Я боялась завтрашнего дня.
Вот проснусь, оденусь к завтраку. Спустит меня со второго этажа ви Алеш, отвезёт в столовую. И вот тут мои ладони предательски задрожали. Хумъяр всегда просил своих любовниц присутствовать за столом. Это было странно и нелепо, когда вчерашняя служанка, разряженная в пух и прах. присаживалась за наш стол.
Столько гонора, презрения они выказывали мне и Мояле. Неважно, какой по очереди была эта девушка в веренице постельных грелок, вели себя они всегда одинаково. Словно получили главный приз. Будто жёны уже они, а не я. А через месяц Хумъяр ссылал любовницу куда подальше, и появлялась новая.
За ней ещё одна и ещё.
Нескончаемый поток девок, вываливающих перед князем свою грудь и виляющих задом. Без моральных терзаний, прыгающих в постель после первого же намёка.
Солнце медленно склонялось к горизонту, а я накрутила себя до головной боли.
Мои терзания привели к тому, что открылась рана и проступила кровь. Вместо того чтобы позвать няню или Моялу, переодеться в чистую ночную рубашку и лечь, я обернула спину толстым обрезом старой ткани, которую использовали для перевязки, и сверху скрыла следы своего недуга шалью.
Мигрень разыгралась нешуточная.
Стены на меня давили так, что хотелось бежать. Отъехав от окна, я выбралась в коридор и направилась в сторону лестницы. При этом я медленно крутила обода: даже тихий скрип несмазанных колёс моего кресла приносил массу боли, поэтому я свела этот шум к минимуму.
Я и сама не знала, куда сейчас хочу: проскользнуть в сад к своим любимым елям, а, может, на кухню посидеть за большим резным столом и просто побыть в компании женщин, которых знаю с самого рождения. медленно вращая колеса, я проезжала мимо закрытых дверей, ведущих в гостевые спальни, как вдруг мой слух уловил разговор. Я бы может и проявила такт и не стала прислушиваться, но прозвучало моё имя. Поэтому, остановив кресло, я замерла, глядя на последнюю комнату на этаже, где, как правило, дневала и ночевала личная прислуга князя и княжны.
– Пустая трата ткани, – произнёс кто-то невидимый.
Голос мне был незнаком, видимо, кто-то из новеньких.
– Вот зачем безногой княжне Охрил платье? Перед кем ей в нём красоваться?!
Что-то заскрипело, словно деревянный табурет по полу протащили
– Ой, Берта, – раздалось снова, но это произнесла уже другая женщина. – Я подол криво отрезала. Что делать? Коротко же получится.
– И что? – засмеялась противным грубоватым голосом эта самая невидимая Берта. – Кто это увидит?
Послышался глухой удар: что-то тяжёлое положили на стол.
– Так ноги же не прикроет? – расстроенно причитала девушка
– Да, какие там ноги?! Что не слышала, говорят, обрубки у неё там под платьем.
Потому и пледом всё прикрыто. Бедный мужик! Ему же с этим пугалом в постель ложится. Представляешь у этого северянина жена – полбабы. Не удивительно, что нас сюда свезли Снова какой-то шум. Я поймала себя на том, что не дышу Судорожно дёрнувшись. выпустила воздух из грудной клетки.
"Полбабы" – эта фраза звенела в моей голове.
"Княжеский обрубок” Прикусив до боли губу, я взяла себя в руки.
Я не заплачу.
Слова каких-то двух недалёких дур меня не заденут.
Я сильнее этого
– Да, ты не поняла. – тем временем разговор продолжался. – я слыхала. прежний князь вещички-то жены своим возлюбленным раздавал. А я подол испортила!
До меня с трудом доходил смысл произнесённых фраз.
– Хм, – хмыкнула вторая, – тогда нужно переделать, а то может оно мне или тебе достанется. И в талии пошире сразу делай. На этой убогой доходяге всё мешком сидеть будет. Можно, вообще, сразу на наши фигуры шить. Мы-то с тобой одной комплекции и ближе всего к княжеской спальне Женщины громко захохотали. А по моей щеке предательски сползла слеза. которую я тут же стёрла рукавом. Княжну не должны задевать разговоры прислуги. Я выше этого.
Выпрямив болевшую спину, я ухватилась за обод колёс и уже направила было кресло вперёд, как вдруг позади открылась ещё одна дверь.
– Вартеса, – в коридор вышел ви Алеш. – Вы хотите спуститься?
Я молчала, понимая, что он видит слёзы в моих глазах. Мне было так стыдно, словно меня уличили не просто в слабости, а в некой низости.
Тем временем смех в комнате прислуги не умолкал, а становился громче. Подойдя ко мне, мой охранник встал рядом.
– Что там ещё этой безногой нужно было? – раздалось громкое из-за двери.
– Ночную сорочку, – долетел до нас ответ.
– Беги за мешком, Берта, чтобы её всю туда засунуть можно было. А то северянина вывернет от омерзения – полбабы-то в постели оприходовать нешуточное дело.
Ви Алеш замер. Его лицо приобрело просто зверский вид. С силой распахнув за моей спиной дверь, он вошёл внутрь. Воцарилась тишина, а потом в коридор выскочили две девки, одну из которых я мгновенно узнала. Та самая с грудью наружу, что метала в меня победные взгляды.
– Кэрос, – прокричал Алеш, наблюдая, как служанки, сломя голову, несутся с лестницы вниз, – запри этих двух куда подальше. У них языки слишком длинные – укоротим.
– Спустите меня, – негромко попросила я мужчину, когда всё утихло.
– Вартеса, эти две девицы…
– Не надо об этом, – оборвала я его, – я хочу в сад. Спустите моё кресло.
– Конечно, я прогуляюсь с вами…
– Не нужно, ви Алеш, – я придала своему голосу уверенности. – Я много лет гуляла там одна. Или вы считаете, я не способна позаботиться о себе?!
– Я считаю вас достойной красивой женщиной, имеющей право на уединение.
Ничего более не говоря, мужчина поднял меня на руки и неспешно спустил по лестнице.
Следом притащил и кресло. Усадил меня в него и прикрыл ноги невесть откуда взявшимся пледом. Ничего не сказав ему напоследок, я поехала в сад. Мне нужно было просто немного побыть одной. Успокоиться и пережить эти моменты.
“Полбабы" – это слово носилось в моей голове и не давало покоя.
"Княжеский обрубок” "Княжна умертвий" Сколько раз я слышала эти прозвища, но они не задевали, не причиняли столько боли. А сегодня мне словно в душу плюнули.
"Полбабы” – вот я кто.
Урод, не заслуживающий в глазах окружающих даже приличного платья. В мешок меня и засунуть подальше, чтобы не пугала своим видом мужиков.
Выехав в коридор, ведущий к задней двери, я поняла, что дверь заперта на засов, а палки, которой я всегда открывала её, нет.
Её убрали.
Это только расстроило меня и озлобило ещё больше.
Глава 43
Добравшись до тяжёлой дубовой двери, я посмотрела наверх. Стоя можно было легко дотянуться и открыть. Зажмурив глаза, собрала все свои силы и, опираясь на ручки кресла, поднялась.
Мир закружился В глазах на мгновение померкло, но, протянув руку, я всё-таки отворила засов.
Маленькая, но всё же победа.
Сесть обратно аккуратно не удалось. Схватившись за подлокотник, почувствовала, как кресло отъезжает. Потеряв опору, беспомощно качнулась и грохнулась на пол как мешок с овощами. Тело отозвалось острой болью, а рана на спине противно пульсировала, снова и снова напоминая о себе.
Но хуже всего – моё кресло упало.
Ухватившись за спинку и колесо, с трудом поставила его как надо. На полу сиротливо остался лежать отломанный тормозной рычажок. Не ахти какая поломка, но всё же. Подняв его, покрутила в руках. Обратно просто так не приладишь.
Это окончательно выбило меня из равновесия. Ведь кресло придётся ремонтировать. А это день, а то и два в кровати.
Не совладав со своими эмоциями, я откинула рычажок. Покатившись, он с глухим ударом врезался в каменную стену и остался лежать в углу.
Собрав остатки сил, я забралась в кресло.
Сев удобнее, обратила внимание на завернувшийся на подлокотнике дурацкий плед, что прикрывал моё тело. Тряпка, скрывающая немощные ноги. Наверное, они укрывают меня ею, чтобы лишний раз не видеть моё уродство.
Схватив ненавистный плед, я откинула его в сторону.
Как же мне всё надоело!
Как я устала от такой жизни. Зачем я, вообще, сопротивлялась тогда туману Вот для чего боги сохранили мне жизнь?! Но, даже понимая всю бессмысленность своего существования, я продолжала дышать и цепляться за призрачные надежды на что-то хорошее в завтрашнем дне.
Так глупо и наивно.
Выехав на тропинку, ведущую в сад, свернула в сторону и отправилась по многолетней привычке в своё укромное место. Небольшой ельник встретил меня безмолвием. Несмотря на ветреную погоду, тут было тихо и уютно. Пристроившись рядом с лавочкой, на которой некогда мы любили сидеть с сестрой, я закрыла глаза и попыталась воскресить те радостные тёплые воспоминания.
Мы обожали играть в верёвочки. Днями напролёт прятались от няни и пальцами перетягивали их с одних детских ладоней на другие. Я представляла лицо сестры.
Какой она была, когда задорно хохотала, когда пела похабные совсем неприличные песенки, подслушанные в конюшне.
Это заставило меня улыбнуться.
Я вспомнила, как однажды мама поймала нас в комнате для вокала, горланящих во всю мощь детских голосков возмутительную для ушей юных княжеских наследниц песнь о пастухе Яримо, у которого добро в штанах было с дубинку. Ох, как нам досталось тогда. Мама с няней вымыли нам рот с мылом, а после чего заперли в зале и заставили изучать приличные оды, которые должны знать и исполнять все княжеские отпрыски.
Это надоело нам через какой-то час.
Мы ускользнули через окно и побежали вот сюда. Но нашу пропажу быстро обнаружили, и тогда мы решили спрятаться на другом берегу озера.
Тогда туман не подходил так близко к водоёму.
Я открыла глаза и посмотрела в ту сторону, где некогда был наш шалаш, служившим тайным укрытием. А я и забыла о нём уже.
Развернув коляску, поехала в сторону озера.
Всё поросло травой. Колёса буксовали и скользили, но я упорно пробиралась вперёд. Раньше было намного проще.
Мы были детьми.
Юркими, неугомонными девчонками, способными пробраться в любой укромный уголок. Отогнув низко растущую ветку, проехала вперёд, пригибаясь ниже.