Приличного Натана не удостоили даже взглядом — вот она, железная полицейская логика!
Впрочем, Натан не обиделся. Он смотрел исключительно на меня, раскрыв рот и вытаращив голубые глаза.
Я улыбнулась ему; надеюсь, улыбка получилась ободряющей. Ответной улыбки не последовало, да я и не ждала. Натан всегда был слишком похож на своего отца. Думаю, если вопрос о швабре поставить на семейное голосование, Натан наверняка оказался бы на стороне Эда. Нетрудно догадаться, как Натан расценил появление в моем доме полицейских. Младший сын смотрел на меня так, словно только что узнал страшную тайну: его мать — закоренелая преступница.
Что касается Даниэля, то он повел себя совершенно иначе. Настолько иначе, что можно было предположить, что закоренелая преступница — тот тип матери, о котором он мечтал всю жизнь. Карие глаза Даниэля восторженно просияли.
— Вы расследуете убийство? И допрашиваете маму? — радостно переспросил он. — Улет!
Рид моргнул.
А затем они с Констелло принялись за Натана и Даниэля. Я попыталась вмешаться:
— Неужто это так необходимо? Мальчики ничего не знают…
Копам пришел на помощь не кто-нибудь, а мой ненаглядный Даниэль: он пресек вспыхнувший было спор на корню:
— Все в порядке, мам. Это же классно! Пусть спрашивают.
Похоже, Даниэль полагал, что оказаться в роли подозреваемого в убийстве — сплошной кайф. Нет, следует серьезно побеседовать с моим первенцем.
Судя по физиономии младшего сына, он хотел бы, чтобы я не откладывала этот разговор в долгий ящик. Во взгляде Натана, брошенном на брата, не было и намека на веселье.
Рид и Констелло бодро принялись за дело, задавая Даниэлю и Натану те же вопросы, что задавали и мне, — как если бы мальчики намеревались взять кредит в банке. Слава богу, речь шла все же не о кредите, а об убийстве. Иначе я бы не вынесла этой изощренной пытки: сидеть и слушать, как мои дети беспечно выкладывают посторонним людям, сколь много они должны и сколь мало зарабатывают.
На самом деле у Рида и Констелло на руках был сильнейший козырь, но они об этом не догадывались. Если бы копам удалось выудить у моих сыновей, как они обзавелись кредитными карточками — без моего ведома, должна заметить, — и по уши залезли в долги перед банком, я бы наверняка размякла. А чтобы окончательно добить меня, требовалось всего-навсего попросить Натана и Даниэля поведать о том, как год назад оба умудрились вылететь из колледжа.
Поразительно, но один раз в жизни Натан и Даниэль повели себя как однояйцовые близнецы. В июне прошлого года они получили совершенно одинаковые письма из Луисвильского университета, уведомлявшие о том, что их присутствие в следующем семестре нежелательно. К письмам прилагались списки с оценками, преимущественно отрицательными.
Смекалистый Натан, как и следовало ожидать, перещеголял брата, поставив своего рода рекорд. Он добился исключения из высшего учебного заведения, проучившись там всего год. Тугодуму Даниэлю потребовалось вдвое больше времени, чтобы прийти к такому же результату.
О да, если бы я выслушала все это, то у меня точно случился бы нервный срыв. Копы не успели бы глазом моргнуть, а я бы уже каталась по полу, выбалтывая секреты, о которых прежде ни сном ни духом не ведала. Особенно если бы кто-нибудь из моих отпрысков невзначай упомянул, что учились они — вернее, не учились — за мой счет.
Что было чистой правдой. Их папаша, в редкие моменты просветления, наотрез отказался платить за обучение Даниэля, а затем и Натана. Разумеется, я была в ярости. В конце концов, Эд отнюдь не перебивался с хлеба на воду.
Когда мы поженились, Эд числился программистом, вяло зарабатывая прожиточный минимум. Однако сразу после развода — как оно часто бывает — начал стремительно делать карьеру. Три года назад он был назначен вице-президентом компании, став, по выражению моих деток, "компьютерным авторитетом".
И этот «авторитет» не выделил ни цента на образование сыновей. В то время Эд окручивал Синди, шикарную блондинку с ослепительной улыбкой и, по случайному совпадению, ровесницу Даниэля. Полгода назад Эд порвал с Синди и с тех пор отзывается о ней без особой теплоты, именуя ее не иначе как "тонкой штучкой". Скорее всего, мой бывший муж намекает на то, что чем тоньше штучка, тем жирнее расходы на ее содержание. Вот и Эду приходилось заваливать Синди подарками в виде драгоценностей и французских духов, дабы ее сияющая улыбка не меркла.
Щедрость Эда к подружкам не была для меня откровением. Я давно подозревала нечто в этом роде. Когда Эд упорно отказывался дать хоть что-нибудь на образование мальчиков, я даже предположила, что его бюджет расписан на многие месяцы вперед и почти в каждой строчке фигурирует имя Синди. Но после того как наши чада с треском вылетели из университета, упрямство Эда предстало в ином свете: теперь оно выглядело мудрой финансовой политикой. В конце концов, Синди оправдала капиталовложения, в отличие от моих сыновей.
Слава богу, ни Натан, ни Даниэль ни словом не обмолвились о своей учебе. Более того, они старались не смотреть в мою сторону, когда отвечали на вопрос Рида о том, чем занимаются. Даниэль в прошлом году сменил четыре места работы, а теперь трудился в закусочной. Натан же горделиво поведал злому копу, что "в данный момент он делает карьеру посудомойки".
Рид растерянно заморгал, но быстро оправился и протянул Натану черно-белую фотографию Эфраима Кросса.
— Вы встречали этого человека?
Снимок, вероятно, был сделан для рекламной брошюры компании. Эфраим Кросс сидел за необъятным письменным столом. Прижимая к уху телефонную трубку, он таращился прямо в объектив. Предполагается, что человек в такой позе выглядит непринужденно и располагает к себе, но, боюсь, фотографы заблуждаются.
Натан внимательно изучил фотографию.
— Нет, сэр. — Натан с малолетства был исключительно вежлив с представителями властей. — Определенно, я никогда его не видел, сэр.
Даниэль, по-моему, ни разу в жизни не осквернил свои уста словом «сэр». Теребя замызганную серьгу, он мельком глянул на фото и произнес:
— Это тот самый Кросс, да? Которого недавно грохнули? Ну как же, я читал об этом в газете. — Даниэль глянул на меня, а потом снова обернулся к Риду и Констелло. — А разве этот парень не был сильно упакованным? То есть жутко богатым? И вы думаете, что моя мать тусуется с такими ребятами?
Казалось, Даниэль вот-вот расхохочется над абсурдностью подобного предположения. Я вновь почувствовала себя оскорбленной. Большое спасибо, дорогой сыночек.
Рид покосился на моего старшего с неудовольствием. Даниэль не только выглядел стопроцентно сомнительным субъектом, но к тому же имел наглость насмехаться над главной версией полиции: Эфраима Кросса убила я.
— Вы не ответили на мой вопрос, — произнес Рид начальственным тоном, — вы видели его поблизости?
Даниэль снова пожал плечами. Мой сын полагал, что выразился достаточно ясно.
— Не-а.
Вскоре Рид и Констелло удалились. Либо они решили, что полученной информации им на первое время хватит, либо поняли, что в присутствии ближайших родственников я вряд ли признаюсь в убийстве.
Очевидно, показания Даниэля и Натана мало повлияли на мнение проницательных сыщиков. Рид и Констелло по-прежнему глядели на меня более чем подозрительно.
Понятное дело, ведь у них имелось письмо, адресованное мне. К тому же вряд ли они возлагали большие надежды на Натана и Даниэля: сыновьям ничего не стоит солгать в защиту матери. Кроме того, если даже мальчики говорили правду, я могла встречаться с Эфраимом Кроссом тайком, стараясь не попадаться на глаза родственникам и знакомым.
— Вы пока из города-то не уезжайте, ладненько? — бросил Констелло на прощание.
Записку Кросса копы прихватили с собой. Я и не ждала, что они оставят мне ее на память. Оба поспешили заверить меня, что забирают записку на экспертизу, дабы выяснить, действительно ли ее писал Эфраим Кросс.
Как только коричневые парни вышли за дверь, Даниэль и Натан начали с того места, на котором те закончили.
— Что все это значит?!
— Почему тебя допрашивает полиция?
— Ты ведь не сделала ничего такого, мама, о чем нам не следует знать?
Последний вопрос исходил от Натана. Как же хорошо он обо мне думает!
Я объяснила ситуацию, однако реакция Даниэля и Натана была не совсем той, на какую я рассчитывала.
— Ты это серьезно, ма? — Именно так Даниэль обычно выражает крайнее изумление.
Натан был более красноречив. Он провел рукой по своим русым волосам и изрек:
— Давай по порядку. Говоришь, совершенно незнакомый богач оставил тебе более ста тысяч долларов?
Я кивнула.
Сыновья переглянулись и снова воззрились на меня.
— Что ж, всякое бывает. — Голосу Натана недоставало искренности.
Я глянула на младшенького так, как смотрела на него в далеком детстве, когда тому случалось обмочить штаны.
— Думаешь, я вру?
Вероятно, Натан на всю жизнь запомнил этот взгляд.
— О нет! — Он вскинул руки, защищаясь. — Мы верим тебе, мама. Честное слово!
Однако ни Натан, ни Даниэль мне явно не верили. По крайней мере, не во всем.
Я молча смотрела на сыновей. Конечно, у них и в мыслях не было, что я могла оказаться причастной к смерти Эфраима Кросса. Вряд ли мои дети считают меня способной на криминал более серьезный, чем превышение скорости. Но вот любовную интрижку они явно допускали.
Их родная мать! Невероятно. Куда катится Америка! К счастью, — или к несчастью, это как посмотреть — сыновья явились не просто так, а со сверхзадачей. В последнее время они довольно часто предлагали мне решить эту сверхзадачу. Настолько часто, что я начала подумывать, не посадить ли их вновь за школьную парту долбить арифметику.
— Выходит, ма, ты у нас теперь богатая, — начал Даниэль. — Так, может, одолжишь полсотни до пятницы, а?
Текст всегда произносит Даниэль. То ли мальчики решили, что, поскольку он старший, это его обязанность, то ли Даниэлю, в силу его непрошибаемой невозмутимости, попрошайничать все равно что воды испить.