Она подняла кувшин.
Хэсина выхватила его из руки матери, прежде чем та успела поднести его к губам.
– Зачем вы рассказываете мне все это сейчас? Почему вы решили вернуться после своего первого правления? И если отец снова сымитировал свою смерть, зачем он решил оставить мне подсказки?
– Отпусти.
Прошло несколько секунд, прежде чем Хэсина разжала пальцы. Ее мать тут же отпила из кувшина.
– Скажи мне, – тихо произнесла вдова короля, со стуком опустив кувшин на стол. – Правда стоила всего этого?
Мать снова казалась совсем другой. Хэсина сжала зубы, но дала честный ответ.
– Нет.
– Вот и хорошо. Собирай свои вещи и…
– Но пока я пыталась ее найти, я увидела раны на теле королевства, – продолжила Хэсина. – Я хочу помочь ему исцелиться.
– Это королевство не ранено, оно прогнило. Сможешь ли ты стать ножом, который отрежет его загноившиеся части?
Необязательно доводить до этого. Но теперь она понимала, что с помощью слов и убеждений можно лишь незначительно изменить мнения людей. Причем у нее не было гарантий, что в следующий раз, когда она потерпит поражение, рядом с ней окажется другая Лилиан, готовая принять удар на себя.
– Могу.
– Ты погубишь себя, – резко проговорила ее мать.
Хэсина уже была к этому на полпути.
– Кто-то должен это сделать.
– Глупая девчонка. – Вдова короля снова подняла кувшин, потом нахмурилась и поставила его обратно на стол.
– Так тому и быть. Ты хочешь знать, зачем мы вернулись во второй раз? Мы сделали это ради тебя.
– Вы вернулись ради…
Меня? Хэсина боялась, что если произнесет это слово вслух, то не сможет удержаться от смеха.
– Мы усыновляли детей, но у нас никогда не было своих. Ты стала первой. Вэнь считал, что ты – надежда королевства. – Ее мать холодно рассмеялась. – Он всегда был мечтателем до мозга костей.
– Надежда. Я надежда королевства.
– Абсурдная идея, правда?
Да, в высшей степени.
– Если то, что вы говорите, правда, почему я узнаю об этом только сейчас?
– Твой отец решил, что лучше всего будет показать тебе. Он подстроил свою смерть, прекрасно зная, что ты начнешь расследование и что каждый твой поступок будет делать изъяны королевства все более и более очевидными. Теперь ты ясно представляешь, с чем тебе предстоит столкнуться. Остаться или уйти? Это выбор, который должна сделать ты и только ты. Такова была воля твоего отца.
Слова матери опускались на Хэсину, словно холодный туман. Выбор. Отец хотел, чтобы у нее оставался выбор.
И это все? Но потом она вспомнила пещеру, находившуюся за экраном из панелей. Вспомнила слова, выбитые на стенах. Ее отец не желал надевать мантию героя. Теперь он давал ей возможность выбора, которую когда-то не дали ему.
Но она не была готова принять цену, которую ей пришлось за нее заплатить.
– А какова ваша воля? – спросила Хэсина, к своему собственному удивлению.
Ее мать моргнула.
– Забудь свои глупые идеалы и езжай со мной. У тебя никого не осталось. Какой смысл держаться за мир, который покинул тебя?
– Возможно, он меня и покинул, но я не покину его.
Она ждала, что мать назовет ее глупой. Вместо этого вдова короля молча смотрела на нее.
Потом она откинула голову назад и расхохоталась. Теперь она больше походила на мать, которую знала Хэсина.
– Оставайся, уезжай, какая мне разница? Завтра я вернусь в горы. Можешь меня не провожать.
Когда мать поднялась на ноги, Хэсина тоже поспешила встать.
– Я скажу служанкам приготовить ваши покои…
– Не стоит. – Ее мать решительно зашагала к двери.
– Постойте. – Хэсина глубоко вздохнула. Она хотела получить ответ на последний вопрос.
Вы когда-нибудь меня любили? Но этот вопрос был наполнен надеждой, и задавать его было нестерпимо больно, поэтому она спросила:
– Почему вы ненавидите меня?
«Скажите, что это не так, – молчаливо молила она мать. – Скажите, что вернулись и позвали меня с собой потому, что хотите меня защитить. Скажите, что задавать такой вопрос – сущая неблагодарность…»
– По той же причине, по которой я ненавижу этот дворец. – В словах матери звенел металл, и они наносили раны, как заостренный клинок. – По той же причине, по которой я ненавижу эту книгу, – продолжила она, хотя Хэсина уже успела услышать достаточно. – По той же причине, по которой я ненавижу смотреть в зеркало и видеть там лицо, принадлежащее той, кем мне уже никогда не стать.
Комната Акиры пустовала, но след от дыма на потолке никуда не исчез. Когда Хэсина зашла внутрь, это темное пятно следило за ней, словно подбитый глаз. В ее памяти возникли картины той ночи: огонь и его лицо, находившееся от нее на расстоянии дыхания. Это воспоминание было сладким на вкус. У нее сдавило горло.
Она подошла к кровати. Легла на нее. Остановила взгляд на потолочных балках над головой и попыталась угадать, какие мысли посещали Акиру, пока он делал то же самое. Он о многом догадывался. Как бы он отреагировал, если бы она поделилась с ним тем, что поведала ей мать – тем, что она от нее потребовала. Что бы он посоветовал: уехать или остаться?
В ушах Хэсины зазвучал его голос:
«Уехать – это неплохая идея».
Это действительно была очень неплохая идея. Если она останется, то рискует со временем стать такой же, как мать. Холодной, язвительной, озлобленной воспоминаниями о том, каким человеком она когда-то была.
Вздохнув, Хэсина повернулась на бок и уткнулась лицом в подушку. Она не пахла Акирой. Хэсина подумала, что он, возможно, вообще ни разу не спал на этой кровати.
Она улеглась на пол и вспомнила, каково ей было сидеть на троне или стоять на террасах. Все это не могло сравниться с ощущением твердой поверхности под спиной. Вот где была ее истинная стихия.
Впервые за долгое время она крепко заснула.
На следующее утро она пила чай на веранде лазарета и смотрела, как дождь стекает с загнутых вверх козырьков и растапливает снег на листьях лотоса.
Если она согласится уехать в горы с матерью, такие мирные картины станут для нее обычным делом. Ей не придется больше волноваться о судьбе королевства. В отсутствие Санцзиня страной будет править Цайянь. Но тут перед глазами Хэсины снова встали его забрызганные кровью костяшки, и она передернулась. Горячий чай выплеснулся ей на руку. Она разжала пальцы.
Чашка упала.
Хэсина смотрела на осколки, и шум дождя постепенно затихал, уходя на задний план ее сознания. Ситуация повторялась. Когда-то она так же смотрела на пролитый отвар в комнате матери. Тогда она боролась с жаром унижения, нахлынувшим на ее щеки, и молила о благословении. Теперь она уже не была такой глупой.
Теперь она уже не была такой смелой.
– Не вижу твоих вещей, – сказала мать, когда Хэсина встретила ее у Северных ворот. Ни одна живая душа не узнает о том, что вдова короля была в столице, или о том, что Хэсина размышляла, не бросить ли ей свое королевство, малодушно сбежав на рассвете в горы.
– Я остаюсь.
По промасленной бумаге их зонтиков стучали капли дождя.
Хэсина думала, что мать станет переубеждать ее, но она лишь пожала плечами и отвернулась. Ее слуги подбежали к ней, чтобы помочь забраться в карету.
– Поступай, как считаешь нужным.
Провожая карету взглядом, Хэсина чувствовала, как внутри нее образуется знакомая пустота. Только теперь у нее не было ни отца, который отвел бы ее в рощу собирать хурму, ни сестры, которая потащила бы ее в мастерские, где они вместе красили бы рулоны белого шелка в оттенки розового, бирюзового и фиолетового, пока Хэсина не позабыла бы о королеве.
Только теперь она не хотела забывать о матери. Хэсина всегда раздумывала о том, что она сделала не так, чтобы заслужить ненависть королевы. Она ни разу не допустила, что, возможно, дело вовсе не в ней. Теперь она это понимала. Не в каждой истории ей была отведена роль рассказчика.
Она в одиночестве вернулась в Восточный дворец и начала готовиться к утреннему собранию.
На следующий день дождь не прекратился. Сотни людей собрались под рыдающим небом, чтобы посмотреть на сожжение тела Лилиан. От их нетерпения буквально валил дым, а вот дрова никак не хотели загораться. Огонек дрожал и постоянно угасал под неистовыми порывами ветра, и в конце концов Хэсине пришлось приказать стражам сбрызнуть ветки маслом; только тогда пламя охватило погребальный костер. Когда от него повалили клубы черного, удушливого дыма, она вышла из-под прикрытия паланкина и осталась стоять под ливнем, позволив каплям дождя стать слезами, которые она не могла пролить.
На следующее утро дождь превратился в лед, и улицы поблескивали в лучах поднимавшегося солнца. Хэсина снова держала путь к павильону, на этот раз чтобы присутствовать на казни главаря отряда линчевателей. К тому моменту, как стражи повели молодого человека к виселице, там снова успела собраться толпа.
– Саранча слетается! – крикнул он, когда на его шею накинули петлю. – Пусть я умру сегодня, но вы все умрете зав…
Под его ногами открылся люк; веревка дернулась и натянулась. Хэсина отвела взгляд. Когда молодой человек, наконец, застыл, она приказала, чтобы его тело оставили в петле на одну ночь и один день в качестве предупреждения.
Она уже отвернулась, чтобы уйти, когда из толпы послышалось сдавленное всхлипывание. От этого звука у нее заболело сердце. Кто оплакивал молодого человека? Мать, потерявшая ребенка? Сестра, у которой не стало брата? Если Хэсина осмелится обернуться, она встретит полный ненависти взгляд. Она была готова это сделать, потому что заслужила его.
Чья-то рука схватила Хэсину за локоть, остановив ее.
Ничего не говоря, Цайянь набросил мантию ей на плечи и, прежде чем она успела что-то возразить, повел ее вдоль павильона. Он шел позади нее, словно хотел защитить ее от всей ненависти этого мира. Он помог ей забраться в паланкин, и внезапно Хэсина поняла, что ее колено прижимается к колену брата, которого она не видела с той ночи в его комнате и с которым не разговаривала с того дня в тронном зале.