– Старший оперуполномоченный, помощник начальника секретно-оперативного отдела.
– То есть заместитель? – решил я для себя уточнить.
– Нет, заместитель у него Давиденко.
– Комиссар он, и этим все сказано, – с едко-злобной, но при этом непонятной мне интонацией, повторил Власов. – Скажи мне, сволочь: от кого ты получил приказ убить польского дипломата?
Насколько довелось мне с ним общаться, бывший царский офицер был хладнокровен и умел держать себя в руках, а тут его словно переклинило. Его ненависть просто кипела в нем, зато в отличие от него чекист, похоже, умел держать удары, поэтому, кроме брошенного злобного взгляда, ничем больше не проявил себя. То, что он не поддался на провокацию, говорило не только о том, что Глущенко окончательно пришел в себя, но и о его завидном хладнокровии.
– Приказ поступил от моего непосредственного начальника, о котором я только что говорил, Семена Марковича Давиденко. Мне отдали приказ, я его выполнил.
– Что за человек? Характер, привычки, интересы, – поинтересовался я.
– Себе на уме. Жадный, злопамятный и очень осторожный, – судя по ответу, быстрому и жесткому, он очень не любил своего начальника.
– Значит, это по его приказу сегодня ночью взяли Зворыкина, – подвел я первый итог допроса. – Не будем терять время. Я сейчас изложу, что тебе надо будет сделать. Первым делом напишешь бумагу о том, что ты состоишь в боевом отряде… предположим, «Белый орел», после чего телефонируешь своему начальнику и выманишь его из управления в укромное место, где мы его встретим. Думаю, мы сумеем его уговорить отпустить нашего друга и поручить это тебе. Когда ты привезешь Петра в условленное место, я отдам тебе бумагу. Что скажешь?
Он несколько минут обдумывал мои слова.
– Все не так просто. Если я даже заберу и передам вам Зворыкина, то все равно окажусь под подозрением, даже и без этой бумаги, – он посмотрел мне в глаза. – Это будет конец моей карьере, и это в лучшем случае. Скажите, насколько ваш Зворыкин важен для Давиденко?
– Очень важен.
– Плохо, а то можно было предложить ему денег. В некоторых случаях это срабатывало, – чекист еще какое-то время молчал, что-то обдумывая, потом снова заговорил: – Сегодня мы будем брать группу контрреволюционеров. Давиденко там обязательно будет. Он любит проводить допросы, как он говорит, по горячим следам, а значит, в управлении его не будет. У меня есть верный человечек в следственном изоляторе, который передаст записку вашему другу. В ней будет сказано, что ваш Зворыкин решил все чистосердечно рассказать и срочно просится на допрос. У следователя он скажет, что именно сегодня, прямо сейчас, собираются заговорщики, которые собираются убить… кого-нибудь или взорвать. И ехать надо прямо сейчас, иначе будет поздно. А если он, как вы говорите, закреплен за нашим отделом, то следователь должен обратиться за разрешением на действия к заместителю, то есть к Давиденко, которого в данный момент не будет. В таком случае запрос передают мне, и уже я решаю, что делать дальше. В самой записке вы укажете адрес или место, где устроите засаду. Остальное вы можете додумать сами.
Я даже не успел толком обдумать его слова, как вдруг заговорил Власов:
– В записке надо сказать, что это склад заговорщиков, где хранится оружие, и что его, узнав об аресте Петра, могут сразу перенести в другое место. Я подробно опишу, как туда добираться, а еще нарисую подробный план. Пусть ему передадут.
– Может, и пройдет, – задумчиво проговорил Глущенко. – Надеюсь, ваш Петр будет достаточно убедителен в разговоре со следователем.
После изложенного чекистом плана мы с Власовым переглянулись. Глущенко имел не только отменное хладнокровие, но и светлую голову, раз сумел в такой критической для него обстановке придумать подобный план.
– Хорошо, – подтвердил я наше согласие с его планом, – а теперь идите к секретеру и пишите бумагу, которую я вам продиктую.
Спустя пять минут, промокнув чернила пресс-бюваром, я аккуратно сложил бумагу и сунул ее во внутренний карман пиджака.
– И последнее. Нам нужны два служебных удостоверения сотрудников ОГПУ. Кроме того, два командировочных бланка. Все бумаги должны быть с печатями.
– Вы с ума сошли! Это подотчетные документы! – неожиданно возмутился чекист.
– Сделаешь, как велено! После написанного твоей рукой признания, комиссар, ты все для нас сделаешь. А будешь крутить, знай, найду и пристрелю.
Выйдя из здания, мы сразу завернули за угол, слегка покружили на всякий случай и только тогда отправились к месту, где нас ждал Ерофей.
– Что скажете о чекисте? – решил поинтересоваться я у Владимира.
– Хитрая, хладнокровная и очень умная сволочь.
– Как мы? – усмехнулся я.
– Мы лучше, потому что слово «честь» для нас не пустой звук, – не приняв мою шутку, отчеканил Власов. – При этом вынужден признать, что комиссар – достойный враг, и мне действительно доставит удовольствие его убить.
Власов, как выяснилось, был полон сюрпризов. Тайник с оружием оказался не плодом его фантазии, он реально существовал. Пока мы к нему ехали, Владимир соизволил поделиться со мной еще одним кусочком своей жизни. Как оказалось, он был не просто рядовым боевиком, а командиром отряда, который заслали для укрепления белогвардейского подполья и организации террористической деятельности. Боевики, по прибытию в Москву, даже не успели осмотреться, как их всех взяли, буквально на второй день, затем были допросы и расстрел. Власова спасло только то, что он в первый же день, оставив людей на своего заместителя, кинулся на поиски жены и сына. Сказав, что вернется через сутки, он не сдержал слово, так как не нашел свою семью по указанному адресу и ему пришлось задержаться еще на день. В результате он так и не нашел своих родных, а по возвращении на явочной квартире его ждала засада. Отстреливаясь, раненый, он тогда просто чудом ушел, оставив за своей спиной два трупа. Отлежавшись, отправился по еще одному адресу, но, не увидев на окне условного знака, понял, что и эта явка провалена. Тогда он посчитал предателем человека, который их встретил на вокзале и определил им место жительства. Он назвался Иваном Васильевичем, но где его найти, не сказал, объяснив это конспирацией. Вот только когда Власов навестил тайники и убедился, что они существуют, он стал сомневаться, что этот человек – предатель. Дело в том, что Иван Васильевич должен был знать об этих тайниках, а значит, группу выдал кто-то из тех, кто пришел с ним, потому что только он как командир знал о складах с оружием. Пришел он к этой мысли, только убедившись, что склады оказались нетронутыми.
Тайник находился на сожженном хуторе, примыкающем к лесу, в нескольких километрах от окраины Москвы. В арсенале нашелся легкий пулемет, пять винтовок, полтора десятка наганов и пистолетов, гранаты, динамит и полторы тысячи патронов. Обойдя территорию, мы занялись чисткой и проверкой оружия, одновременно обдумывая различные варианты засады. Ерофей не принимал участия в обсуждении засады, занимаясь только оружием, с которым, судя по ловкости обращения, был на «ты».
Подъездная дорога к бывшему хутору, как и вся окружающая местность, заросла густым кустарником. Он рос даже среди обгорелых развалин, на тех участках земли, что не тронул огонь. У Владимира, как и у меня, оказался большой опыт партизанской войны, поэтому в вариант, предложенный бывшим офицером, я внес одно, но весьма существенное изменение.
– Вы меня поражаете, Александр. Откуда у вас подобное умение? – спросил он, когда увидел, что я устанавливаю растяжку.
– Только сейчас придумал, – ответил я, пряча усмешку.
– Я смотрю, вы мастер на все руки, – при этом он хитро улыбнулся, как бы говоря, ври, парень, дальше.
«Интересно, что бы Власов сказал, когда увидел меня в похожей ситуации, но только в той жизни. Там мы тоже готовили ловушку для наших врагов».
Это случилось в одной африканской стране, где нас, группу наемников, предали те, на кого мы работали. Вырвавшись и потеряв половину парней, мы чудом оторвались и шесть часов пытались уйти от погони, а когда поняли, что это невозможно, решили поставить на кон все, что у нас оставалось – наши жизни. Или мы, или они. Задачу мы себе поставили такую: выбить всех офицеров в отряде коммандос, тогда у нас появлялся шанс, что враги отстанут. На дороге был поставлен единственный оставшийся у нас фугас. Когда взрыв подкинул первый идущий в колонне джип, я нажал на спусковой крючок снайперской винтовки. Первым погиб мастер-сержант Мбосу, ехавший во второй машине. Лейтенант Мгама, в целом неплохой человек, получил пулю в голову, в ту самую секунду, когда только коснулся ногами земли, выпрыгнув из резко затормозившего джипа. Третьей и четвертой целями стали два сержанта, но я их очень плохо знал. Моей последней жертвой стал капитан Морис Лурье, француз. Бывший легионер, ушедший на вольные хлеба. Помимо них, после короткой перестрелки, в густой траве осталось лежать полтора десятка трупов, среди которых были еще два сержанта. Оставшиеся машины развернулись к нам бортами, а за ними заняли позиции коммандос. Два крупнокалиберных пулемета и полевой миномет около получаса крушили джунгли, вызвав дикий ор попугаев и обезьян, а потом колонна стала разворачиваться в обратный путь.
Дорога, по которой могли двигаться машины с чекистами, доходила только до развилки, оттуда одна тропа вела к лесу, а вторая к хутору. Нашим врагам придется оставить машины здесь, а дальше двигаться пешком.
Власова, впрочем, как и меня, особенно сильно тревожил допрос: будет ли с чекистами Петр? Глущенко был заинтересован в этом, но насколько у него все это получится, а случись такое, непонятно, что нам делать дальше. Наконец после двух часов томительного ожидания к нам с Ерофеем подбежал возбужденный Владимир, который вызвался наблюдать за дорогой. Я видел, что им сейчас овладел боевой азарт.
– Приехали. Петр с ними. Легковой автомобиль с тремя чекистами и грузовик с отделением красноармейцев. С ними пулеметчик с легким пулеметом. Вот еще. Глущенко среди них нет. Грешен, признаюсь вам, Александр, что мне в голову закралась одна плохая мыслишка насчет него, но я все равно предвкушаю прекрасное развлечение. Нам предстоит славная охота на красного зверя.