Мэтью посыпает письмо мелкозернистым песочком, чтобы ускорить процесс высыхания и избежать размазывания чернил.
– Да, мы учились с ним в одном университете, но на разных факультетах. Он на богословии, а я изучал право. Мы с ним делили одну комнату на двоих, снимая её у старухи, занимавшейся ростовщичеством. Она нам цену за съём снизила, чтобы мы консультировали её по вопросам отношений с богом и властями.
Рассказывая мне об этом, Мэтью улыбается. У него приятные воспоминания об учёбе, в отличие от меня. Как вспомню, так вздрогну.
– Я сейчас напишу ещё одно письмо своему начальнику стражи, твои уж очень ненадёжны, Катриона, – произносит Макинтайр всё, ещё улыбаясь беззаботной улыбкой студента. – Если хочешь, то читай, пока я пишу.
– А потом? – спрашиваю его я. – Что потом, после писем?
Мне не терпится допросить Гвен и Свена, что они нам поведают. Естественно, я надеюсь, что допрашивать будет Мэтью, сама я не справлюсь, а он умеет спрашивать.
– После писем мы пообедаем и поговорим о нашем имении, – находясь в добром расположении духа, лорд мне улыбается. – Надеюсь, вы не откажетесь посвятить меня в планы его восстановления?
С одной стороны, мне не хочется этого делать, а с другой – получить от него совет дорогого стоит. Не зря же ему так просто расстаться с такой огромной суммой, как сто золотых.
– Я-то не откажусь, вот только не помню, до чего мы договорились? Вы настаиваете на выплате долга в течение года или решили иным способом получить желаемое? – спрашиваю как можно беспечнее, а у самой аж поджилки трясутся от страха.
Фактически я у него спросила, есть ли в его планах женитьба на мне. Не знаю, что меня привлекает больше: выплата долга или ухаживания Мэтью. Как говорится, а можно совместить?
Поднять хозяйство меня толкает уже азарт. Я примерно понимаю, как это можно сделать, но его советы очень пригодятся. Я же теоретик, а он практик.
– А как бы вам хотелось, милая Катриона? – голосом с хрипотцой шепчет он, целуя мою руку. – Меня устроит любой вариант. Я азартен по своей природе, поэтому и держусь подальше от игорных столов. А сейчас вы мне бросаете такой восхитительный вызов: завоевать вашу любовь или жениться на вас из-за неуплаты долга.
Я судорожно киваю, не отводя взгляда от его горящих от предвкушения скорой победы глаз.
Меня такой расклад тоже устраивает. Немного пугает, что он читает мои мысли. Неужели он это действительно может? Меня бросает в жар из-за того, что он мог прочитать кое-какие мои фривольные мыслишки насчёт него и начёт милорда.
– Вот и договорились, – довольно улыбается он. – Меня бы больше устроил первый вариант, где мы бы поженились по любви. Не выношу насилия в любом виде, а вынужденный брак – насилие в чистом виде.
Он берёт перо, достаёт лист бумаги и начинает писать, а я читаю, заглядывая ему через плечо:
«Джон, отбери неболтливых парней и из-под земли достань мне сбежавшего из поместья Макхью священника. Как обнаружишь его, не трогай. Дай мне знать и задержи до моего приезда. С ним нужно побеседовать без посторонних глаз и придумать естественную смерть».
Мэтью ставит свою размашистую подпись, присыпает письмо мелким песочком. Запечатывает сначала письмо к другу, а потом к Джону восковой печатью с оттиском перстня с гербом, который он носит на безымянном пальце.
– Ну что, милая Катриона, пора обедать, – говорит он, забирая письма со стола.
То, что он сейчас приговорил к смерти человека, не влияет на настроение Мэтью. Никак не привыкну, что здесь в Корнуоле жизнь человека не стоит и выеденного яйца.
– А как же Гвен и Свен? – спрашиваю я нетерпеливо, ожидая, что допрашивать мы их будем сегодня. По горячим следам, так сказать, но он меня разочаровывает.
– А что с ними не так? – удивляется Мэтью. – Посидят на хлебе и воде, сговорчивее будут.
– А если они сбегут? – беспокоюсь я.
– Откуда? Из подземной тюрьмы? – смотрит на меня, как на ненормальную Макинтайр. – Если сбегут, значит, спущу три шкуры с нового начальника охраны и пущу по их следу своих людей.
Обещание спустить три шкуры приобретает для меня зловещее значение. Понимаю, что Мэтью не пощадит никого, кто станет у него на пути. А если это буду я? Он меня тоже перешагнёт ради цели? Хотела бы я знать его истинные чувства.
– А то ты не знаешь, – слышу я недовольный голос Друида. – Думать когда начнёшь?
Глава 32
Меня невероятно злит менторский тон моего фамильяра. Я в этом мире без году неделя, а он вместо того, чтобы научить и подсказать, постоянно иронизирует.
Обиженно отворачиваюсь, показывая всем своим видом, что не хочу с ним разговаривать.
– Не обижайся, Катриона, – толкает меня лапой Друид. – Сама подумай, зачем бы он тратил своё время на твоё поместье, помогал, если бы не имел на тебя виды.
Я криво улыбаюсь. Кому, как не мне знать, что виды на женщину могут быть разные, и не всегда они связаны с любовью. Использовать женщину, прикрываясь отношениями, гораздо проще, чем любить. Мой опыт такой и, чтобы убедить меня в бескорыстности любви, нужно очень постараться. Слишком хорошие учителя у меня были в моём мире, чтобы я забыла их уроки.
– Не обижайся, Друидик, – копирую я его тон и манеру выражаться, – но я не верю в его искренность.
– А в искренность дракона, значит, веришь? – почему-то зло отвечает фамильяр.
– И в его любовь тоже не верю, я вообще не верю в бескорыстные отношения. А если в любви есть корысть, то какая же это любовь?
Кажется, мой фамильяр теряет дар речи. Он открывает и закрывает рот, но ни одной связной фразы я от него не слышу.
– Всё расспросы окончены? – ядовито интересуюсь я.
Он только кивает в ответ. Вот и славно.
– Раз уж мы вдали от любопытных ушей, а до обеда ещё далеко, может быть, вы поможете мне советами по организации работы поместья, – интересуюсь я у Макинтайра.
Эта тема меня волнует гораздо больше, чем разговор об отношениях.
– Я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы, леди Катриона, – склоняет голову в лёгком поклоне лорд.
– Замечательно, – радостно откликаюсь я. – Как я поняла, наше поместье живёт исключительно овцеводством.
Макинтайр лишь кивает в ответ, подтверждая мои опасения.
– Больше всего меня удручает, что даже на этом не пытались сделать хорошие деньги, – сердито бурчу я, а Мэтью улыбается.
– Скажите, милая Катриона, что, по-вашему, хорошие деньги? – спрашивает он меня, продолжая улыбаться.
Я растерянно смотрю на него. Неужели даже элементарные вещи нужно объяснять.
– Это когда достойно платят за продаваемые товары, – отвечаю я не с меньшим достоинством, чем хотела бы получать за свою продукцию.
С лица Макинтайра не сползает вежливая улыбка, а я почему-то чувствую себя дурой.
– Проблема многих людей в том, что они не видят свои «много», «хорошо», «достойно» в цифрах. Например, для Молли три медных асса очень хорошая цена за, скажем, связанный ею платок, – объясняет Макинтайр, – но хорошая ли эта цена для вас, Катриона?
Я мотаю головой.
– Вот именно, – подтверждает он. – Или возьмём это имение, которое фактически продал мне ваш муж за сто золотых систерциев, это много?
Я лишь киваю.
– Для вас много, а для меня это существенная сумма, – говорит Мэтью, – но не такая большая, как можно было подумать, теперь понимаете?
– Нет, не понимаю, – признаюсь я в своей тупости. – Можно как-то понятнее объяснить?
– Хорошо, попробую применительно к шерсти, на которой вы так зациклились, – соглашается Макинтайр. – Ваш муж продавал на вес необработанную шерсть за один медный асс, он считал, что это хорошая цена за товар и выгодная сделка. Торговец, который потом перепродавал её за три асса, тоже считал, что это выгодная сделка, потому что ему оставался один асс сверху.
– А почему один асс? Если продавал он шерсть за три? – любопытничаю я. – Куда делся ещё один асс?
Я с интересом слушаю Мэтью. Мало того что он мне рассказывает основы торговли шерстью, так ещё я разбираюсь в денежных единицах.
– Ну как куда? На издержки, – отвечает Макинтайр. – Он же тоже потратился: еда в пути для него и лошади, ночлег.
Об этом я не подумала, к сожалению. А Макинтайр считает чистую прибыль.
– Вернёмся к нашей шерсти, – увлечённо говорит Мэтью, видимо, торговля – это его конёк. Есть такие люди, которые снег эскимосам продадут. – Предположим, что он продал шерсть в гильдию ткачей и там её обработали, соткали ткань самого низкого качества и продали за пятнадцать ассов. Сможете сказать какая примерно прибыль у них?
– Не знаю, может быть, пять ассов? – наугад отвечаю я.
– Нет, пять они потратили на то, чтобы обработать шерсть и соткать полотно, – «убивает» меня местными расценками за труд Макинтайр. – Итого: три плюс пять, восемь асов и минус пятнадцать, получается семь ассов чистой прибыли.
Я в шоке смотрю на него, неужели труд так низко ценится? Но спросить вслух я, разумеется, не могу. Было бы странно, если бы леди Катриона не знала таких элементарных вещей.
– А если я собираюсь обрабатывать шерсть в поместье, тут же ткать полотно и красить его? – с надеждой спрашиваю я.
– Это очень хороший план, потому что окрашенные ткани стоят очень дорого, – отвечает Макинтайр, но его выражение лица говорит об обратном. Вроде бы и сказал, что план хорош, но, видимо, не всё в нём гладко.
– Если окрашенные ткани стоят дорого, ой, – спохватываюсь я. – Сколько примерно, может, стоить окрашенное полотно? И где его продавать?
Макинтайр скупо улыбается на мой вопрос, но всё же отвечает:
– Цветные ткани стоят от пятидесяти до ста серебряных солидов, или один золотой систерций за десять панов, стандартный рулон полотна.
У меня глаза округляются от предвкушения скорого обогащения. Это если я продам сто или двести рулонов, то с лёгкостью отдам долг Макинтайру за поместье. А может, вот откуда его баснословное богатство.