Уилла не смущают мои вопросы. Юноша дает простой ответ, но его взгляд не отрывается от моего лица.
– Потому что я провел последние три месяца своей жизни в попытках помешать подлодкам Хаунештада попасть в руки немцев.
– Почему?
– Потому что они станут самым смертоносным оружием в этой войне. – Уилл делает паузу и дает мне это осознать, прежде чем продолжить. – Самолет может скидывать бомбы, но существуют предупреждающие сирены, бомбоубежища и все такое. Подлодки подбираются из глубины без предупреждения и милосердия. Только в этом месяце затонул корабль Его Величества «Искатель пути». Его корпус был расколот надвое. Затонул он за пару минут. Двести пятьдесят девять душ оказались потеряны в море.
От этих цифр у меня перехватывает дыхание – двести пятьдесят девять.
Я только что потеряла свою сестру, и это кажется и концом меня самой. Сколько десятков людей испытывают то же самое, когда их любимые погибают в море?
И если люди вот так поступают друг с другом, то что сделают с нами?
– Можно представить, что после такого успеха они желают еще больше таких лодок. И хотя Дания не принимает ничью сторону в этой войне, Николас увидел возможность для своего почти обанкротившегося королевства выплатить долги. А может, даже подзаработать. Они втайне строили здесь лодки, планируя спустить их в море в проливе Эресунн для Германии. – Мои мысли возвращаются к школьным картам узких водных проходов и открытых морей. – Топить солдат, топить груз – убивать людей на палубах и заставить Великобританию голодать – таков план Германии.
Я лишилась дара речи. Ставки для меня не так высоки, как для людей – немцев, англичан, датчан. Они все одинаковы для меня. Но сама потеря жизни и связанная с этим жестокость практически осязаема.
– Отец Софи подталкивал Николаса строить подлодки. Махал деньгами перед его лицом и шептал обещания ему на ухо. Эта война помешала летнему сезону охоты на китов. Сундуки короля уже почти опустели, поэтому он заглотил наживку. – Уилл опускает взгляд, а потом отводит его в сторону. За его глазами мелькают воспоминания. – Я пытался убедить его, что заработать можно другим способом. И Софи разговаривала с бароном. Однако даже дочь не может заставить отца изменить мнение.
Ну об этом я знаю по собственному опыту.
Уилл продолжает:
– Когда стало ясно, что убеждения не помогут, мы начали строить альтернативные планы. Я не хочу – и известные мне ведьмы не хотят, – чтобы это оружие попало в чьи-то руки. Их нужно уничтожить. Именно за этим мы и собирались проследить.
Меня всегда учили, что люди – это наши самые худшие ожившие инстинкты. Но, возможно, здесь есть и что-то хорошее.
– А Катрин – одна из ведьм, выступающая против подлодок?
Уилл кивает.
– Как я и сказал, дом Катрин безопасен. Когда я говорю, что там ты будешь в безопасности, то могу это гарантировать. Нас не подозревают в убийстве, однако в случае провала мы, скорее всего, попадем в плен кучке сердитых немцев – прежде чем Хаунештад отправит нас в изгнание за колдовство.
Он переводит дыхание и встречается со мной взглядом.
– Если хочешь присоединиться к нам, то нам не помешает такая ведьма, как ты.
Ради эффекта парень снова протягивает цветок. Предложение мира.
В этот раз я принимаю его.
Эта солнечная вещица светится в моих руках. У нее нет корня, но сойдет. Я нежно опускаю цветок на место, где недавно сидела моя сестра.
– Vaxa. Lif.
Маргаритка теплеет в моей руке, выпрямляется и укрепляется – пока не становится единой с землей, а ее солнечное сердечко не поднимается к небесам.
– Dveljask, – обращаюсь я к ней.
Оставайся.
Хотя я ее и не создавала, этот цветочек почему-то становится идеальным стражем. Он стоит прямо. Так я всегда буду знать, где меня покинула Алия.
Мы с Уиллом идем молча. Единственный звук – бум, бум, бум: пистолеты бьются о мои бедра на каждом шагу. Хоть я и благодарна за передышку, через пару минут молчание начинает угнетать меня.
– Ты не такой, каким был в замке, – говорю я. – Тот парень мог заговорить меня до смерти.
– Я становлюсь другим в подобных ситуациях, – соглашается он, коротко усмехнувшись. – Людям с титулами всегда нужно шоу. Им не требуется мальчик с фермы из Аархуса, просыпающийся перед рассветом, чтобы покормить цыплят. Им нужен мужчина, который красиво одевается, кланяется и смеется в нужные моменты.
– Ну, я бы хотела познакомиться с юношей из Аархуса. Кто он? Помимо создателя маргариток.
– Он разговаривает как простолюдин и выглядит так же. Расстояние между аристократами и простолюдинами стало меньше, чем хотелось бы обладателям титула, который их семьи удерживали уже сотни лет.
Странно думать в рамках человеческих лет – сотни лет под водой означают одного правителя. Вроде моего отца.
– Если бы я пришел на организованный вечер сразу после работы, меня бы с ужасом выгнали. Я – живое напоминание размытия границ между социальными классами. Людям нравится, когда аристократы доступны и человечны – Ольденбурги особенно хороши в этом, – но они не хотят, чтобы те стали грязными.
– А тебе не нужен титул, который ты получил вместе с именем, Уильям Йенсен?
Уилл пожимает плечами:
– Его наличие не делает меня лучше. Я все тот же парень с куриным пометом на сапогах. Настоящий я в имени, а не в титуле.
Думаю, это правда. Однако до времени, проведенного на суше, у меня не нашлось возможности прочувствовать это.
– Так это настоящий ты?
– Это я, лучше всего мне известный. – А потом юноша смотрит прямо на меня: – А это настоящая ты?
Я отвечаю правдиво:
– В данный момент да.
– По крайней мере честно, Руна.
Мы придерживаемся линии берега. Массивный утес уходит все вниз и вниз. Там берег встречается с границей, где когда-то была скала. А потом берег становится плоским, насколько видно глазу. Здесь раскинулись густые летние пастбища.
– Вон там, – говорит Уилл. Я смотрю вперед, но вижу лишь переход травы в берег.
Мы подходим к холму. Вместо того чтобы подняться, Уилл его обходит, а я иду следом.
Но, обходя земельную массу, я понимаю: это совсем не холм – это земляной дом. Старое каменное основание торчит из густых слоев сена. Они скрывают фасад. Окно закрывают маленькие коричневые ставни, а рядом с ними такая же коричневая дверь. Издалека все это выглядело как нечто не стоящее внимания.
– Оставайся здесь, – говорит Уилл и подходит к двери. Юноша стучит определенным образом – два медленных размеренных удара, пауза, а потом четыре быстрых удара.
Ставни на окне открываются.
– Кто эта девушка? – спрашивает воздушный голос.
– Друг. Она одна из нас.
Отсутствие имен говорит о низком уровне доверия. Если бы я не стояла рядом с Уиллом, этот разговор мог быть другим. Возможно. Доверие в период войны отличается от доверия в мирное время.
Но этих слов достаточно для женщины внутри. Мы слышим, как поворачивается замок. Дверь открывается. Уилл заходит первым. Я следую за ним. Глаза плохо приспосабливаются к теням. Тут темно – почти как ночью.
Где-то вспыхивает огонек – спичка встречается с лампой. Женщину с шепчущим голосом омывает свет. Ее волосы похожи на гриву льва. В ней течет кровь викингов, а лицо такое же старое, как и можно было предположить по голосу.
Катрин.
Я чувствую на ней запах магии – пряный и земной. Женщина действительно могущественна.
Катрин поднимает лампу к моему лицу. Я напрягаюсь, понимая: свет нужен не мне для лучшего обзора, а чтобы ведьма рассмотрела меня. Я заставляю себя улыбнуться, хотя тяжесть на сердце не дает улыбке быть искренней. Теперь мы оказались внутри. Уилл начинает перечислять мои лучшие стороны.
– Это Руна. Она из Хельсингера. Я видел, как она творила заклинания, о которых я даже не подозревал.
Грохот лампы, с силой поставленной на стол, шумно прерывает его. Катрин без колебаний хватает меня за плечо и толкает к двери. Используя не совсем человеческую силу, она толкает меня еще раз:
– Убирайся!
19Руна
Дверь захлопывается, а я падаю на землю.
Вскакиваю на ноги, как смущенная, так и сердитая. Сквозь ставни доносится голос Уилла:
– Катрин, зачем ты это сделала?
Да, зачем? Мне хочется знать. Я чуть ли не топаю прочь. Однако я так сердита, а Уилл видел слишком много.
Я бросаюсь к дверной ручке. Пальцы сразу же обжигает. Я отдергиваю руку.
Ведьма заколдовала дверь.
Но я могу изменить это заклинание.
– Frijosa, – выплевываю я в сторону двери. Ручку сразу же покрывает мороз. От такого холода начинает подниматься дымок.
– Brjota. – Ручка разлетается ледяными кусочками размером не больше песчинок.
– Styra mot minn rodd. – Дверь чуть ли не слетает с петель в мою сторону. Вход в дом теперь открыт. Дверь закреплена моей магией. Они никак не смогут снова выкинуть меня, не ответив на мои вопросы или не выслушав. А мне есть что сказать.
Я захожу в домик. Уилл и Катрин стоят неподвижно.
– Villieldr. – В этот раз, когда моя кожа вспыхивает, я направляю жар только на левую руку. Пламя трещит, точно факел. Я поднимаю ее в опасной близости от сухой стены из дерна. Все в этом месте может легко воспламениться. Глаза Катрин широко распахиваются. Она ахает, отлично понимая угрозу с моей стороны.
– Пообещайте мне прямо сейчас, что вы не скажете стражникам о моем визите – или, обещаю, они здесь ничего не найдут. – Слова срываются с языка – угрозы, которые я и не думала, что произнесу когда-то. Поджог этого дома – последнее, что мне бы хотелось сделать ради выживания, но все же я не забираю их.
– Мы не скажем, – заверяет Уилл. В его глазах вспыхивает боль. И все же парень спокойнее, чем мне бы хотелось. Полагаю, он уже видел мое пламя и раньше.
Мое внимание переключается на Катрин.
– Хочу услы