Довелось увидеть пограничников. У встреченного мною командира был верх фуражки зеленый, а у трех бойцов, шедших на противоположной стороне улицы, были синие шлемы с красными звездами и гимнастерки с зелеными клапанами. Я также обратил внимание на вывески, на них иногда встречались названия лавок и магазинов на трех языках: на русском, белорусском и английском. То же самое было с языками. Идешь, прислушаешься, здесь говорят на русском или белорусском языке, а на другом конце улицы – уже на польском. С агитацией в Беларуси был полный порядок, как и в России. Часто встречались политические плакаты, как на русском, так и на белорусском языках. Немало было рекламы и довольно интересных объявлений, наподобие таких: «Только в нашем магазине постоянно продается лечебная, изготовленная по рецепту академика Мечникова, простокваша ”ЯГУРТ” по цене 10 коп. за стакан», «Вечер В. Маяковского. Доклад ”Как писать стихи”. Новые стихи и поэмы» или «Ежедневно. В аукционном зале Минской таможни по адресу: г. Минск, Екатерининская, уг. Рыбного базара, продаются с торгов конфискованные товары».
Честно говоря, я даже на какое-то время почувствовал себя туристом, приехавшим в другую страну, вот только, к сожалению, это ощущение очень быстро прошло, и я снова вернулся в реальную жизнь, а значит, мне нужно было заниматься насущными делами. Определиться с ночлегом и едой, а также попробовать наладить контакт с местными жителями, авось мне повезет, и я выйду на контрабандистов. Прошел мимо чистильщика сапог, расположившегося в десятке метров от лудильной мастерской, от которой несло едким запахом кислоты, обогнул стоящего на углу горластого малого с лотком, предлагавшего папиросы, и оказался на большой, широкой улице. Здесь было полно магазинов, лавок и шикарных ресторанов, а сама улица была запружена горожанами.
«Центр города, – определил я, – но делать мне здесь пока нечего».
Увидев боковую улочку и бредущих по ней мне навстречу двух подпивших мужичков, я сразу на нее свернул. Пройдя мимо пары лавок, предлагавших заграничную бакалею и ткани, наконец увидел то, что искал – корчму. Вошел. Над головой нависали прокопченные балки, а с них спускались на проволочных крюках лампы. Стойка буфета была покрыта грубой резьбой, а за спиной буфетчика висели окорок, несколько видов колбас и пучки трав. Вкусный аромат, идущий от копченостей, возбуждал аппетит, хотя и здесь без запаха табака не обошлось. Впрочем, он еле чувствовался, так как два больших окна были открыты настежь и в зале гулял легкий сквознячок, навевая прохладу. Людей было немного, и вели все себя тихо, за исключением одной шумной компании из трех пьяных мужчин. Я выбрал стол, стоявший у стены, рядом со входом. Кинул тяжелый мешок, изрядно натрудивший мне плечо, на лавку, затем сел сам, откинулся, с удовольствием прислонившись спиной к стене. Ко мне неспешно подошла женщина-подавальщица, уже заранее прикинув мою платежеспособность. Судя по ее поджатым губам, я даже не мог рассчитывать на официальную улыбку. Несвежая, помятая рубашка, запыленные сапоги, солдатский мешок, явно небогатый клиент.
– Добры дзень. Што жадаеце? – спросила меня подавальщица на белорусском языке.
– Здравствуйте. Поесть и попить. Квас.
– Крупнік ці халоднік?
Никаких супов я не хотел, мне нужно было только мясо.
– Не хочу. Мне что-нибудь с мясом.
– Мачанка. Свініна з дранікамі, стомленная ў гаршку. Можа налистники?
В свое время мне довелось есть драники, а вот про мачанку и налистники даже не слышал.
– Свинину с драниками, – определился я с заказом, а секунду подумав, добавил: – И пусть еще нарежут колбаски.
Женщина кивнула головой и пошла к буфетной стойке. Вернулась быстро, неся на деревянном подносе нарезанную колбасу и хлеб, а в другой руке она держала глиняный кувшин с квасом. Проглотив набежавшую слюну, я с жадностью набросился на колбасу, наверно, поэтому не сразу заметил, что рядом со мной кто-то стоит. В двух шагах от моего стола стоял худой паренек с приятным лицом и большими голубыми глазами. Он смотрел на меня и несмело улыбался. Ему могло быть как пятнадцать, так и восемнадцать лет.
«Попрошайка местный», – решил я и продолжил есть, уже не обращая на него внимания.
Сейчас меня больше занимала подавальщица, которая направлялась ко мне, неся горшочек со свининой и драниками.
– Хлопцы, глянь, Юзек!! – вдруг неожиданно заорал мужчина из пьяной компании.
– Эй, Юзек, ідзі да нас! – тут же заорал второй. – Спой, грошей дам!
– Уходи, дурень, – строго сказала парнишке женщина. – Вечером придешь, когда будет жид со скрипкой.
Парнишка как стоял, так и остался стоять, не обращая внимания ни на крики пьяных, ни на увещевания подавальщицы, только хлопал глазами и смотрел на меня.
«Да он чокнутый», – только сейчас догадался я, жуя огненно-горячий, щедро приправленный специями, а оттого ароматный, кусок свинины. Я сейчас просто наслаждался вкусной едой, как молодой, здоровый и очень голодный человек.
Пьяницам тем временем, похоже, надоело кричать. Один из них встал и, слегка пошатываясь, направился в нашу сторону. Это был худой, жилистый мужчина, лет сорока, с грубым, словно рубленным топором, лицом. Седина прошлась не только по волосам, но и по усам и бороде. Подойдя, он сначала оттолкнул женщину, потом схватил парнишку за плечо:
– Идем, Юзек. Споешь нам.
Тот скривился, словно был готов заплакать, потом вдруг неожиданно вырвался, подскочил ко мне и с силой ухватился за мой рукав. Такого поворота я точно не ожидал и только поэтому его не оттолкнул. Пьяный мужчина, недолго думая, опять схватил парня за плечо и рванул на себя, а за ним и меня. Кусок драника сорвался с моей вилки и упал на стол. Парнишка расплакался, а женщина закричала:
– Адчапіся ад хлапчука, пракляты черт!
– Уберите отсюда парня и дайте мне спокойно поесть, – попросил я.
– Пасть захлопни! – рявкнул на меня мужик. – Пока не прибил, как таракана!
Я положил вилку, затем резким движением оторвал от себя руки цепляющегося за меня парнишки, вскочил, обошел стол и встал перед пьяным.
– Извинись.
Тот отпустил парнишку, хищно осклабился:
– Храбрый? Значит, Седого не знаешь. А раз так, поучить тебя трэба!
С этими словами он, несмотря на то, что был прилично пьян, с завидной ловкостью выхватил из-за голенища сапога нож и оскалился.
– Па-танцуем? – тут он резко шагнул ко мне и выбросил вперед руку с ножом. Это был не столько удар, сколько движение, чтобы напугать меня. Его самоуверенность, пьяный гонор, а также расчет на помощь двух приятелей-собутыльников – может, все это и срабатывало раньше в подобных случаях, но только не в этот раз. Во мне вдруг неожиданно заворочался, разминая застывшие мышцы, зверь – свирепый и кровожадный. Он желал крови, поэтому я не стал церемониться с пьяницей.
Сильный удар по запястью заставил моего противника выпустить нож, который с глухим стуком отлетел в сторону, а молниеносно мелькнувший кулак, врезавшийся в челюсть, бросил Седого на пол. Его приятели – рослый тип с неприятным бульдожьим лицом, которому придавали схожесть с собакой отвисшие щеки и широкий приплюснутый нос, и второй, молодой парень, с тонкими ухоженными усиками на бледном лице, – уже вскочили на ноги, готовые броситься на меня.
– Стаяць! – вдруг неожиданно и резко прозвучал голос буфетчика, который до этого спокойно наблюдал за тем, что происходит, с невозмутимым лицом. – Не лезьце да хлопца!
Как для пьяных драчунов, так и для меня заступничество буфетчика оказалось неожиданностью. Судя по тому, что те обошлись без угроз или ругани, было ясно, что слова буфетчика имели для них большой вес. Мой зверь понял, что дальнейшего веселья не будет, разочарованно рыкнул и снова улегся. Я кивком поблагодарил хозяина корчмы.
«Интересный поворот. Вот только чем я его заинтересовал? Или, наоборот, боялся, что я их покалечу?».
Вернувшись к столу, я придвинул к себе горшок с недоеденным мясом, скользнул неприязненным взглядом по подростку, продолжавшему стоять с безмятежным лицом, затем наколол на вилку кусок мяса, отправил в рот и, жуя, стал наблюдать, как двое приятелей Седого пытаются поставить его на ноги. В этот самый момент на пороге корчмы показалась молодая женщина, держа за руку мальчишку лет четырех.
– Матерь Божья! Юзек! Наконец я тебя нашла! Пан Владимеж, простите нас! – обратилась она к буфетчику и, как я уже понял, владельцу этого заведения. Тут она увидела, как двое подводят Седого, так и не пришедшего до конца в себя, к столу. – Что-то случилось?
Подавальщица, махнула рукой, дескать, тебя это не касается, и резко бросила:
– Забирай брата и уходи!
На этот раз Юзек не стал сопротивляться, когда сестра взяла его за руку и повела к двери.
– Счет, – попросил я.
Женщина кивнула и, развернувшись, пошла в сторону буфета. В это время, усадив на стул Седого, в мою сторону направился молодой парень с ухоженными усиками. Я уже подумал, что и этот решил огрести свою порцию люлей, но оказалось, тот вернулся за ножом Седого. Подняв с пола нож, он бросил на меня быстрый взгляд и вдруг сделал резкое движение, словно втыкает в меня нож, после чего вернулся на свое место.
Мне принесли счет. Я полез в карман за деньгами, когда женщина тихо, одними губами, произнесла:
– Если нужна работа, приходи сюда вечером.
– Есть где переночевать? – так же тихо спросил я, отдавая деньги.
Она на секунду задумалась, потом сказала:
– Иди сейчас к Изе-скрипачу. Пойдзеш далей, за корчму, там увидишь мастерскую сапожника, а напротив, деревянный барак. Найдешь – скажешь, что Тереза прислала. И вот еще что. Не давай ему денег, ему еще вечером работать надо.
– А как тогда рассчитаться за постой?
– Софке, яго сястры, аддасі, а не, так заўтра заплаціш.
– Понял. Спасибо.
Выйдя из корчмы, закинул мешок за спину и пошел по улице в нужном направлении, одновременно пытаясь понять, с кем мне довелось сцепиться.