещать свою приговоренную к смерти любовницу.
У него в бумажнике уже лежал билет на рейс авиакомпании «Иберия» до Малаги и обратно.