«Не воры, но рожи явно бандитские. Может, это были контрабандисты?»
Улицы, в ее правильном понимании, здесь не было. Просто стояли вразнобой ветхие деревянные бараки с покосившимися крышами на голой земле. Дом скрипача я нашел сразу, хотя тот ничем не отличался от таких же бараков. Сыграла свою роль лавка сапожника. Сам хозяин мастерской, мужчина лет шестидесяти, в этот момент, пристроив на сапожной лапе сапог, прибивал к нему подковку. Он бросил на меня любопытный взгляд, но ничего говорить не стал, наверно, потому, что изо рта у него торчали два гвоздика. Повернувшись к нему спиной, пошел к двери барака. На входе меня встретила худая, ни бедер, ни груди, еврейка, вынырнувшая откуда-то из полутьмы помещения. Большие черные глаза, иссиня-черные волосы, торчащие из-под платка, не лишенное приятности лицо, которое портил длинный с легкой горбинкой нос. Лет сорок, определил я на глаз ее возраст.
– Ты к кому?
– Мне нужен Изя.
– Я тебя не знаю.
– Меня прислала Тереза. Сказала, что у вас можно остановиться на ночь.
– На постой? – сухое и недовольное выражение лица разом изменилось, по ее губам скользнула улыбка. – Так заходите.
– Кто там, Софа? – раздался из-за ее спины мужской голос.
– Человек пришел. Тереза прислала. У нас остановится, – ответила она, потом сделала шаг в сторону. – Проходите-проходите.
Изя оказался мужчиной лет пятидесяти, чисто еврейской внешности, его черные волосы были изрядно припорошены сединой. Меня, не успел я снять мешок с плеча, сразу посадили за стол, в гостиной. Комната было обставлена крайне бедно. Буфет, знавший лучшие времена, стол, три разнокалиберных стула и печь. Рядом с печью столик, на котором стояли примус, чайник и щербатая посуда: пять или шесть тарелок и несколько кружек.
– Как вас звать-величать, молодой человек? – спросил меня хозяин.
– Саша.
– Очень приятно. Израиль Моисеевич. Как насчет того, чтобы выпить за знакомство? Для укрепления…
– Изя, перестань сейчас же! – возмутилась женщина.
– Мне и спросить уже нельзя?
– Израиль Моисеевич, не обижайтесь, но мне Тереза сказала насчет вас: не поить, а деньги за ночлег отдать Софе.
Лицо еврея сразу стало скучным, он постучал пальцами по ветхой скатерти и каким-то бесцветным голосом спросил:
– И кто у нас хозяин в доме? Я или какая-то там Тереза?
– Сколько я вам буду должен? Рубль за ночь? – поинтересовался я у женщины.
– Да. Хорошо, – обрадовалась она предложенной мною цене. – Сейчас я вам покажу, где будете спать.
К моему удивлению, это оказалась отдельная комната. Дверь имела замок, а изнутри была задвижка, на этом все удобства закончились. Кровати не было, вместо нее стоял топчан. Рядом стояла ветхая этажерка. В деревянную стену возле двери были вбиты три больших гвоздя, изображавшие вешалку. Было окно, но застеклено только наполовину, так как вторая половина была забита досками и фанерой. Я брезгливо посмотрел на застиранное, серое белье, застеленное на так называемой кровати, но говорить ничего не стал, а вместо этого улыбнулся и сказал:
– Меня устраивает.
Расплатившись с Софой, я получил ключ от комнаты, сел на кровать, застеленную солдатским одеялом. На пороге появился Изя.
– Как вам наши царские хоромы? – с долей сарказма поинтересовался он.
– Бывало и хуже, – вполне искренне ответил я.
– Вы совсем молодой, а ваше лицо и глаза говорят совсем другое. Вам тоже досталось в этой жизни, вы переживали. И я тоже. Каждый день переживаю свое горе. Вы думаете, что Изя пьяница? Не верьте. Я не пью, я так плачу по своим погибшим детям и жене. На какое-то время из моей души уходит горе, и она не так страдает. Я слабый человек…
– Понимаю, можно даже сказать, сочувствую, но на выпивку не дам.
– Никто меня не понимает, – тихим голосом сказал хозяин квартиры, потом развернулся и ушел в гостиную.
Выйдя из комнаты, я закрыл дверь на ключ, после чего предупредил скрипача, который сидел за столом с поникшим видом:
– Пойду, немного прогуляюсь.
Тот даже не посмотрел на меня, только вяло махнул рукой.
«Предложили с ходу работу неизвестному здесь человеку. Странно и непонятно. Впрочем, чего гадать. Вечером узнаю».
Шагая между бараками, я разглядывал один из городских районов, где ютилась беднота. Место, где временно остановился. От домов и людей веяло какой-то беспросветностью. Обветшалые бараки, умывальники, прибитые у входных дверей, и туалеты на улице. Из магазинов здесь нашлась только лавочка с облезлой вывеской «Бакалейные товары». Спустя сто метров бараки кончились и начались огороды, за которыми лежал овраг, заросший кустарником, а еще дальше раскинулся пустырь. За ним, вдалеке, виднелись цеха и трубы какого-то предприятия. Развернувшись, я пошел обратно. Дверь была открыта, но в столовой никого не было.
– Хозяин, я пришел, – громко сказал я, но никакой реакции не последовало.
Я осторожно заглянул в приоткрытую дверь комнаты, где жил Изя с сестрой, там никого не было. Быстро обежал столовую взглядом, и мое внимание сразу привлекло одно из отделений печи, называемое подпечье – нижнее отделение, предназначенное для сушки дров и их хранения. Сейчас из него торчало четыре полена. Мне нужно было тайное место для хранения своих сокровищ, а смешному замку на двери моей комнаты у меня доверия не было от слова «совсем». Быстро зайдя к себе, я вытащил из своего мешка брезентовый сверток с золотом и деньгами, после чего снова вернулся в столовую и засунул его за поленья. Вышел на середину комнаты, снова бросил взгляд, оценивая свой тайник.
«Вроде все, как было. Ничем не нарушил целостность общей картины».
Снова закрыл дверь своей комнаты и только вышел на улицу, как увидел возвращающуюся из магазина Софу с соломенной корзинкой.
– Чего не отдыхаете, Саша? – спросила меня женщина.
– Я уже гулял, но может, вы и правы. Пойду полежу.
– А где Изя?
– Не знаю. Вернулся, его не было.
Вернувшись в свою комнату, достал из мешка кольт, засунул под подушку, скинул сапоги, лег на топчан и незаметно заснул. Проснулся от громкого спора, раздававшегося из столовой. Рука автоматически скользнула под подушку, пальцы сомкнулись на рукояти. Вскочил на ноги, уже с оружием в руке, и прислушался к шуму.
– Софа, сиди дома!
– Я иду с тобой!
– Помнишь, что произошло в прошлый раз?! Тебя обругали те поцы и ты полночи плакала!
– А так ты напьешься, Изя! Тебе же нельзя!
– Софочка, у нас такая судьба горькая. Тут ничего не сделаешь и ничем не поможешь.
Я открыл дверь, оглядел брата и сестру, которые смущенно замерли при виде свидетеля их семейного спора. Только сейчас я заметил, что в комнате стоит полумрак, а за окном опустились сумерки.
– Вы идете в корчму? – спросил я. – Если так, то я приведу себя в порядок и составлю вам компанию.
– Вот и хорошо, – обрадовалась женщина такому окончанию неприятного для нее спора. – Мы подождем.
Мимоходом я отметил, что они оба переоделись. На Изе была белая сорочка, жилетка, в руке он держал футляр со скрипкой, а на женщине – блузка с вертикальными голубыми и белыми полосками, на плечах лежал подобранный в тон платок с голубыми цветочками. Я надел пиджак и взял кольт. Дошли быстро. Народу в корчме было значительно больше, чем днем, но, несмотря на открытые окна, плавал табачный туман, временами делая лица сидящих людей мутными и безликими. Где-то в глубине зала играла гармошка. У стены, напротив стойки, были сдвинуты вместе два стола, за которыми сидела компания из семи человек, нарядно одетых, в костюмах и галстуках. Кое у кого из них на пальцах искрились камнями перстни. Остальные клиенты расселись маленькими компаниями или парами, но при этом было видно, что все друг друга знают. Свободными оставались только два стола. Быстро обежал глазами зал, но Седого с его головорезами не увидел. Изя уверенно направился к одному из свободных столов. Хотя стол стоял боком к залу, но я постарался сесть так, что вход и большая часть зала просматривались. В городе шпионов, бандитов и контрабандистов надо быть предельно осторожным. Если бить, то первым и наверняка, а если убегать, то так, чтобы сразу затеряться.
Не успели мы сесть, как к нам подошла подавальщица, но уже другая женщина, не Тереза. Я уже отметил для себя, что сейчас работают две женщины.
– Добры вечар, Павлинка, – поздоровался с ней Изя, а за ним Софа.
Она только кивнула им, как старым знакомым, и сразу спросила:
– Есть сейчас будете?
– Покорми Софу и этого молодого человека. Я потом поем.
– А у этого молодого есть гроши? – усмехнувшись, спросила она еврея.
– Есть, тетка, – ответил я ей грубовато. – Говори, что есть вкусного?
Пока мы разбирались с меню, Изя достал из потертого футляра скрипку, вышел из-за стола, приложил ее к плечу и провел смычком. Раздался резкий, но чистый звук, после которого шум в зале сразу притих. Еврей сначала заиграл что-то печальное, скрипка заплакала, загоревала, рвя душу. Шум окончательно замолк, люди внимательно слушали рвущую сердце мелодию. У мужчин лица стали серьезными, а у женщин глаза повлажнели. Не успела отзвучать грустная мелодия, как скрипка вдруг засмеялась, рассыпая по залу веселье и радость. В зале снова зашумели, раздался стук сдвигаемых кружек, в компании контрабандистов раздался тост:
– Вып’ем, браты, за наш поспех!
Тем временем за окном совсем стемнело. Молодой долговязый паренек быстро зажег лампы, прикрепленные к балкам, после чего закрыл окна и задернул занавески. Изя продолжал ходить между столами, играя на скрипке, но теперь ему уже вторила гармошка, а народ, под музыку, пил, ел и веселился. Не успел я разделаться со своим блюдом, как появился малахольный Юзек вместе с молодым мужчиной. Его приход опять вызвал приветственные крики. Мужчина, который привел паренька, поздоровался и сел за наш стол, а Юзек несколько минуту простоял возле меня с глупой улыбкой, пока я ему не кивнул, и только после этого прошел в центр зала. С минуту он стоял неподвижно, а потом запел. Сначала его голос звучал тихо, но постепенно, с каждой секундой, он набирал силу и чувство. Звуки скрипки вторили ему, переплетаясь с льющейся песней. Посетители слушали его, затаив дыхание. Парень спел еще три песни, потом вернулся к столу, где его ждали блинчики со сладкой начинкой и квас. В этот момент в зал вошли двое нарядно одетых мужчин. Шляпы, трости, светлые костюмы. Один из них, рябой, крепкий и жилистый, сразу поздоровался с посетителями корчмы.