– Вы правы, – согласилась Дайнека. – Не могу смириться, что еще вчера Василий Михайлович сидел рядом со мной на ужине, а сегодня его уже нет.
– Не нужно углубляться в страдания. Смерть Ветрякова отнюдь не ваша беда. Он чужой для вас человек.
– Но вы же сами…
– Я говорил не об этом. Я имел в виду общую ситуацию.
– Вы тоже верите в эти глупости? – спросила Дайнека.
– Не лукавьте, – Бирюков взглянул на нее снисходительно и чуть осуждающе. – Вы хотите ввести меня в заблуждение, но, к сожалению, выбрали неподходящий объект.
– И вы тоже про серийные преступления? Верите в то, что маньяк существует?
– В Уголовном кодексе Российской Федерации нет нормы, определяющей понятие серийности преступлений. Такой термин Уголовному кодексу неизвестен.
Дайнека растерянно огляделась и, пригнув голову, тихо спросила:
– Откуда вы знаете?
Бирюков уткнулся в кроссворд:
– Читал специальную литературу.
– Для чего? – еще более удивленно спросила она.
– Не для того, чтобы убивать пенсионеров.
– Я и не думала… – хотела оправдаться Дайнека.
Но Бирюков поставил жирную точку:
– Я не маньяк. То, что случилось, – закономерность. Темные силы обожают свалки, грязь, немытые тела и грязные души.
Завтрак они заканчивали в полном молчании.
Дернув за дверную ручку, Дайнека вдруг обнаружила, что дверь не заперта.
– Что такое? – спросила она, зайдя в библиотеку.
Уборщица прикрыла створку окна и бросила тряпку в ведро:
– Последний вторник месяца, у нас санитарный день.
– А мне куда?
– Спросите Татьяну Ивановну.
Дайнека прошла к столу, набрала номер Песни и, когда та сняла трубку, сказала:
– Татьяна Ивановна, в библиотеке санитарный день. Что мне делать?
– У вас выходной. Нам всем после вчерашнего нужен отдых.
– Значит, я могу делать, что хочу?
– Идите к себе или можете поехать домой.
– Спасибо… – Дайнека положила трубку и спросила уборщицу: – Может, я здесь посижу?
Та строго возразила:
– Мешать будете. Идите себе с богом.
Дайнека ушла, хотя и не представляла, что будет делать весь долгий день. Но, в конце концов, у нее был Тишотка, и они могли пойти погулять.
Дайнека зашла за ним в свою комнату. Популярность, которой он пользовался среди стариков, долго не давала им выйти сначала из гостиной, а потом из подъезда. Даже на аллее нашлись его почитатели.
– Тишотка, Тишоточка! – навстречу им в инвалидной коляске катилась Темьянова. – Иди сюда, мой хороший.
Тишотка рванул к ней. Подбежав, встал на задние лапы и лизнул в руку.
– Доброе утро, Лукерья Семеновна! – Дайнека подошла следом за ним.
– Сегодня не работаете? – спросила Темьянова.
– Санитарный день… – Дайнека подняла голову и сказала Федору: – Здравствуйте.
Он посмотрел на нее светло-голубыми глазами и молча кивнул.
– Феденька для меня свет в окошке, – улыбнулась Лукерья Семеновна. – Если бы не он, сидеть бы мне целыми днями в четырех стенах. Санитарки, они – что? Вывезут раз в неделю, да и то на двадцать минут. А мы с Федей по всему парку гуляем. И час, и два он меня возит.
– Это любезно с его стороны, – похвалила Дайнека и ободряюще тронула Федора за рукав. – Вы большой молодец!
Федор засмущался и отвернулся, словно ребенок.
– Не вгоняйте его в краску, – сказала Темьянова. – Феденька не любит, когда о нем говорят. Пойдемте, прогуляйтесь с нами.
Они двинулись по аллее. Тишотка начал носиться по газону между деревьями. Все было точно так, как ей представлялось.
– Эх-эхе, – вздохнула старуха. – Знаете, что случилось прошлой ночью?
– Я сидела в гостиной.
– Значит, все видели?
– Все.
– И как это было?
– Ужасно.
– Говорят, он висел рядом с окном?
– Я видела его лицо сквозь стекло. – Сказав эту фразу, Дайнека вдруг сообразила, что окровавленное лицо Безрукова она видела так же, с той лишь разницей, что стекло было автомобильным.
– Вам не позавидуешь, – сочувственно сказала Темьянова. – А вот я в это время спала. И проспала все на свете.
– Даже хорошо, – слабо улыбнулась Дайнека.
– Но, должна заметить, у меня тоже есть наблюдения.
– Какие?
– После ужина я вернулась в комнату и уже собралась лечь. Было жарко, и я подъехала к окну, чтобы его приоткрыть… – Темьянова закинула руку за голову и потрепала Федора по руке: – Феденька, давай поедем налево.
Он, как большой послушный ребенок, тут же перенаправил коляску влево, и они свернули в боковую аллею. Лукерья Семеновна продолжила:
– Кресло у меня высокое, я хорошо вижу весь двор. В тот момент, когда открылось окно, по двору прошли двое незнакомых мужчин.
– Вы их запомнили? – осведомилась Дайнека.
– В лицо не узнаю. Но, судя по одежде, это были цыгане.
– Опять цыгане, – пробормотала Дайнека. – Вы никому об этом не говорили?
– Меня никто не спрашивал. Спросят – скажу, – она улыбнулась и похлопала руками по подлокотникам кресла. – Сижу, как колода. Стара барыня на вате!
– Зачем вы так про себя?
Темьянова подняла густые дугообразные брови, ее впалые глазницы от этого показались еще глубже.
– Иногда лучше посмеяться над собой, чтобы не заплакать. Знаете, Людмила Вячеславовна, у стариков перед глазами вся прошедшая жизнь. Время от времени они выбирают маленький кусочек и переживают его заново. Таких кусков множество, найдешь на любой случай. Но есть в наших воспоминаниях такие детали, которые не поймут молодые… – Темьянова поправила шарф, прикрыв шею до самого подбородка.
– Вам холодно? – обеспокоенно спросила Дайнека.
Федор остановился.
– Нисколько, – ответила Лукерья Семеновна, и Федор возобновил движение.
– Мы говорили про подробности, – напомнила Дайнека.
– Про детали, – исправила ее Темьянова и добавила: – Это разные вещи. Вы заметили? Старики любят говорить о себе. О том, какими они были в молодости, как им жилось.
– Заметила.
– У нас в пансионате все говорят про театр.
– Это точно, – улыбнулась Дайнека.
– А мне детство мое вспоминается, – с грустью проговорила Темьянова. – Наш дом, буфет, кровать с панцирной сеткой. Слышали о таких?
– Нет, не слышала.
– Да ну же, металлическая такая, с хромированной трубчатой спинкой! – Темьянова махнула рукой. – Впрочем, откуда вам знать. Об этом знают только люди нашего возраста…
– Так что там про кровать? – вежливо напомнила Дайнека, намереваясь дослушать ностальгические воспоминания Лукерьи Семеновны.
– Когда я была маленькая, спала на такой кровати. Перед сном мама расплетала мои косички, вынимала из них атласные ленты и наматывала на хромированную трубу изголовья. За ночь они разглаживались, и утром их можно было снова вплетать в косы. Мне нравилось, чтобы на спинке было много таких ленточек – разных цветов, широких и узких. Получалась настоящая радуга. Боже мой, как я скучаю по этому времени… Да вы посмотрите, кто к нам идет! – безо всякого перехода сказала Темьянова. – Платон Борисович! У вас выходной?
Навстречу им в спортивной одежде шел Водорезов. Приблизившись, он пожал руку Федору и кивнул остальным:
– Приветствую! Сегодня до обеда я абсолютно свободен. Жуткая выдалась ночка!
– Вы были с полицейскими? – спросила Темьянова. – Что-нибудь удалось выяснить? Известно, кто убил Ветрякова?
Водорезов пожал плечами:
– Никто ничего не рассказывал.
Тут вмешалась Дайнека:
– Лукерья Семеновна видела во дворе двоих посторонних. И это были цыгане.
– Вот и расскажите об этом Галуздину, – посоветовал Водорезов. – Кстати, я обещал вам экскурсию. – Он вытащил из кармана ключ. – Идемте в часовню?
Дайнека замялась, взглянула сначала на старуху, потом на Федора.
– Идете? Если нет – я побежал.
– Иду! – выпалила она и, попрощавшись, отправилась вслед за Водорезовым. Едва удалившись, спросила: – Вам правда ничего не сказали?
– О чем?
– Преступник оставил следы?
– Я здесь при чем? Кажется, вы с Галуздиным на короткой ноге.
– Он ничего не сказал.
– Мне-то и вовсе ничего не известно… – Водорезов кивнул на газон, по которому бегал Тишотка. – Могу показать выжженный знак.
– Где? – испуганно спросила Дайнека.
– В том самом месте, где справляет нужду ваш волкодав.
Она оглянулась, Тишотка влез на пригорок и застыл в недвусмысленной позе.
Платон обнял ее за плечи:
– Не стоит беспокоить собаку.
У третьего корпуса Дайнека сказала:
– В окне опять стоит эта женщина.
– Я же говорил, Ангелина. Она всегда там.
– Когда же она спит?
– Этого я не знаю.
Вскоре они подошли к часовне и остановились у старого дуба.
– А вот еще один символ, – Водорезов показал выжженный на земле рисунок: пучок из трех стрел.
– Интересно, что это значит? И почему он выжжен около дуба? – поинтересовалась Дайнека.
– Не знаю, – Платон похлопал рукой по стволу дерева. – Вы только представьте, Людмила, ему лет триста, не меньше!
– Значит, он стоял еще во времена графа Измайлова?
– Тогда он был примерно таким же.
– Забавно…
– Скорее, занимательно. Ствол – в два обхвата.
Дайнека задрала голову:
– А высота?
– Да кто ж его знает? – Платон посмотрел вверх. – Метров двадцать, наверное.
– Вы читали рассказ Конан Дойла «Обряд дома Месгрейвов»?
– Так сразу не вспомнить.
– Там Шерлок Холмс ищет клад на территории замка. Условное место, обозначенное в старинной бумаге. Отсчет начинался от дерева, и Шерлоку Холмсу потребовалось определить его высоту. Он измерил длину тени от палки, высота которой была известна. Потом – тень от дерева. Затем через пропорцию рассчитал искомую величину.
– Да-да… Кажется, припоминаю. Мрачный такой рассказ с трупом дворецкого, которого замуровала в подземелье служанка. Но там все было наоборот: известная высота, а самого дерева уже не было. Рассчитывали предположительную длину тени.