22 декабря 2000 года. Москва
Татьяна Михайловна хорошо знала Павла Антоновича Синицына — степенный, серьезный мужчина и весьма состоятельный, нужно признать. Такие клиенты попадались ей нечасто. По роду своей работы знала она людей и более состоятельных, но те были молоды, занимали соответствующие посты, были знамениты. А этот… Откуда взялся и кто таков — неизвестно. Видно, эти деньги — все, что он успел заработать на заре перестройки, когда масштабы были иные, а теперь вышел в тираж и живет себе припеваючи. За последний год снял около миллиона долларов, а до того прикасался к капиталу мало. Хотя это тоже неизвестно, потому как раньше Синицын деньги держал за границей.
Когда он пришел к ней впервые, наплел что-то про наследство, оставшееся от французского дядюшки, но Татьяна Михайловна, разумеется, не поверила. Однако и задумываться не стала — что и откуда. Ее работа этого не предполагала, а она была настоящим профессионалом. Если клиент несет тебе такие деньги, грех отпугивать его вопросами…
Когда Синицын позвонил ей и сказал, что женился, Татьяна Михайловна, разумеется, поздравила его, как положено — бодро и с восторгом, но сама чуть не рассмеялась, представив беззубую старушку, которую он решился осчастливить. Синицын поделился с ней своими мыслями относительно завещания, и тут уж Татьяне Михайловне пришлось закрывать рот рукой, — смех рвался наружу. Но теперь, глядя на его жену, она понимала, как недооценивала старика.
Женщина показалась ей глупой и вульгарной, но Татьяна Михайловна одернула себя: не стоит и ее недооценивать. Поди попробуй выйти замуж и оторвать миллионы в приданое. Такое по плечу лишь отъявленным авантюристкам.
— Здравствуйте, Анна. — Бухгалтер протянула Галине руку, едва взглянув в паспорт на фотографию и досконально рассмотрев штамп о регистрации брака.
Галина протянула руку, улыбнулась и кивнула.
— Павел Антонович говорил, что вы должны прийти со своей родственницей. Где же она?
— Я… — Галина не предвидела такого начала. — Я взрослый человек, — проговорила она наконец с глупым вызовом, — и могу все сделать сама.
Татьяна Михайловна прекрасно помнила, что Павел Антонович не велел пускать свою жену на порог одну и говорил, что она обязательно приедет с некой Светловой Галиной Ивановной.
— А где же ваша…
— Она зашла в парикмахерскую напротив, — нашлась Галина. — Ей тоже недосуг выполнять все прихоти Павлика, — взвизгнула она.
Татьяна Михайловна колебалась недолго. В конце концов, Павел Антонович тяжело и неизлечимо болен, дни его сочтены, а его наследница, если что ей здесь не понравится, может перевести свои денежки куда-нибудь в другое место. «Нет, — подумала Татьяна Михайловна, — дружить будем с молодыми…»
— Начнем? — спросила она почтительно.
— Пожалуйста.
Татьяна Михайловна подвинула к Галине кипу бумаг и объяснила, где и что писать. Галина взяла ручку и поняла, что писать не сможет, — руки тряслись, как после сильного похмелья.
— Боже мой! — Татьяна Михайловна все-таки заметила… — Да вы волнуетесь! Не нужно, все будет хорошо. Хотя я вас очень понимаю, — сказала она значительно.
И за этой значительностью Галине снова почудилось, что женщина видит ее насквозь и все про нее знает.
— Понимаете? О чем вы?
— А как же! — воскликнула Татьяна Михайловна. — Это ведь, наверное, ужасно волнующее событие — в одночасье стать обладательницей четырех миллионов долларов.
Четырех миллионов… Галине показалось, что сейчас она потеряет сознание. Воображение, даже в минуты своего самого высокого полета, рисовало ей несколько сотен тысяч. А тут! Четыре миллиона! За такие деньги можно… Она вдруг разом перестала волноваться, глубоко вздохнула и одним махом заполнила все бумаги. Оставалось только поставить подпись.
— Я давно уже расписываюсь не так, как в паспорте, — сказала она плаксиво. — Понимаете, в шестнадцать лет была дурочкой. Так, черкнула фамилию…
«И с тех пор мало переменилась», — подумала Татьяна Михайловна, но вслух, улыбнувшись, произнесла совсем другое:
— Это не важно. Важно, чтобы ваша подпись здесь совпадала с подписью на будущих бумагах и документах. К тому же вы можете обзавестись пластиковой карточкой, и тогда вообще никакими подписями связаны не будете, если только не станете переводить деньги в другой банк. Вы ведь не собираетесь этого делать?
— Разумеется, нет, — поспешно ответила Галина. — А пластиковая карточка — хорошая мысль.
— Тогда заполните еще вот это, — предложила Татьяна Михайловна. — Надежнее нас вы никого не найдете, поверьте, — шепнула она доверительно, перегнувшись через стол, пока Галина заполняла новые бумаги.
Галина бросила на нее взгляд и снова принялась быстро писать. Она не успела заметить, как женщина отшатнулась. Взгляд Галины поверг Татьяну Михайловну в шок. На мгновение ей показалось, что перед ней вовсе не девушка. Взгляд был каким-то странным, старческим, что ли. Придя в себя, она, правда, решила, что девушка наверняка из разряда, что называется, «потасканных», отсюда и странность. «Ну их к черту!» В конце концов она решила не забивать голову чужими проблемами. «Пусть сами разбираются со своими женами, любовницами и прочим хламом!»
Когда Галина ставила последнюю подпись на документах и Татьяна Михайловна готовилась поздравить ее с окончанием «тяжких» трудов, на столе зазвонил телефон.
— Это Синицын, — голос Павла Антоновича звучал напряженно. — Как там дела у моих девочек?
Татьяна Михайловна прикрыла трубку ладонью и шепнула Галине:
— Ваш муж!
— Все прекрасно, — ответила она Синицыну, — мы уже практически все бумаги заполнили, подписали. Осталось лишь принять поздравления. Да, ваша жена попросила пластиковую карточку, и я…
— Это совершенно лишнее! Этого не нужно было.
— Но почему?
— Потому что… Хотя, знаете, пускай. Только вот не стоит отдавать карточку ей. Отдайте Галине Ивановне. Так будет вернее.
— Как скажете, — оторопело проговорила Татьяна Михайловна.
— И еще, дайте-ка на минуту трубочку Галине.
Татьяна Михайловна снова зажала трубку ладонью и, сделав страшные глаза, зашептала:
— Он хочет поговорить с вашей Галиной! Что будем делать?!
— Не волнуйтесь, я сама с ним разберусь.
Татьяна Михайловна колебалась, но все-таки решила не портить отношения с молодой наследницей.
Галина взяла трубку:
— Алло.
— Галочка, как там все прошло?
Галина посмотрела на взволнованную Татьяну Михайловну.
— Все в порядке. Ты зря паникуешь. Я отлично со всем справилась. Паша, — нежно прибавила она, заметив, что женщина не сводит с нее глаз, — успокойся, готовь шампанское, мы сейчас вернемся и отметим… А потом сразу же в подмосковное гнездышко…
Последние слова она произнесла совсем тихо, но с таким расчетом, чтобы Татьяне Михайловне было слышно. Женщина, похоже, оттаяла и успокоилась.
— Галочка, я тебе безмерно благодарен! Ты знаешь, эти болваны предложили Анюте пластиковую карту, и она заполнила бумаги. Ей ни в коем случае нельзя отдавать эту карточку. Иначе, с деньгами-то, сбежит к подругам и потом ее неделю нужно будет вылавливать. Я попросил Татьяну Михайловну, чтобы она ни в коем случае не отдавала карточку ей. Только — тебе. Договорились?
— Конечно.
Галина положила трубку, и Татьяна Михайловна сдержанно поздравила ее, но не сказала и половины тех слов, которые заготовила заранее. Ее беспокоило требование Павла Антоновича ни в коем случае не отдавать пластиковую карточку в руки его жене.
— Мне очень неприятно, но ваш муж просил меня отдать пластиковую карточку вашей… вашей…
— Гале? О, господи! Это его родная племянница, и ей он доверяет больше, чем мне. Ну что ж, пойду приведу ее. Я могу взять этот испорченный лист? Хотела записать для Гали телефон.
— Я дам вам другой, чистый.
— Нет, нет, мне подойдет и этот. Одну минуту.
В коридоре Галина надела на голову чалму, убрав со лба пепельные завитки и тщательно спрятав их под замысловатый головной убор. Она прошла в холл и села в кресло рядом с Аней.
— Ну и бюрократы! — широко улыбнулась она. — Ну ничего, я обо всем договорилась. Подпиши эту бумагу здесь и здесь.
Аня послушно достала ручку и склонилась над столом, подписывая испорченный бланк.
— Умница. А теперь пойдем со мной и тебе выдадут пластиковую карточку. Только вот…
— Что-то не так?
— Звонил Павел. И приказал не отдавать ее тебе. Велел, чтобы привезла лично я. И еще просьба — в кабинете молчи как рыба. Ни звука, ни писка. Эта женщина все время путает наши имена, меня звала Аней. Тебя может назвать Галиной Ивановной, но ты не обращай на нее внимания. Главное — документы ты подписала и карточку она тебе вручит. Поняла?
— Да, — кивнула Аня.
Татьяна Михайловна, вероятно, тоже решила не тратить лишних слов. Молча вручила карточку и, тепло распрощавшись с Галиной, Ане только кивнула.
После того как женщины вышли из кабинета, банкирша возвела глаза к потолку: ну и старичок! Вокруг молодые бабы вьются. А такой казался тихий и смирный. Да и возраст… Везет же некоторым! Да еще ладно бы симпатичные были, а то — вульгарные, глупые. Невероятно несправедливо устроена жизнь. Одни всю жизнь бьются за копейки, работают от зари до зари, а другим — все на блюдечке. И главное — за что?!
Она посмотрела в окно. Женщины садились в джип, который стоил чуть дороже ее новой квартиры. Татьяна Михайловна вздохнула и пожала плечами: несправедливо, но ничего не попишешь…
22 декабря 2000 года. Ашхабад
Сидя у железнодорожного полотна, Шмарин с грустью отметил, что электрички и поезда не ходят здесь через каждые десять-пятнадцать минут, как в Москве или Петербурге. Если Синицын вырубится, нельзя оставить его на рельсах. Пролежать он может долго, не ровен час кто-нибудь на него наткнется, оттащит, и тогда вся затея провалится.
Попивая воду из своей бутылки, Глеб травил анекдоты один за другим, чтобы у Бориса не возникло никаких подозрений. Взгляд у великана уже «поплыл», но тот изо всех старался сохранить остатки сознания. Бормотание его становилось малоразборчивым, а глаза закрывались сами собой. Он прислонился к дереву и пару раз даже всхрапнул, да так громко, что, испугавшись, снова открывал глаза и бессмысленно таращился на Шмарина.