Его лицо снова начало мрачнеть.
– Я ничего не могу тебе дать. И ничего не хочу давать. Иных объяснений, кроме тех, что связаны с твоим обучением, ты от меня не услышишь. Меня не волнует, через какие испытания ты успела пройти или что ты собираешься дальше делать со своей жизнью. Чем раньше ты перестанешь скулить и жалеть себя, тем раньше мы расстанемся. Ты для меня ничего не значишь, и мне наплевать, как ты к этому относишься.
Тоненький звон в ее ушах перерос в гул. А ниже был такой знакомый пласт оцепенения и отупения, когда уже ничего не видишь, не слышишь и не чувствуешь. Селена сама не понимала, почему все происходит именно так. У нее тоже были все основания ненавидеть Рована, но… Как было бы здорово, если хотя бы одна живая душа знала о ней всю-всю правду и при этом не испытывала бы к ней ненависти.
О таком можно было только мечтать.
Она молча пошла к себе. И с каждым шагом свет внутри ее дрожал, как пламя свечи на ветру.
Пока не погас.
Глава 34
Селена не помнила, как пришла в свою комнату, как повалилась на кровать, даже не сняв сапоги. Снов своих она тоже не помнила. Утром она проснулась в каком-то тусклом мире. Обычно голод и жажда хватали ее за горло с первых же минут. Но сегодня она не ощущала ни того ни другого. Встав, она двинулась на кухню – помогать готовить завтрак. Окружающий мир по-прежнему оставался бесцветным. Звуки, обычно такие громкие и резкие, тоже слышались как будто сквозь плотно закрытые двери. Однако внутри у нее был странный покой. Она чувствовала себя камешком в ручье.
Она не заметила, как прошел завтрак. Кухня опустела. Кажется, рядом говорили двое. Шепот принадлежал Малакаю. Смех – Эмрису.
– Ты только посмотри, – произнес Эмрис, подойдя к чану, в котором она мыла посуду, рассеянно глядя в сторону двора. – Какой подарок мне Малакай купил!
Перед ее глазами блеснула золотая рукоятка. Только сейчас до Селены дошло: это нож. Новый нож с золотой рукояткой. Это была шутка. Богам захотелось пошутить. А может, боги всерьез ее ненавидели.
Рукоятку украшала чеканка с изображением цветков лотоса. Впадинки заполняла лазурная эмаль, отчего вся цветочная гирлянда напоминала речную волну. Эмрис улыбался. Его глаза сверкали. Какая знакомая форма ножа. Где-то она уже видела похожий, и игру солнца на блестящей золотой поверхности тоже видела…
– Я его купил у торговца с южного континента, – пояснил Малакай.
Чувствовалось, он рад не меньше Эмриса.
– Прямо из далекого Эйлуэ.
Эти слова разорвали завесу, удерживавшую Селену в оцепенении. Неужели, кроме нее, больше никто не слышал оглушительного треска?
Пространство вокруг нее наполнилось ревом, воем, плачем, криками. Целая лавина звуков, среди которых выделялся истошный, нечеловеческий вопль служанки, когда та вошла в спальню родителей Селены и обнаружила ее, лежащую между трупами отца и матери.
В этом крике почти потонули слова Селены:
– Мне наплевать.
Внутренний крик заставил ее повысить голос. Ее дыхание участилось.
– Мне на-пле-вать! – повторяла Селена. – На-пле-вать! На-пле-вать!
Стало тихо. Потом с другого конца кухни послышались слова удивленного и явно напуганного Локи:
– Элентия, не груби нам.
Элентия. Элентия. «Дух, который нельзя сломить».
Вранье. Повсюду одно сплошное вранье. И Нехемия ей врала. И насчет этого дурацкого имени, и насчет своих замыслов. Насчет всего. А потом исчезла из мира живых. А Селене остается лишь смотреть на красивые ножички, похожие на кинжал, который эйлуэйская принцесса носила с такой гордостью. Нехемия ушла, а она осталась. С пустыми руками.
Селену затрясло. Казалось, ее тело вот-вот расползется по швам.
– Мне наплевать на вас, – прошипела она Эмрису, Малакаю и Локе. – Мне наплевать на твой ножик. И на истории о твоем маленьком жалком королевстве – тоже.
Эмрис застыл в немом удивлении, пригвожденный взглядом Селены. Малакай и Лока подбежали к нему, загородив собой. Оба оскалили зубы. Прекрасно. Пусть почувствуют угрозу.
– Оставьте меня в покое. Живите своей никчемной жизнью, а ко мне не лезьте!
Она кричала и не могла остановиться, потому что внутри слышала другие крики. Она перестала что-либо понимать и не могла отличить верх от низа. И все потому, что Нехемия ей постоянно врала. А ведь когда-то принцесса клятвенно обещала ей говорить только правду. Нехемия нарушила клятву. Более того, подстроив свою гибель, она разбила Селене сердце.
В глазах Эмриса блестели слезы. Слезы огорчения? Жалости к ней? Гнева? Ей было по-настоящему наплевать. Лока и Малакай все так же стояли между ними, негромко рыча. Совсем как псы, готовые защищать хозяина. Нет, не псы. Семья. Они ощущали себя семьей и держались вместе. Тронь кого-то одного – остальные порвут тебя в клочки.
Селена смерила их взглядом и глухо, бесцветно рассмеялась. Эмрис открыл рот, будто собирался что-то сказать. Никак утешать ее вздумал?
Она снова рассмеялась и толкнула дверь.
Всю ночь Рован наносил на тело Гареля имена павших воинов и слушал рассказы о них. Под утро Гарель покинул крепость, а Рован поспешил на кухню. Там он застал только Эмриса. Старик сидел за пустым столом, обхватив руками глиняную кружку с остывшим травяным чаем. Услышав шаги, Эмрис поднял голову. Глаза у него были светлые и… полные горя.
Селены в кухне не было. Неужели опять сбежала? После его вчерашних слов такое вполне могло случиться. Отчасти Ровану даже стало легче: это избавило его от неминуемого выплеска ее эмоций. Кухонная дверь была распахнута настежь. Через нее и ушла.
Рован шагнул к старику, поздоровался легким кивком. Эмрис поглядел на него так, словно видел впервые, и тихо спросил:
– Что вы творите?
– Ты о чем?
– Об этой девчонке, – все так же тихо ответил Эмрис. – Что вы творите с нею, если она приходит сюда с пугающей пустотой в глазах?
– Тебя это не касается.
Эмрис плотно сжал губы, но через мгновение задал новый вопрос:
– Принц, а что видите вы, когда смотрите на нее?
Рован не знал. В эти дни он вообще ничего не знал.
– Это тебя тоже не касается.
– А я вижу, как она теряет себя. – Эмрис провел ладонью по своему морщинистому лбу. – Каждый день от нее отваливаются новые кусочки, потому что вы все время толкаете ее вниз. И никто, никто не поможет ей подняться. А она так нуждается в этом.
– Меня приставили к ней не для вытирания соплей.
– Вам известно, что в свое время я дружил с Эвалиной Ашерир? Она почти год провела в крепости. Работала на кухне и пыталась убедить вашу королеву, что полуфэйцы тоже могут жить по ту сторону гор. Эвалина боролась за наши права… пока не покинула континент и не отправилась за море. Она и там продолжала свою борьбу, пока эти чудовища не убили ее. Я узнал ее дочь сразу же, как вы привели Элентию в кухню. И все, кто был здесь двадцать пять лет назад, сразу поняли, кто перед ними.
Рован уже давно ничему не удивлялся. Однако сейчас… Он молча смотрел на старика.
– Принц, у нее не осталось надежды. Никакой надежды в сердце. Помогите ей. Если не ради нее самой, то ради ее… грядущих свершений. Они коснутся всех, включая и вас.
– Это каких же? – решился спросить Рован.
Эмрис не дрогнул под его взглядом.
– Она построит мир, который будет лучше нынешнего, – прошептал старик.
Селена не знала, куда идет. Она просто шла и шла, пока не очутилась на берегу озера. Лес подступал почти к самой воде, сверкающей и искрящейся на полуденном солнце. Селена уселась в теплый мох, обхватила руками колени и опустила голову.
Ей уже ничего не изменить и не исправить в своей жизни. Она была… она была…
Она всхлипнула. Губы задрожали, и ей пришлось их плотно сжать, чтобы не допустить новых всхлипываний.
Но звук этот уже наполнил ей горло, рот и легкие и с первым же вдохом вырвался наружу. Звук оказался сильнее, чем она думала. Селена почувствовала, как у нее заломило все тело.
Она едва заметила изменившийся цвет озера. Потянуло теплым ветерком, погладившим ее мокрые от слез щеки. А потом раздался тихий женский голос. Может, это ей снилось?
«Огненное Сердце, почему ты плачешь?»
Десять лет, десять долгих лет она не слышала материнского голоса. Тогда, в последний раз, голос матери донесся к ней сквозь ее рыдания; ясно и отчетливо, словно мать стояла рядом: «Огненное Сердце, почему ты плачешь?»
– Потому что я заблудилась, – не поднимая головы, шепотом ответила Селена. – И я не знаю дороги.
Этого она так и не смогла сказать Нехемии. Не решилась признаться, что вот уже десять лет блуждает в поисках дороги домой и не знает, где искать. Бесполезно искать дорогу к дому, которого нет.
Селена не заметила, когда теплый ветер сменился холодным, а ее кожа покрылась крупинками льда. Повернув голову, она увидела рядом Рована: он сидел, вытянув ноги и упираясь ладонями в мох. Селена не стала вытирать слезы. Она молча смотрела на скованную льдом поверхность озера.
– Если хочешь, поговорим, – предложил он.
– Нет.
Селена полезла за платком, высморкалась. С каждым вдохом в ее голове прояснялось.
Они сидели молча. Волны взломали кромку прибрежного льда и негромко ударяли ею о мшистый берег. В листьях шелестел ветер.
– Тогда пошли, – сказал Рован.
Мерзавец. Это слово она произнесла вслух, потом спросила:
– Куда еще?
Рован мрачно улыбнулся:
– Кажется, я начинаю кое-что понимать в тебе, Аэлина Галатиния.
Склоны горы были лишены растительности, зато изобиловали острыми каменными уступами. У подножия темнел вход в пещеру.
– Мы попремся в этот ад кромешный? – спросила Селена, еще не отдышавшись после долгого перехода.
Целых пять миль они шли вверх и вверх. Замечательная прогулка на голодный желудок. Поначалу исчезли деревья, потом – кустарники. Скалы запестрели лишайниками. Вскоре не стало и их. Остались голые камни. Склон уходил дальше – к заснеженной вершине, служившей границей между королевством Вендалин и Доранеллой – владениями Маэвы. Один вид гигантской горы почему-то отзывался у Селены дрожью во всем теле. И холодный ветер был тут ни при чем.