— Он женился на этой шлюхе, — прошипела Галина. — Он хочет, чтобы завтра я поехала в банк и помогла ей оформить кое-какие бумаги, — последние слова она произнесла неразборчиво, потому что слезы снова душили ее.
— Что оформить? — переспросил Глеб.
— Деньги! Он все оставляет ей!
— Ты уверена?
— Да! Да! Да! Что здесь понимать? Старый хрыч! Говорит, есть у меня кое-какие сбережения… Это деньги Лии!
Она снова собралась разрыдаться, но Глеб сильно встряхнул ее за плечи и приказал:
— Хватит! Сейчас вернешься с такой физиономией — и дело труба.
— Да дело и так труба, — тихо сказала Галина.
— Ничего подобного. Если только ты…
Он смотрел на нее испытующе. Глаза были колючие, злые. Но Галина была готова на все, лишь бы снова появилась надежда.
— Если что?
— Если ты согласна идти до конца.
— Я согласна, — она не колебалась ни секунды.
— После его звонка я долго думал. Проигрывал все варианты. И о том, что сегодня случилось, думал тоже. Есть только один выход.
— Я все сделаю, — жарко зашептала Галина. — Все, что нужно. Только сделай что-нибудь. Нельзя так оставлять…
Если бы Глеб вошел в квартиру и придушил старика прямо в инвалидном кресле, она бы, пожалуй, и слова не сказала. А потом помогла бы избавиться от трупа. Шмарин улыбнулся и подумал, как легко потом будет избавиться и от нее. Когда речь идет о деньгах, она совершенно теряет рассудок.
— Слушай меня внимательно… — начал Глеб.
Через несколько минут Галина вернулась к Павлу Антоновичу взволнованная и веселая. Глаза ее неестественно сверкали. Она посмотрела на часы.
— А Аня скоро появится? Так ведь и опоздать недолго.
Синицын нахмурил брови. Аня действительно обещала вернуться пораньше. Вчера она отправилась к своим подружкам, рассказать о замужестве, да так и не вернулась ночевать. Позвонила поздно вечером и объяснила, что девчонки ее не отпустили, накрыли стол и все такое. Павел Антонович предупредил ее, чтобы к одиннадцати утра была дома, и бросил трубку. Но уже половина двенадцатого, а Ани все нет.
— До перерыва вы не успеете. Остается надеяться, что хотя бы после…
Он сморщился от приступа боли и попросил Галину принести шприц и лекарство. Сделал укол, и она заботливо укутала его ноги пледом. Через несколько минут Синицын уснул, а Галина подошла к окну и замерла, глядя, как плавно кружатся и падают снежинки. До Нового года оставалось совсем ничего. До новой жизни — рукой подать…
Аня подъехала к дому на машине, расплатилась с водителем и собиралась выйти, когда к той же машине подбежал молодой мужчина.
— Шеф, свободен? — крикнул он водителю. — До «Арагви» подбросишь? А вы, девушка, свободны? — подмигнул он Ане.
Аня бросила быстрый взгляд на свои окна. И решительно нырнула назад в машину. С утра у нее дико трещала голова и дрожали руки. Это ведь не страшно, если она пропустит рюмочку в ресторане, который, кстати сказать, находится в трех остановках от дома.
— Неужели вы составите мне компанию? — радостно удивился молодой человек. — Счастлив. Меня зовут Глеб. А вас?
— Аня.
Шмарин даже не мечтал, что девушку удастся так просто уговорить. Он толком не знал, как заставит ее сесть в машину — уговорами или силой. Была у него наготове и душещипательная история о том, что у него сегодня умерла мать, были заготовлены и тихие — на ушко — угрозы, и приемчик с выламыванием пальцев. Но ничего этого не потребовалось.
Ему нужно было задержать Аню и дать Галине время подготовиться к дальнейшим действиям. После первого же тоста в ресторане Глеб понял, что задержать девушку будет проще простого, потому что она с удовольствием пила вино и если после первой рюмки еще вспоминала о том, что ей нужно домой, то после второй даже не помышляла об этом.
Из ресторана он повез ее в гостиницу на окраине города. Адрес подсказала Галина. Гостиница принадлежала какому-то обедневшему заводу, а потому в номера пускали всех кому не лень, лишь бы деньги платили.
В гостинице они продолжили возлияния. Аня не обращала внимания на то, что Глеб все еще сидит с первой рюмкой, которую едва пригубил, а ей подливает всякий раз, как только она прикончит очередную порцию.
Глеб не мог отвести глаз от широкого обручального кольца с большим бриллиантом, которое красовалось у Ани на безымянном пальце. Вряд ли куплено на стариковскую пенсию, пусть даже самую большую. Блеск бриллианта в тусклом свете гостиничной лампы завораживал его, заставляя фантазию пускаться в безудержный бег и рисовать радужные перспективы своего теперь уже совсем близкого обеспеченного будущего. Он не слушал Анину болтовню, и ей время от времени даже приходилось толкать его в бок, чтобы он очнулся и ответил ей хоть что-нибудь. Но когда она заговорила о Синицыне, он невольно напрягся и весь превратился в слух.
Дело было два года назад, смеясь рассказывала Аня. Она тогда только-только окончила медицинский колледж и по распределению попала на практику в поликлинику. Синицын ходил к ней делать внутривенные инъекции. Однажды он позвонил и сказал, что болен, прийти не может, и попросил ее приехать к нему домой. И вот тут-то, Аня хохотала вспоминая, началось самое интересное. Оказалось, что старик вовсе даже не болен, а наоборот: встретил ее при полном параде, взял под локоток, подвел к накрытому столу.
А там — и икра, и шампанское за сто долларов, и салатики всякие в коробочках. Это после ее полуголодного существования на стипендию и мизерную зарплату.
Дождавшись, пока девушка утолит голод и допьет шампанское, Павел Антонович полез ей под юбку и не встретил сопротивления. Аня, хоть и была пьяна, трезво рассудила: раз человек так потратился, должен же он получить хоть какую-то компенсацию.
Синицын показался ей довольно милым стариканом. Вызывал он у нее, конечно, не любовь, а, скорее, жалость, на которую Аня по природе своей была необыкновенно щедра. Любовь старика особого беспокойства ей не причиняла. Руки его были жадными до ее тела, а вот с главными мужскими достоинствами вечно случались сбои — то слишком быстро, то совсем никак.
Его эротические фантазии сводились исключительно к тому, чтобы лицезреть Аню дома голышом, что ни в какое сравнение не шло с мерзостями, которые изобретали ее бывшие дружки. Кроме того, Павел Антонович был щедр, смотрел на нее с обожанием, на которое способны лишь люди ушедшего времени, и особенно не ущемлял ее свободу. Вскоре Аня привыкла к странному старику и с удовольствием переехала к нему жить, едва он об этом заикнулся. А совсем недавно старик и вовсе выжил из ума — поволок ее в загс расписываться. Вот кольцо подарил…
— И это все его подарки? Я-то думал, ты богатенького подцепила?
Аня посмотрела на Глеба с удивлением.
— Почему богатенького? Обычный старик, — пожала она плечами.
— Такие колечки обычные пенсионеры не дарят, — Глеб взял ее за руку и поднес кольцо к самым глазам. — Знаешь, сколько оно стоит?
— Да брось ты, — отмахнулась Аня, выдергивая руку. — От старухи, наверное, осталось. В советские времена он большой шишкой был, а золото копейки стоило.
— Это он тебе сказал?
— Не помню…
Девушка, похоже, совсем не интересовалась деньгами Синицына. О будущем не думала, жила как птичка божья. Недаром Галина уверяла, что у Ани не все в порядке с головой.
К четырем часам дня Аня наконец выпила столько, что больше не могла произнести ни единого внятного слова. Шмарин усадил ее на кровать, а когда вернулся, девушка уже крепко спала. Тогда он позвонил Галине.
После укола Павел Антонович успел дважды задремать и проснуться, а Ани все не было. К полудню его настроение стало портиться, а после трех, когда в банк они уже определенно не успевали, он впал в крайнее раздражение, которое только усиливалось от того, что Галина была непростительно рассеянна, отвечала ему невпопад и все время думала о чем-то своем.
Однако это не помешало ей схватить трубку сразу же, как только раздался телефонный звонок.
— Аня, — воскликнула Галина. — Аня! Где ты?
Синицын подкатил к ней и выхватил трубку, но слишком поздно, та протяжно урчала длинными гудками.
— Что она сказала? Где она? Когда вернется? — Павел Антонович был на грани истерики.
— Извини, — протянула Галина, — я не очень поняла. Она говорила так… так невнятно…
— Ясно! Уже успела набраться!
— Похоже, — Галина опустила глаза. — Но она все-таки успела сказать, что вроде бы у подруги на Садовой.
— Знаю. Это у Ленки Ивановой. Там телефона нет. Наверное, из автомата позвонила. Галя, — он просительно заглянул ей в глаза, — я очень тебя прошу, поезжай, привези ее. Пусть проспится дома, а завтра с утра вы с ней…
— Хорошо, хорошо, — быстро ответила Галина, накидывая шубку.
Уже взявшись за ручку входной двери, она услышала:
— Ты не думай, Галя, что я не ценю твоей дружбы, — тихо сказал Синицын. — Я ведь все понимаю и знаю, какой я подлец перед тобой.
Галина перестала дышать, прислушиваясь к его словам.
— А ты… Ты — святая, — продолжал свой монолог Синицын. — Не знаю просто, что бы я без тебя делал. Ты умирающему человеку помогаешь прожить остаток дней так, как он хочет. Пусть смешно, пусть причудливо и курам на смех, зато — как сердце велит. Тебе за это обязательно воздастся в жизни. А от меня…
«Ну же! — мысленно закричала на него Галина. — Скажи только, что оставишь мне…»
— …от меня вечная тебе благодарность.
Синицын замолчал. Галина постояла еще немного в прихожей, словно надеясь, что он продолжит, что добавит главное, а главное, что остановит, отвратит ее от их с Глебом безумной затеи. Но он ничего не добавил.
— Я пошла, — тихо сказала Галина.
Выйдя из подъезда под лениво падающий снег, она закурила сигарету и посмотрела на окна Синицына. Павел Антонович стоял у окна встревоженный и жалкий. Галина улыбнулась ему и помахала. «Заткни себе свою благодарность…» — сказала она шепотом.
Через час ей наконец удалось отыскать гостиницу, где она однажды останавливалась. Странно, как это Глеб ее сразу нашел. Галина долго плутала по незнакомым переулкам и совсем продрогла, пока нашла серое, неприметное здание на окраине заброшенного парка. Глеб ждал ее на крыльце. Протянул ключи от номера.