Судя по звукам, Шейн проверял, насколько быстро открывается окно. И оно вообще не поддавалось.
— Думаешь, понадобится? — спросила я, не размыкая веки.
— Надеюсь, что нет, — честно ответил он.
Я почувствовала, как меня принялись раздевать, но не возражала, только податливо приподнималась, следуя приказам его рук. Пропал плащ, сапоги с носочками, потом и брюки. Последнее меня особенно порадовало — они давили. На мне оказалось одеяло, и я завернулась в него, так и не открыв глаза.
Поезд тронулся, а мерное покачивание так хорошо убаюкивало, что не мешал даже шум и стук колес. Тревоги разом оставили меня, а может, вовсе не успели появиться. То, что я видела в трущобах, было несомненно ужасным, но еще не отложилось в сознании. Будто и не происходило на самом деле. Будто я лишь посмотрела мерзкий сон или услышала еще более мерзкую шутку, рассказанную во всех подробностях. Для всего требовалось время. Даже для сочувствия.
Меня трясло. Я промерзла на вокзале. Погода середины ноября давала о себе знать, а человеческое обличие у меня было довольно хрупким, включая и все минусы, свойственные их виду: я легко мерзла, запросто простужалась и ощущала себя слабой, если не пользоваться частичной трансформацией и не тянуться к Тьме.
На вокзале я еще не чувствовала холода, а сейчас, стоило избавиться от промокших сапожек, как в ледяные ноги впились тысячи мелких иголок.
Впрочем, ни попытаться заснуть, ни страдать в одиночестве мне не дали. Шейн опустился рядом на диванчик, а я сдвинулась, повернулась спиной к окну, чтобы оставить побольше места.
Шейн бесцеремонно спихнул с меня одеяло, а его горячие пальцы скользнули по щиколоткам. Показалось, что я не сразу ощутила само прикосновение — только обжигающее тепло. Изо рта едва не вырвался тихий стон.
Оценив мою реакцию, Шейн вдруг потянул обе мои ноги к себе, а затем я поняла, что упираюсь подошвами в его живот под задранной рубашкой.
— Ты что?! — возмутилась я, наконец распахнув глаза. — Отморозишь вообще… все!
— Это вряд ли, — отмахнулся он, но я-то замечала, что и ему внезапная забота показалась приятной.
Вместо того, чтобы послушаться, Шейн провел руками вверх от моих лодыжек, и я отметила, что там-то прикосновения хорошо ощущались, да еще как. Он погладил под коленками, поднимаясь все дальше. Но ничего неприличного не произошло, вызвав у меня легкое разочарование. Шейн поймал мои руки, почти такие же холодные, как и ноги. Принялся поглаживать пальчики. Чуть наклонился, чтобы согреть их своим дыханием. Оно обжигало. Чуть меньше, чем когда их коснулись губы.
Сонливость окончательно испарилась, уступая место игривому интересу.
— Надо было попросить его закончить церемонию, — пожалела я, сквозь ресницы посматривая на Шейна, который взглядом оценивал мою рубашку. Всего-то пять маленьких пуговиц, а затем можно погреть и там. Я сглотнула, живо представив его руки на своей груди.
— Кого? — неспешно уточнил он, хотя мне уже показалось, что вопрос остался незамеченным.
— Дайса. Он же военный генерал. Значит, может заключать браки…
— На поле боя, — хмыкнул Шейн.
— Ах, а мы не на нем? — уточнила я. — Ощущается так же.
— Жрец из Дайса вышел бы так себе, — оценил Шейн, наконец представив то, что я имела в виду.
Я засмеялась, а последний уголок одеяла исчез с моего живота. Впрочем, он и так почти ничего больше не прикрывал. Ноги разъехались, а Шейн оказался между ними, нависая надо мной. По мне скользнул плотоядный взгляд.
Присутствие Шейна я ощущала гораздо ярче, чем все ужасы столицы, которые мы оставили позади. Потому что оно было мне в тысячу раз важнее. Только сейчас я поняла, как на самом деле испугалась, что потеряю его. Там, в шоке и попытках выяснить хоть что-то, я еще не понимала всего происходящего. Мне просто требовалось двигаться, делать что-то, но вместе с тем я была уверена, что Шейн сейчас вернется и все решит.
И он ведь решил…
Я, сколько хватило места, откинула голову, открывая шею для поцелуя. И тот не заставил себя ждать.
— Я любил тебя без всяких церемоний, Мышка, — прошептал мне на ухо Шейн, отчего мурашки с затылка добежали до пальчиков на ногах. — И буду любить всегда.
Глава 8. 13 ноября
Ночь прошла быстро, а день тянулся спокойно и однообразно. Я покачивалась на диванчике, то и дело проваливаясь в сон. Вот уж не представляла, что способна спать столько времени. Усталости не было, но и открывать глаза не тянуло. Меня вымотали не действия, а нервы. Еще немного — отсутствие нормальной пищи.
Утром Шейн сумел купить выпечки на какой-то забытой всеми богами станции, где по перрону вместо пассажиров, как живой, продвигался туман. Наведаться в вагон-ресторан, как и сделать заказ, мы не рискнули. Предпочитали не высовываться из купе без необходимости. Даже замка не открывать.
Тем не менее каждая остановка поезда вызывала тревогу и желание схватиться за вещи. Особая проверка пассажиров — редкое явление. Но сейчас ее могли провести даже ради нас двоих. Не стоило терять бдительность, особенно теперь, когда все так легко выходило. Легкость всегда смущала сильнее всего, зачастую она — указание на ловушку.
Весь день я пыталась добиться от Шейна ответов, но, увы, получала не все. Гораздо меньше, чем меня бы устроило. Он отмалчивался, и сейчас это раздражало больше всего.
Очень давно мы с Шейном обещали никогда не лгать друг другу. И моя сущность, и его работа создавали нам ворох проблем. А еще — порождали опасные секреты. И дело было не в доверии. Оно заключалось в попытках защитить. Нельзя обвинить кого-то в соучастии, если он понятия не имеет о преступлении. И допросная магия легко докажет это, ее невозможно обмануть. Потому наше «не лгать» никогда не равнялось обязанности говорить правду. Мы ограничивались коротким «тебе лучше не знать». И требовалось поистине безусловное доверие, чтобы удовлетворяться таким ответом.
Но сейчас рушилась моя жизнь, и я не понимала, что изменит мое знание или, собственно, незнание того, что происходит.
— Я видела Черную болезнь в трущобах, — доложила я. Чем еще заставить его поговорить, как не убеждением, что я уже замешана?
Шейн кивнул. В который раз.
— Она там давно, — нехотя проговорил он.
— Давно?
— Чуть больше года, если верить донесениям.
Я ужаснулась:
— Почему никто не знает?
Шейн криво усмехнулся, но я прекрасно знала этот болезненный блеск в глазах. Он появлялся, когда мой дракон винил себя. А случалось это в последнее время часто. Ему приходилось брать на себя некоторые… решения. Те, что могли бы очернить молодого императора, лишить его поддержки подданных, и без того слабой. Занятно, что Адриан никогда не просил Шейна об этом. Так сложилось само. Брат, друг, бывший телохранитель — Шейн, казалось, просто привык убирать за ним все дерьмо, что могло всплыть на виду у народа.
— Что ты сделал? — прошептала я. Вот теперь ужас накрывал меня с головой. Животный ужас. Демонический. До сих пор я ни на миг не усомнилась в Шейне. В его невиновности. Но могло ли… могло ли обвинение быть справедливым?
«Государственная измена», — всплыло в голове. Эти слова не покидали меня, то и дело возвращаясь, затмевая собой все прочие мысли. Некое деяние, за которое императора могли возненавидеть. Но как же легко заставить первого советника отдать приказ, а потом убрать, обвинив во всем.
— То, что кто-то должен был, — холодным тоном отозвался Шейн. Таким отгораживаются от мира, будто ледяной стеной, когда уже не ждут ничего хорошего. — То, что мы с Адрианом сочли верным.
— Что ты сделал? — эхом повторила я.
— Попытался остановить эпидемию, — ядовито усмехнулся он.
— Убийствами? — предположила я.
Ничего другого в голову не приходило. Население трущоб ютилось очень тесно. Контактов там не избежать, как и распространения болезни. Разве что уничтожить всех…
— Интересного же ты обо мне мнения, Мышка, — столь же ядовито оценил Шейн.
Я скривилась:
— Скорее уж, о себе, если не смогла придумать других вариантов.
— Нет. Мы не собирались убивать свой народ, — нехотя ответил он. — Но невмешательство — тоже убийство.
— Стена…
— Стена. И еще множество других мер. Неприятных и не всем понятных.
— Вы превратили трущобы в тюрьму.
— В большую закрытую лечебницу. Не думай, что мы не пытались их спасать. Все целители, что не отказались рискнуть своей жизнью, уже давно там. Со всей страны. Но это не слишком-то помогает. Меры не дали желаемого эффекта, и теперь потребовался виновный, чтобы публично его распять.
Я задумчиво уставилась в окно. Да, было бы странно, если бы помогало. В Империи лишь недавно научились лечить раны от демонических боевых заклинаний. Но отравление чистым Черным Пламенем — совсем другое дело.
Около года назад? Так давно. И после войны прошло достаточно времени. Поздновато для срабатывания забытой ловушки. Но рановато для диверсии: тогда демоны сидели еще тише, ведь в Шаттенталь были наши войска. Они оставались там и сейчас, но гораздо меньшей численностью.
Так почему год назад, а не раньше? В то время не происходило ничего. Трущобы еще отстраивались. Люди разгребали завалы. Возводили новые дома, пусть даже те и были лишь бедными бараками.
Завалы… Сколько интересного могло найтись под ними…
Больше я не задавала вопросов. Услышала все, что хотела. Я не винила Шейна, но знала, за что он винил себя. Они старались не дать болезни распространиться на всю страну, и тем самым обрекли всех, кто оказался заперт вместе с больными. Но это не помогло, раз все добралось даже до императорских темниц.
Убраться из столицы мне вдруг показалось куда более приятным вариантом, чем оставаться там, сражаясь за свое место. В конце концов, мне было что терять и что защищать. Вернее, кого…
Весь вечер Шейн инструктировал меня, пытаясь вбить в мозг побольше знаний. Рассказывал о теперешнем положении в Шаттенталь. О наших войсках там, о надзоре за политической возней демонов, о командовании.