– Спорить не буду, – согласилась Дайнека.
– К чему вы завели этот разговор? – задав свой вопрос, Платон снова обнял ее. – Я подозреваю вас в поисках клада.
Она освободилась и опустила глаза:
– Напрасно. Вспомнила просто так… К слову пришлось.
– Смотрю я на вас, и кажется мне, что вы чего-то недоговариваете… – Водорезов достал ключ и направился к двери старой часовни. Оттуда раздался его голос: – Да здесь не заперто!
Дайнека вошла в часовню вслед за ним. Внутреннее убранство удивило ее своей безыскусностью: скромный иконостас, крест и маленький столик.
– Взгляните на пол! – громко сказал Водорезов.
Дайнека опустила глаза и увидела пучок из трех стрел, нарисованный на граните масляной краской.
– Это – третий, – она схватилась за телефон. – Нужно звонить Галуздину!
– Зачем? – разглядывая рисунок, Платон заходил то с одной, то с другой стороны. – Он нарисован не сегодня. Краска уже высохла. Этот знак предвосхитил смерть Ветрякова. А Галуздин, кстати, и сам сегодня приедет.
Дайнека сунула телефон обратно в карман.
– Знаете, о чем я подумала… Когда в прошлый раз мы говорили о том, зачем люди ставят часовни, нами был упущен важный момент. Их ставят не только в память о важных событиях, но и на кладбищах. А еще на могилах мучеников.
– Не будем о грустном, – Водорезов вернулся к двери. – Я скептически отношусь к таким разговорам.
– Грусть, скептицизм и ирония – три главные струны русской лиры. А я бы добавила – и русской души, – заметила Дайнека.
Оглянувшись, он вдруг воскликнул:
– А ведь это цитата!
– Не вам одному читать Берлина, – сказала она.
Глава 16Засада в ротонде
Обратно к спальному корпусу Дайнека возвращалась вдвоем с Тишоткой. Водорезов хотел ее проводить, но она отказалась – у подъезда могла повстречаться Ерохина.
Не доходя до спального корпуса, Дайнека свернула к беседке-ротонде. Тишотка деловито вынюхивал все вокруг, отыскивая одному ему интересные запахи. Наверное, в его голове существовала какая-то идентификационная схема или таблица, по которой он их классифицировал.
– Ты у меня не Тишотка, – с нежностью проговорила Дайнека. – Ты у меня Менделеев.
Она устроилась на скамейке внутри беседки. Несущие колонны, державшие на себе выпуклый купол, по периметру соединялись балюстрадой из мощных балясин. Те, в свою очередь, располагались так плотно, что со стороны было не разглядеть, кто там внутри. Скорее всего, беседку действительно использовали для любовных свиданий и приватных бесед.
Дайнека сидела, откинув назад голову, Тишотка лежал у ее ног. Услышав шаги, она немного расстроилась (уединение продлилось недолго), хотела встать со скамейки, как вдруг услышала грубый мужской голос:
– Ты думаешь, Канторович, что у тебя несколько жизней?
– Не злись, Шандор! – второй голос прозвучал виновато. – Не могу я этого сделать.
– Ты обещал. Цыганские деньги взял.
– Я все верну…
Дайнека узнала голос завхоза. По разговору ей стало ясно, кто был рядом с ним. Тишотка собрался залаять, но она взяла его на руки, прижала к себе и прошептала:
– Тихо… Молчи… – и потом для верности прикрыла песику морду.
Мужчины остановились недалеко до ротонды.
– Цыган обиды не забывает! – мрачно процедил мужчина по имени Шандор. – Втрое вернешь…
– У меня нет таких денег, – ответил завхоз.
– Тогда сделай то, что обещал.
– Не могу. Честное слово, ребята, никак не могу!
– Ты кого ребятней назвал? – в разговор вступил кто-то еще. – Кровью за это ответишь!
– Остынь, Буша! – крикнул Шандор. – Нож убери.
– А как мне вас называть? – взмолился завхоз. – Товарищами, что ли? Шандор, Буша, Баро… Клянусь, все бы сделал по уговору, но сейчас никак не могу. Кругом полицейские. Старики бдительность проявляют. Все напуганы. Меня же посадят!
– Посадят, считай, повезло – живым останешься, – сказал ему Буша.
Тишотка заворочался, чтобы залаять. Дайнека сжала пальцами мордочку, и он заскулил.
– Что там?
Послышались шаги, но кто-то сказал:
– Вернись, Буша. Там нет никого.
– Я слышал…
– Иди сюда, говорю!
От страха у Дайнеки выступил пот, и она увидела, как блестит ее собственный нос.
– Контракт отменять не будем, – заключил Шандор. – Сделаешь все, что обещал. В пятницу.
Послышались шаги, потом они стихли. Дайнека пригнула голову и посмотрела в щель между балясинами, после чего отпустила Тишотку. А подождав минут пять, вышла из беседки и зашагала к спальному корпусу.
Первым, кого она увидела, пройдя через гостиную, а потом через стеклянную галерею, был Галуздин. Рядом с ним, прижавшись к подоконнику, стояла Татьяна Ивановна.
– Здравствуйте, Игорь Петрович! – сказала Дайнека. – Нам нужно поговорить.
– Здравствуйте, Людмила Вячеславовна, – ответил Галуздин. – Идите к себе. Когда освобожусь – к вам загляну.
Дайнека остановилась у другого окна, решив подождать. Следователь продолжал разговор с директрисой:
– Так что, уважаемая Татьяна Ивановна, ваши опасения относительно компании «Простор», которая хотела вас запугать и выгнать из дворцового комплекса, не подтвердились.
– То есть как? – удивилась она.
– Фирма прекратила свое существование в позапрошлом году.
– Они могли зарегистрировать другую компанию.
– Не могли. Директора и учредителей пересажали, все остальные разбежались черт знает куда.
– Вы уверены? – голос Татьяны Ивановны сквозил недоверием.
– Я ручаюсь за это, – твердо сказал Галуздин. – Версия отработана. Живите спокойно.
– О каком спокойствии вы говорите?!
– И, кстати, Безруков пришел в себя.
– Неужели? – оживилась Татьяна Ивановна. – Вот это хорошая новость! Он что-нибудь рассказал?
– Пока говорить не может. Но прогноз неплохой. Жить точно будет.
– Спасибо, порадовали.
– Теперь и вы меня порадуйте, – следователь протянул руку. – Давайте ключи.
Песня удивилась.
– Какие ключи?
– От потайной библиотечной двери, – подключилась Дайнека. – У винтовой лестницы. Вы обещали.
– А ну-ка марш отсюда! – Галуздин сердито посмотрел на нее.
Директриса посетовала:
– К сожалению, ничем порадовать не могу. Ключ исчез. Висел на щитке у охранника и вдруг куда-то пропал.
– Плохо! – сказал Галуздин и посмотрел на Дайнеку: – Чего вам еще?
– Могу идти? – спросила Татьяна Ивановна.
– Идите.
Когда директриса удалилась, Дайнека подошла поближе. Вместе с ней приблизился Тишотка. Галуздин посмотрел на него, потом на нее:
– Ну?
– У меня много всего, – предупредила Дайнека.
– Давайте все по порядку.
– Во-первых, Лукерья Семеновна Темьянова перед гибелью Ветрякова видела во дворе цыган.
– Она готова дать показания?
– Я спросила, она сказала, что да.
– Сегодня же к ней зайду. Что еще?
– Я только что подслушала разговор.
– Кто с кем говорил?
– Завхоз Канторович с тремя цыганами. Их имена – Шандор, Буша, Баро.
– Звучит, как донесение. Расскажите подробнее.
– Они стояли у беседки, недалеко от спального корпуса. От завхоза требовали выполнить какой-то контракт. Они уже заплатили. Он хотел отказаться, но ему не оставили выбора.
Галуздин, кажется, не поверил:
– Вот как?
– Обещали убить, – подтвердила Дайнека.
– Да вы, я вижу, глубоко вклинились в тему, – заметил следователь. – Они видели вас?
– Нет, не видели. Я хорошо спряталась.
– Считайте, вам повезло. Узнаете их, если еще раз увидите?
– Нет. Лиц я не разглядела, но голоса опознать точно смогу.
– До этого еще далеко, – Галуздин что-то записал в блокнот. – Вам тоже нужно будет давать показания.
– Я согласна.
– А я вас не спрашиваю. Я констатирую.
– Завхоза пора брать, – уверенно сказала Дайнека. – На него уже полно компромата.
– Что? – сквозь смех поинтересовался Галуздин. – Что вы сказали? – Не дожидаясь ответа, он воскликнул: – И зачем я с вами связался! Детский сад какой-то, ей-богу!
– Я и про халат все узнала.
– Тогда валите до кучи…
– В пансионате никто не носит белых халатов. Это принципиальная позиция руководства, чтобы старики не чувствовали себя как в больнице. Медсестра, дежурившая в ночь, когда убили Васильеву, сказала, что в комнату к ней не ходила и Ветрякова не видела.
– Может быть, кто-нибудь другой приходил?
– Я задавала этот вопрос. Она соврала. Сказала, что нет, и покраснела.
– С чего вы взяли, что соврала?
– А почему покраснела?
Галуздин усмехнулся:
– Железная логика.
– Между прочим, Татьяна – та самая медсестра, которая дежурила ночью, но не прибежала на крики Темьяновой.
– Опять она?
– Представьте себе – да. Не сомневаюсь, она что-то скрывает. Как можно было не услышать такие громкие крики?
– Она дала объяснения. И я их читал. Написала, что крепко спала.
Дайнека возмутилась:
– Это ж как нужно спать!
– В любом случае, обратное нужно доказывать. А доказательств у нас никаких.
– Найдем доказательства, – уверенно проговорила Дайнека. – Ветряков видел женщину в белом халате, значит, в этой истории замешана женщина.
– А как же цыгане? – следователь определенно подначивал ее.
Но она не сдавалась:
– Одно другого не исключает. Еще немного, и картина будет ясна.
– Картина чего?
– Общая картина всех трех преступлений.
– Ваша наглость не знает пределов, – констатировал Галуздин. – Она безмерна.
– Я уже говорила, что я необидчива. И вот вам еще один фактик: в старой часовне на полу – снова символ.
– Три стрелы?
– Только на этот раз нарисованный коричневой краской.
– Краска высохла?
– Да, абсолютно.
– Значит, рисовали вчера, перед тем, как убить Ветрякова.
– Водорезов считает так же.
– Водорезов? – следователь внимательно посмотрел на Дайнеку. – Чего вас понесло туда с Водорезовым?