1. Кэйлеер
Ожидая ужина, Сэйтан чувствовал себя так, словно в желудке завязался узел.
Джанелль пробыла дома уже неделю, помогая Люцивару привыкнуть к своей новой семье – и помогая семье привыкнуть к Люцивару, когда пришло письмо от Темного Совета, напоминавшего, что она не провела положенных семи дней в Малом Террилле, вернувшись домой раньше срока.
Повелитель так и не понял смысла загадочного замечания своего сына, сказавшего: «Колено или кости, Кошка», но Джанелль с яростью выбежала из Зала, разразившись потоком отборных эйрианских ругательств, а Люцивар, судя по его лицу, ощутил мрачное удовлетворение.
Это произошло три дня назад.
Она вернулась сегодня днем, бросила, обращаясь к Беале: «Передай Люцивару, что я выбрала колено!» – а затем скрылась в комнате и заперлась на ключ.
Немало обеспокоенный этим, Беале сразу же сообщил Сэйтану о ее возвращении и сказанном для Люцивара, а затем прибавил, что Леди выглядит не слишком здоровой.
Джанелль всегда казалась больной после визита в Малый Террилль. Сэйтану ни разу не удалось разговорить ее и заставить признаться, что происходило там. Ее рассказы о тех вечерах, которые она посещала, не объясняли ее болезненного вида и затравленного выражения, появлявшегося в глубоких глазах, потерю веса, бессонные ночи и неспособность хоть немного поесть.
Единственным человеком, кроме Беале, с которым Джанелль встретилась после возвращения, была Карла. И именно Карла, заплаканная и обеспокоенная чем-то, развязала спор с единственным человеком, который не стал бы уклоняться от схватки, – Люциваром.
Выслушав жаркую и страстную речь о том, какие все мужчины жестокие и похотливые твари, Люцивар вытащил ее на лужайку, вручил один из эйрианских посохов и разрешил попытаться ударить себя. Он гонял девушку до тех пор, пока ее физические и эмоциональные силы наконец не истощились окончательно. Люцивар ничего никому не стал объяснять, и ярость, полыхавшая в его глазах, предупредила всех остальных, что от него следует держаться на расстоянии.
Открылась дверь столовой. Андульвар, Протвар и Мефис присоединились к Сэйтану. В их глазах плескалось такое беспокойство, что не было нужды облекать его в слова.
Карла подошла через минуту, двигаясь очень осторожно и скованно. За ней следовал Люцивар, обнимавший девушку за плечи – что, как ни странно, не вызвало у юной Королевы никакого протеста или очередного взрыва. Он усадил ее в кресло.
Появился Беале, выглядевший ничуть не менее напряженным и обеспокоенным, чем все остальные, и чопорно произнес:
– Леди просила передать, что не сможет присоединиться к вам за ужином.
Люцивар выдвинул кресло по правую руку от Сэйтана:
– Передайте Леди, что она сможет присоединиться к нам за ужином. Она может спуститься на своих ногах или на моем плече. На ее выбор.
Глаза Беале удивленно расширились.
Раздался низкий сердитый рык, как ни странно вырвавшийся из горла Мефиса.
В комнате запахло надвигающейся опасностью.
Не желая провоцировать стычку между сводными братьями, Сэйтан кивнул Беале, поддержав таким образом Люцивара.
Дворецкий поспешно ретировался.
Люцивар откинулся на спинку стула, спокойно ожидая продолжения.
Через несколько минут в столовой появилась Джанелль. В ее лице не было ни кровинки, она побелела как полотно, если не считать темных кругов под глазами.
Одарив ее своей ленивой, надменной улыбкой, Люцивар указал ей на кресло, молча ожидая ответа.
Джанелль с трудом сглотнула.
– Мне… мне очень жаль. Я не могу…
Она двигалась очень быстро. Но все же эйрианец был еще быстрее.
Потрясенные до глубины души, остальные молча и неподвижно наблюдали, как он тащит Джанелль к ее месту за столом и кулем опускает в кресло. Она немедленно взвилась вверх и врезалась головой в кулак, который Люцивар небрежно, но очень своевременно подставил. Слегка оглушенная, девушка не сопротивлялась, когда он решительно пододвинул кресло к столу.
Сэйтан наконец сел, разрываясь между беспокойством по отношению к Джанелль и почти непреодолимому желанию одарить Люцивара точно таким же знаком отеческой любви.
Андульвар, Протвар и Мефис, кипя от гнева, заняли свои места за столом. Если Люцивар и заметил направленную на него ярость, то не подал виду.
Надменная самоуверенность мальчишки, осмелившегося не признать недовольство мужчин, равных ему или принадлежащих к более темной ступени, взбесила Сэйтана, однако он предпочел держать язык за зубами, а гнев – на коротком поводке. Еще будет время сорваться.
– Ты будешь есть, – спокойно заявил Люцивар.
Джанелль уставилась невидящим взглядом на поверхность стола:
– Я не могу.
– Кошка, если нам придется вылить весь бульон на пол, чтобы тебя стошнило в супницу, мы именно это и сделаем. Но ты будешь есть.
Джанелль яростно зарычала на него.
Бледный лакей, дрожа всем телом, поставил на стол супницу.
Люцивар взял половник и налил немного бульона в тарелку девушки, а затем наполнил свою до середины. Он взял ложку и выжидающе посмотрел на Джанелль.
Ее еще пока сдержанное рычание набирало силу, но она неохотно последовала примеру настырного эйрианца.
Карла, прищурившись, одарила Люцивара задумчивым, оценивающим взглядом, а затем задала вопрос об одном из уроков Ремесла, над которым она сейчас работала.
Мефис ответил, и завязавшийся разговор кое-как продлился до перемены блюд.
Джанелль съела ровно одну ложку супа.
Андульвар поерзал в кресле, с шуршанием расправив крылья.
Сэйтан бросил быстрый взгляд на своего старого друга, предупреждая, чтобы он не вмешивался. Повелитель прекрасно уловил запах женского гнева. Почувствовал он и напряжение, с которым Люцивар следил за Джанелль, злость которой ему всегда удавалось вызвать с пугающей легкостью.
Когда стол вновь оказался уставлен блюдами, эйрианец принялся выбирать для Джанелль еду, продолжая задирать девушку, постепенно лишая ее контроля над собой.
– Печень? – любезно поинтересовался он.
– Только твою, – рявкнула девушка. Ее глаза странно заблестели.
Люцивар едва заметно улыбнулся.
К концу второй перемены Джанелль превратилась в огромную бочку пороха, которой до взрыва не хватало одной-единственной искры, а Сэйтан по-прежнему не понимал, зачем сын изводит девушку.
Это оставалось загадкой до того момента, как подали мясо.
Люцивар отрезал небольшой ломтик нежной, сочной грудинки и положил его на тарелку Джанелль, а затем быстрым движением опустил на свою два увесистых куска мяса.
Джанелль уставилась на нежное розовое мясо и несколько долгих секунд не сводила с него глаз. Затем она сжала вилку и нож и принялась есть со странной, непонятной решимостью и напряжением. Когда мясо исчезло у нее в желудке, Джанелль повернулась вправо и посмотрела на тарелку Карлы.
Девушка побелела как мел.
Когда Джанелль повернулась влево и Сэйтан сумел наконец рассмотреть ее глаза, он понял, что Люцивар превратил сегодняшний ужин в жестокое, прекрасно разыгранное действо, чтобы пробудить хищную сторону Ведьмы.
Наконец ее взгляд сфокусировался на тарелке Люцивара. Тихо зарычав, Джанелль облизнулась и подняла вилку.
Двигаясь очень медленно и осторожно, Люцивар переложил второй кусок сочной грудинки на ее тарелку со своей.
Джанелль воткнула вилку в мясо и беззвучно оскалилась.
Люцивар убрал свой нож с ее тарелки и спокойно вернулся к еде, пока девушка жадно пожирала мясо.
К тому времени, как очередь дошла до фруктов и сыра, Джанелль голодными глазами следила только за Люциваром и тем, что он мог предложить ей. Когда он поднял последнюю виноградинку, Ведьма на мгновение задержала на ней взор, а затем сморщила нос и с довольным вздохом откинулась на спинку кресла.
Тогда, наконец, вернулась женщина-ребенок, которую Сэйтан знал и любил.
Впервые с самого начала ужина Люцивар обвел взглядом мужчин, сидящих за столом, и Сэйтан невольно ощутил сочувствие, увидев в его глазах усталость.
После того как подали кофе, Люцивар сделал глубокий вдох и повернулся к Джанелль:
– Кстати, ты должна мне одно украшение.
– Какое еще украшение? – озадаченно спросила она.
– Какой здесь в Кэйлеере эквивалент Кольца Повиновения?
Девушка поперхнулась кофе.
Люцивар участливо и старательно хлопал ее по спине, пока Джанелль не одарила его яростным взглядом сквозь выступившие слезы, и ехидно улыбнулся:
– Скажешь им сама или предоставишь это мне?
Джанелль обвела сидящих вокруг мужчин, составлявших ее семью, затравленным взглядом, а затем сгорбилась и тоненьким голоском сказала:
– В соответствии с требованиями, предъявляемыми к иммигрантам, Люцивар будет служить мне на протяжении следующих пяти лет.
На этот раз подавился Сэйтан.
– И?.. – нажал Люцивар.
– И я что-нибудь придумаю, – осторожно произнесла Джанелль. – Хотя с чего тебе вдруг захотелось напялить одно из этих Колец, остается за пределами моего понимания.
– Я кое-что разузнал, пока тебя не было. Мужчины обязаны носить Сдерживающее Кольцо – это часть требований к иммигрантам.
Джанелль раздраженно фыркнула:
– Люцивар, скажи, пожалуйста, неужели найдется такой идиот, который рискнет попросить тебя предъявить Кольцо?!
– Оно будет доказательством того, что я служу именно тебе, поэтому я хочу его надеть.
Джанелль бросила в сторону Сэйтана быстрый, умоляющий взгляд, но он предпочел его проигнорировать.
– Ну хорошо. Я что-нибудь придумаю, – проворчала она, отодвигая кресло. – Мы с Карлой идем гулять.
Карла, собравшаяся с мыслями быстрее, чем пораженные мужчины, со стоном поднялась на ноги и поплелась следом за подругой.
Андульвар, Протвар и Мефис торопливо нашли подходящие предлоги удалиться.
После того как слуги принесли графины с бренди и ярбарахом, Сэйтан отпустил всех остальных. Он ощутил всплеск мрачного веселья, заметив, с какой радостью лакеи покинули помещение, чтобы вернуться в свое крыло. Разумеется, слуги Зала никогда не сплетничали о делах Повелителя с чужаками – за этим очень внимательно следили Беале и Хелена, – однако только дурак мог полагать, будто они не перемоют всем косточки между собой. Прибытие Люцивара вызвало к жизни много разговоров. Теперь же новость о том, что он будет служить их Леди…
Если сегодняшняя ночь была показателем того, что их всех ждет в будущем, то следующие пять лет будут весьма насыщенными – и долгими.
– Ты ведешь очень интересную игру, – тихо произнес Сэйтан, подогревая себе бокал ярбараха. – И опасную.
Люцивар пожал плечами:
– Не слишком опасную, если я и впредь буду удерживать ее гнев на поверхности.
Сэйтан пристальным взглядом изучил бесстрастное лицо своего сына.
– Но ты, надеюсь, понимаешь, кто – и что – лежит под этой поверхностью?
Люцивар устало улыбнулся:
– Я знаю, кто она. – Он сделал первый глоток прекрасного бренди. – Ты не одобряешь моего желания служить ей, так ведь?
Сэйтан покатал бокал между ладонями.
– За три месяца ты сумел сделать больше, чтобы улучшить ее физическое и эмоциональное состояние, чем я за последние два года. Это несколько выводит из себя, заметь.
– Ты заложил более прочные основы, чем тебе кажется, – ухмыльнулся Люцивар. – Кроме того, отец должен быть сильным и мудрым защитником. А вот старшие братья, разумеется, превращаются в занозу в заднице и играют роль ревнивых задир.
Сэйтан улыбнулся:
– Значит, ты – ревнивый задира?
– По крайней мере, мне об этом говорят часто и с поразительным пылом.
Улыбка Сэйтана угасла.
– Будь очень осторожен, Люцивар. В ее душе есть глубокие шрамы, о которых ты не знаешь.
– Я знаю об изнасиловании – и о Брайарвуде. Когда она достигает пределов своих сил и возможностей, то начинает говорить во сне. – Люцивар вновь наполнил свой бокал и только тогда встретился с холодным взглядом Сэйтана. – Я спал с ней, а не спаривался.
Спал с ней. Сэйтан усилием воли сдержал готовую вырваться на свободу ярость, просеивая те образы, которые могли скрываться за этими словами, и пытаясь понять, перевешивают ли они ее новую способность нормально реагировать на прикосновения, которые девушка позволяла только Люцивару, не прячась за холодной эмоциональной пустотой, как в случае с остальными.
– И она не возражала? – осторожно спросил Сэйтан.
Люцивар только фыркнул:
– Разумеется, возражала! Какая женщина бы вела себя по-другому, пережив нечто подобное? Но еще больше она возражала против того, чтобы пациент спал на полу перед очагом, а я не менее упрямо твердил, что Целительница, спасшая мне жизнь, заслуживает нормального отдыха. Поэтому мы пришли к соглашению. Я не жаловался, когда она сбивала и пинала подушки, путала одеяла, растягивалась на кровати по диагонали, издавала странные милые звуки, которые ни в коем случае не являются храпом, даже если на него очень похожи, и ворчала на всех и вся по утрам до первой чашки кофе. А она не жаловалась, когда я сбивал подушки, путал одеяла, сталкивал ее на самый край, издавал странные звуки, которые ее будили и стихали, стоило ей проснуться, и старательно изображал веселость по утрам. Мы оба очень быстро пришли к выводу, что секс между нами невозможен.
А для Джанелль в конечном итоге это и определило отношения с Люциваром.
– А ты уделяешь много внимания тем, кто переселяется в Кэйлеер? – неожиданно спросил Люцивар.
– Не слишком, – осторожно отозвался Сэйтан.
Люцивар пристально посмотрел на бокал с бренди.
– То есть ты не узнал бы, если бы сюда проник хейллианец по имени Грир, так?
Услышав этот вопрос, Сэйтан неподвижно застыл в кресле.
– Грир погиб.
Люцивар устремил взгляд на стену столовой.
– Однако, будучи Повелителем Ада, ты мог бы устроить мне с ним свидание, не так ли?
Почему его сын дышит с таким трудом?
– Грир погиб, а не просто стал жителем Темного Королевства.
Люцивар судорожно стиснул челюсти:
– Проклятье.
Сэйтан заскрипел зубами. Благая Тьма, каким образом Люцивар связан с Гриром?
– А почему он тебя так интересует?
Пальцы эйрианца сами собой сжались в кулаки.
– Это тот ублюдок, что изнасиловал Джанелль.
Сэйтан потерял над собой контроль. Окна в столовой разлетелись на тысячи осколков. По потолку поползли ломаные трещины. Выругавшись, он усилием воли направил поток вырвавшейся энергии за пределы зала, превратив гравий на дорожке в порошок.
Грир. Еще одна ниточка связи между Гекатой и Доротеей.
Сэйтан погрузил длинные ногти в крышку стола, располосовав древесину, однако это упражнение, даже многократно повторенное, увы, не приносило большого облегчения, поскольку ему больше всего на свете хотелось ощутить под ногтями плоть.
Однако принципы обучения оказались заложены слишком глубоко. Будь проклята Тьма, они были заложены слишком глубоко, стали частью его души. Сэйтан не мог хладнокровно убить ведьму. И если он все же собрался бы с силами и решил нарушить Кодекс чести, который соблюдал всю свою жизнь, то это следовало бы сделать больше пяти лет назад, когда еще можно было что-то изменить, спасти Джанелль. Но не теперь, когда в ее душе уже остались шрамы. Не теперь, когда сделанного не исправить.
На его запястьях сжались чьи-то пальцы. Стиснули крепче. Еще крепче.
– Повелитель.
Нужно было разорвать этого ублюдка на части в самый первый раз, когда он осмелился спросить о Джанелль. Нужно было испепелить его разум, оставив только пустыню. Что же с ним случилось? Почему он не сделал этого? Неужели Повелитель Ада стал слишком ручным, превратился в податливый воск? И что он сделал, пытаясь умаслить этих напыщенных дураков из Темного Совета, когда все их действия причиняли только вред его дочери, его Королеве?
– Повелитель!
И что это еще за дурак, осмелившийся прикоснуться к Князю Тьмы, Повелителю Ада? Хватит. Больше ошибок не будет. Больше не будет.
– Отец!
Сэйтан наконец жадно глотнул воздуха, пытаясь привести мысли в порядок. Люцивар. Это Люцивар. Люцивар прижимает его ладони к столу.
Кто-то забарабанил в дверь.
– Сэйтан! Люцивар!
Джанелль. Благая Тьма, только не Джанелль! Он не должен видеть ее сейчас.
– Сэйтан!
– Пожалуйста, – прошептал он, – не позволяй ей…
Дверь содрогнулась от мощного удара.
– Уходи, Кошка! – резким тоном велел Люцивар.
– Что…
– Уходи!
Голос Андульвара:
– Поднимайся наверх, несносная девчонка. Мы сами справимся.
Яростно заспорившие голоса стихли вдали.
– Ярбарах? – после долгого, напряженного молчания поинтересовался Люцивар.
Сэйтан невольно содрогнулся и покачал головой. Пока он окончательно не успокоится, нельзя ощущать вкус крови, иначе он захочет отпить ее горячей, прямо из вены. И может не удержаться.
– Бренди.
Люцивар сунул ему в руку низкий бокал.
Сэйтан выпил бренди залпом, как воду.
– Тебе бы следовало уйти отсюда сразу же.
Люцивар дрожащей рукой поднял бокал и неуверенно усмехнулся:
– Я и раньше имел дело с человеком, носящий Черный Камень. В целом ты не так уж плох. Вот Деймон пугал меня до полусмерти, когда терял над собой контроль. – Эйрианец одним большим глотком выпил содержимое своего бокала и налил им обоим по еще одной порции. – Надеюсь, ты давно делал здесь ремонт, потому что придется начинать сначала. С другой стороны, по крайней мере, не похоже, чтобы потолок мог в любую секунду рухнуть нам на головы.
– Девочкам в любом случае не нравились эти обои. – У него есть десять стоящих причин, чтобы взять себя в руки. Десять столь же весомых, чтобы отпустить ярость и гнев на волю. И, как всегда, как и все мужчины Крови, подобные ему, Сэйтан знал, что теперь ему придется цепляться за тонкую грань между двумя соперничающими инстинктами. – Грира казнили Гарпии, – коротко произнес он. – Они обладают исключительной способностью действовать наверняка, когда речь заходит о подобных вещах.
Люцивар кивнул.
Покой. Ему нужен покой на ближайшие несколько дней…
– Люцивар, попытайся убедить Джанелль показать тебе Шэваль. Тебе бы следовало познакомиться с Кэтиеном и другими единорогами.
Люцивар смерил отца серьезным взглядом:
– Почему?
– Есть одно дело, которое мне необходимо завершить. Я побуду несколько дней в Цитадели в Террилле и предпочел бы, чтобы Джанелль не вертелась поблизости, задавая вопросы и гадая, куда я исчез.
Люцивар обдумал эти слова.
– Ты думаешь, что сможешь сделать это?
Сэйтан только устало вздохнул:
– Не узнаю до тех пор, пока не попытаюсь.
2. Террилль
Сэйтан осторожно поместил свое кольцо с Черным Камнем в центр огромной сложной сети. Ему потребовалось два дня почти непрерывных поисков в архивах Песочных Часов Джеффри, чтобы найти ответ. Столько же времени ушло на то, чтобы сплести паутину. Еще два медленных, нервных дня Сэйтан позволил себе отдохнуть, чтобы постепенно восстановить силы.
Дрейка ничего не сказала, когда он попросил предоставить ему комнату и кабинет в Цитадели Террилля, однако, прибыв туда, Сэйтан обнаружил большую раму для спутанной паутины. Джеффри ничего не сказал о тех книгах, которые у него попросил Сэйтан, но добавил к списку еще пару, о которых Повелитель даже не подумал бы.
Сэйтан сделал глубокий вдох. Пришло время.
Обычно Черной Вдове необходим физический контакт с человеком, которого нужно вывести из Искаженного Королевства. Однако иногда узы крови связывали своих носителей, преодолевая преграды и расстояния, неприступные для всего остального. А Деймон ни с кем не был связан прочнее, чем с Повелителем. Их соединяла кровь отца и сына, а также та ночь у Алтаря Кассандры.
И Кровь будет петь Крови.
Уколов палец, Сэйтан капнул кровью на каждую из четырех основных нитей, удерживавших паутину на раме. Алая жидкость побежала вниз от верхних и вверх от нижних, чтобы встретиться с предметом в середине. Когда капли сошлись на кольце, Сэйтан коснулся Камня пальцев, окрасив его кровью.
Паутина засветилась. Повелитель пропел заклинание, открывшее землю видения, которая приведет его к тому, кого он ищет.
Искаженная земля, залитая кровью. И повсюду разбитые хрустальные чаши.
Сделав еще один глубокий вдох, Сэйтан сфокусировал взгляд на кольце с Черным Камнем и начал внутреннее путешествие в безумие.
«Деймон».
Он поднял голову.
Слова кружили, поджидая его. Края крошечного острова осыпались еще немного.
«Деймон».
Он знал этот голос. Ты – мое орудие.
Он поднял голову. И распластался, прижимаясь к покрытой синяками и ссадинами земле.
В небе прямо над ним висела рука, стараясь дотянуться до него. Золотистая кожа, длинные, окрашенные в черный цвет ногти. Наконец появилось запястье. Предплечье. Кто-то старался дотянуться до него.
Он знал этот голос. Он знал эту руку. Он ненавидел их.
«Деймон, протяни руку. Я могу показать тебе обратный путь».
Слова могут лгать. Кровь – никогда.
Рука начала дрожать от напряжения.
«Деймон, позволь мне помочь тебе. Пожалуйста».
Их разделяли несколько дюймов. Достаточно было поднять руку – и он сможет покинуть этот остров.
Пальцы нервно дернулись.
«Деймон, доверься мне. Я помогу тебе».
Кровь. Сколько крови. Целое море. Он утонет в ней. Потому что однажды уже доверился этому голосу и сделал что-то… сделал…
«Лжец! – закричал он в ответ. – Я больше никогда не доверюсь тебе!»
«Деймон!» Мольба, исполненная муки.
«Никогда!»
Рука начала исчезать.
Его затопил страх. Он не хотел остаться в одиночестве посреди моря крови, с этими хищными словами, окружившими его, ожидавшими возможности вновь заполучить его в свое распоряжение и продолжить мучить. Ему очень хотелось ухватиться за эту руку и держаться как можно крепче, хотелось услышать ту ложь, которая могла бы хоть ненадолго облегчить его боль.
Но он кому-то должен был эту боль, потому что сделал что-то…
«Шлюха с сердцем мясника».
Этот голос, эта рука заставили ему причинить кому-то боль. Но, благая Тьма, как же ему хотелось довериться, схватиться за нее…
«Деймон», – еле слышный шепот.
Рука исчезла.
Он подождал немного.
Слова по-прежнему кружили вокруг острова. Скалы крошились.
Он подождал. Рука больше не вернулась.
Деймон прильнул к покрытой синяками земле и заплакал от облегчения.
Сэйтан упал на колени без сил. Нити спутанной паутины быстро чернели и осыпались. Он успел вовремя поймать кольцо, выпавшее из центра, и надел его на палец.
Так близко… Не больше ладони. Мгновение доверия. Вот и все, что потребовалось бы, чтобы начать путешествие прочь из боли и безумия.
Вот и все, что потребовалось бы.
Вытянувшись на ледяном каменном полу, Сэйтан зарылся лицом в ладони и горько зарыдал.
3. Кэйлеер
Сэйтан взглянул на Люцивара и покачал головой.
– Что ж, – напряженно произнес эйрианец. – Ты пытался. – Помолчав немного, он добавил: – Тебя ждут на кухне.
– На кухне? Почему? – спросил Повелитель, когда сын направился вместе с ним в святая святых миссис Беале.
Люцивар только улыбнулся и дружелюбно похлопал Сэйтана по плечу.
Этот жест показался Повелителю очень плохим знаком.
– Как прошла поездка?
– Должен сказать, путешествовать вместе с Кошкой – это что-то.
– Скажи, я действительно хочу об этом узнать?
– Не думаю, – весело отозвался Люцивар, – и тем не менее это случится очень скоро.
Джанелль сидела на полу кухни, скрестив ноги. Щенок шэльтской овчарки с коричнево-белым мехом резвился неподалеку. А на коленях сидел огромный белый… котенок?!
– Привет, папа, – смирно произнесла девушка.
«Папа Повелитель, – сказал щенок. Не дождавшись ответа от Сэйтана, он вопросительно посмотрел на Джанелль: – Папа Повелитель?»
– Родство, – произнес Сэйтан, прокашлявшись. Его голос вновь обрел глубокие, низкие бархатистые нотки. – Шэльтские овчарки – родство?
– Не все, – словно защищаясь, произнесла Джанелль.
– Там примерно такое же соотношение Крови и лэнденов, как и в большинстве других видов, – с усмешкой произнес Люцивар. – Должен сказать, ты воспринял эту новость гораздо лучше, чем Кхардеен. Он просто сел посреди дороги и впал в истерику. Нам пришлось побыстрее оттащить его в сторону, вырвав практически из-под колес телеги.
От рабочего стола, на котором миссис Беале разделывала мясо, донесся приглушенный смешок и тихое фырканье.
– И, получив сей образец, люди внезапно сообразили, почему некоторые из шэльти взрослели так поздно и жили гораздо дольше остальных, – с довольно раздражающей веселостью добавил Люцивар. – После того как Ладвариан довольно четко дал всем понять, что Кошка принадлежит ему…
«Мое!» – заявил щенок.
Котенок поднял огромную пушистую белую лапу и шлепнул его по лбу.
«Наше!» – поспешно поправился тот, пытаясь выбраться из-под прижавшей его к полу лапы.
– …Мы быстренько сварили успокоительного Предводителю, едва успевшему узнать, что его породистая сука к тому же Жрица.
– Мать-Ночь! – Сэйтан не рискнул сказать это вслух, поэтому направил Люцивару мысль на Красной нити: «А почему самец шэльти носит имя с эйрианским женским окончанием?»
«Он сказал, что его так зовут. Кто я такой, чтобы спорить?»
После этого философского заключения Люцивар продолжил:
– Кхари потащил нас в Туаталь на встречу с леди Дуаной, которая в весьма резких выражениях выказала свое недовольство тем, что ей не сообщили заранее, что в ее Крае есть родство.
Да, Сэйтан даже не сомневался, что Королева Шэльта изъяснялась весьма красноречиво. И ей еще найдется что сказать лично ему.
Джанелль зарылась лицом в пушистый мех котенка.
Люцивар, будь проклята его душа, по всей видимости, искренне наслаждался теперь одной мыслью о том, что наконец-то можно свалить эту проблему на кого-то другого.
Поскольку Джанелль не горела желанием присоединиться к рассказу, Люцивар продолжил:
– Во время жаркой дискуссии, которая последовала за этой новостью, выяснилось, что там есть две породы лошадей, тоже принадлежащих к родству.
Сэйтан покачнулся. Люцивар поспешно поддержал его.
Шэльтийцы были известными наездниками. Семьи Кхари и Морганы относились к лошадям с особой страстью.
– Представляю, как удивятся люди, выяснив, что их лошади способны с ними разговаривать, – заметил эйрианец.
Сэйтан предпочел опуститься на колени рядом с Джанелль. По крайней мере, если он теперь потеряет сознание, падать будет недолго.
– А наш приятель из семейства кошачьих?
Пальцы Джанелль рефлекторно сжали шкурку котенка, а в глазах появилось темное, опасное выражение.
– Каэлас – арсерианец. Он сирота. Его мать убили охотники.
Каэлас. На Древнем языке слово означало «белая смерть». Обычно оно относилось к снежной буре, налетавшей почти без предупреждения, – быстрая, жестокая, смертоносная.
Сэйтан вновь отправил мысль на острие копья. «Полагаю, этому тоже имя никто не давал».
«Не-а», – отозвался Люцивар.
Сэйтану не понравилось отчетливо прозвучавшее в голосе предупреждение. Он протянул руку, желая погладить котенка.
Каэлас резким движением ударил его по пальцам.
– Эй! – строго окрикнула его Джанелль. – Не смей бить Повелителя!
Каэлас зарычал, открыв взорам присутствовавших впечатляющий набор молочных зубов. Когти тоже не стоило сбрасывать со счета.
– Держите, лапочки, – проворковала миссис Беале, опуская на кухонный пол две миски. – Мясо и теплое молоко.
Сэйтан смерил кухарку долгим взглядом. Неужели эта же женщина всегда загоняла его в угол, с пеной у рта требуя справедливости, когда волки гонялись за кроликами в ее огороде? Затем он перевел взгляд на миску с мелко порезанным мясом и нахмурился:
– Разве это не холодная вырезка, которую вы планировали подать на обед?
Миссис Беале прожгла его негодующим взглядом. Люцивар предусмотрительно спрятался за спиной Повелителя.
Покинув, наконец, владения миссис Беале и ее подопечных, Сэйтан поспешно направился в свои покои. Люцивар пошел с ним.
– Щенок довольно милый, – осторожно произнес Сэйтан. Если его хватило только на это, значит, определенно нужно отдохнуть.
– Не позволяй этому милому щенку одурачить себя, – тихо произнес Люцивар. – Он – Предводитель, и в этой мохнатой головке скрывается недюжинный ум. Прибавь к этому инстинкты крупного хищника, характер Верховного Князя – и получишь страшную смесь, с которой нужно обращаться очень осторожно.
Сэйтан замер у дверей, ведущих в его покои.
– Люцивар, а насколько большими вырастают арсерианские коты?
Его сын только усмехнулся:
– Скажем так, следует начинать накладывать на мебель укрепляющие заклинания прямо сейчас.
– Мать-Ночь, – пробормотал Сэйтан. Он, спотыкаясь, направился к кровати. Бумаги, ждущие его внимания на столе, могут и подождать. Нет никакой необходимости наживать себе новые неприятности.
Он как раз начал засыпать, когда неожиданно ощутил на себе чужие взгляды. Перекатившись по постели, Сэйтан открыл глаза и удивленно моргнул, увидев Ладвариана и Каэласа. Кто-то – Повелитель только фыркнул при этой мысли – успел научить щенка ходить по воздуху. Разумеется, он переваливался с боку на бок и висел довольно неустойчиво, но, в конце концов, он был еще маленьким. Застонав, Сэйтан лег обратно, надеясь, что они уйдут.
На постель приземлились два довольно увесистых тельца. Что ж, по крайней мере, не придется бояться придавить шэльтийцев. Он попросту не сможет повернуться, пока Каэлас прижимается к его спине. Если только на пол.
А где Джанелль?
Ему немедленно сообщили, что Леди принимает ванну. А им захотелось вздремнуть. Поскольку Папа Повелитель тоже решил вздремнуть, они останутся с ним.
Сэйтан с мрачной решимостью закрыл глаза.
Нет, не было никакой необходимости искать неприятности. Они сами только что свалились ему на голову.