Какую же глупость она сотворила, отказавшись от предложения Кайла! Правитель Падашера, может, и не стал бы вызывать волнения знати, назначая Мадлика наследником обоих состояний. Зато Куддар был бы мёртв, мёртв окончательно и бесповоротно. А сейчас… да что он такое задумал?
Джамина сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Ладно, глупость или нет, а вчерашний рассвет, как говорится, не воротишь, сколь бы он ни был прекрасен. Теперь остаётся только ждать.
Наверное, это тоже ошибка. Наверное, нужно бежать со всех ног. Но Джамина знала: она никогда не простит себе, если с Имидой что-нибудь случится. А в этом доме с любым может произойти беда.
Девушка пропустила момент, когда толпа гостей устремилась во внутренний сад, точно полноводная река, в которую то и дело вливались отдельные ручейки. Всё произошло слишком быстро. Джамина позволила людскому течению унести себя — и вот она уже под одним из навесов, а слуга (настоящий, не те, что с глумливыми усмешками шли за ней) предлагает сесть в кресло и наслаждаться представлением. Наслаждаться? Слово казалось пустым и лишённым смысла, но девушка послушно кивнула, опускаясь на мягкое, удобное сиденье. На губах застыла любезная улыбка. Спасибо, отец, ты научил свою дочь успешно прятать страх за маской вежливости.
Сказительница рассказывала что-то, и толпа реагировала, но Джамина не могла сосредоточиться. Её слух улавливал отдельные фразы: «Рассказывают, что некий повеса… И тогда правитель рассмеялся и сказал… А девушка ответила ему…». Когда окружающие хлопали и кричали слова одобрения, Джамина делала то же самое.
Она пропустила момент, когда внезапно стало тихо. Далра умолкла на полуфразе, повинуясь едва заметному жесту Куддара. Толпа взволновалась и умолкла, лишь шелестели недоумённые вопросы, заданные шёпотом.
А между рядами скамеек и кресел шли стражники, облачённые в полный доспех, и у каждого из них на рукаве красовалась траурная повязка. Кто-то из впечатлительных барышень вскрикнул, но её тут же заставила замолчать родня.
Куддар поднялся с места, обернулся и поднял руку:
— Благороднорожденные! Я собрал вас, как выяснилось, в недобрый час. Своими действиями желал я порадовать Эсамель Изменчивую, дабы она отвратила от моего рода свой гнев. Но, видимо, моих молитв оказалось недостаточно. Ибо то, что мне только что стало известно, повергло меня и всё моё семейство в неизбывное горе.
Джеххана порывисто вскочила с места и встала рядом с супругом — высокая, очень стройная для своих лет и очень страшная. Лицо её было искажено горем и негодованием, и Джамина невольно задалась вопросом: это искренние чувства или очередная игра, понятная лишь посвящённым? Куддар обнял жену за плечи. Выглядело всё, надо признать, весьма эффектно. Для полноты картины рядом не хватало лишь наследника, поддерживающего семью в трудную минуту, но Мадлик вряд ли был способен сыграть такую роль. К слову, а где Рани? Трепетная дочь благородного семейства тоже оказалась бы очень кстати.
В следующий миг все мысли вылетели из головы Джамины. Куддар поднял руку, и подрагивающий палец указывал прямо на неё.
— Злодейка! Как ты могла?
Джамина искренне не понимала, что происходит. Стражники двинулись к ней, и девушка невольно подалась назад, отступив на несколько шагов.
— Бежишь? — взвизгнула Джеххана. — У тебя не получится! Некуда бежать, никто не примет и не приютит такую подлую душу!
Заставив себя несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, Джамина спросила, стараясь, чтобы голос звучал небрежно и звонко:
— Дядюшка, тётушка, вы позвали меня сюда, чтобы осыпать оскорблениями? Ни я, ни мой отец этого так не оставим!
Выражение лица Куддара чуть изменилось, и Джамина с ужасом поняла: в глазах дяди мелькнуло удовлетворение. Кажется, только что она попалась в ловушку. Но какую? Почему обычно осторожный и трусоватый дядюшка внезапно решил напасть в открытую?
Здесь что-то не так. Что-то случилось, а она не имеет об этом ни малейшего понятия.
Куддар тем временем глубоко вздохнул. Когда он вновь заговорил, глубокая печаль в его голосе заставила Джамину скривиться. Театральная постановка дядюшке явно удалась, но благороднорожденному не следует так откровенно лицедействовать!
И что это за пьеса, о которой она, Джамина, не имеет представления, однако против воли в ней участвует?
— Я не хотел, — сказал тем временем Куддар, — видят небеса, я не хотел говорить об этом ужасе в присутствии посторонних.
О да, конечно! И именно потому затеял весь спектакль!
— … но ты, племянница, своими циничными, бессовестными словами вынудила меня. Знайте же! — Куддар возвысил голос. — Знайте, что истинная дочь моего брата, Имида, прибегла к моей защите, ибо только так могла спастись от чудовища, которое пряталось под личиной прекрасной девушки, отцовской любимицы. Чудовища, осмелившегося пойти на величайший грех — убийство собственного отца!
Что? Как он посмел… что он несёт?
И при чём тут Имми?
Толпа, до того безмолствовавшая, ахнула, точно единое целое. Какая-то девица сомлела. Со всех сторон на Джамину устремились негодующие взгляды. Она задохнулась от бешенства, но попыталась овладеть собой, рассказать всем, немедленно рассказать, кто в самом деле виноват в злодеянии! Но прежде чем девушка успела сказать хоть слово, двое дюжих стражников подскочили к ней и скрутили руки. Джамина вскрикнула, от боли на глазах выступили слёзы. Куддар же продолжал размеренно вещать:
— Знайте же, что всё это время и сам я не доверял дочери своего брата. Этот поспешный отъезд Советника Амбиогла, о котором не знал даже Правитель Падашера… Я подозревал многое, очень многое… но истина оказалась чудовищней всех моих догадок. Дочь моего брата, как ты могла? Как посмела?
— Что ты несёшь? — отчаянно выкрикнула Джамина. — Ты, посмевший…
Чья-то большая волосатая лапища грубо заткнула девушке рот. Куддар скорбно покачал головой:
— Начальник городской стражи нашёл тело Советника Амбиогла. И в его руке — его мёртвой руке! — был зажат клочок ткани. Очевидно, что мой брат боролся с убийцей, жаждал перед смертью открыть всему свету правду. Имида опознала эту ткань — ткань с платья её старшей сестры! Всё ещё смеешь отпираться?
Ответить Джамина не смогла — рот её по-прежнему был зажат, оставалось лишь отчаянно мычать. Но Куддар, похоже, в любом случае не желал, чтобы она отвечала. Чей-то голос прямо над ухом девушки пролаял короткую команду, и стражники потащили пленницу к выходу. Джамина извивалась и пыталась брыкаться, но тщетно: хватка у её мучителей оказалась мёртвой. Позади о чём-то разглагольствовал дядюшка, однако слов было не разобрать. Впрочем, Джамина и без того понимала, что там происходит: Куддар и его супруга изображают убитых горем людей, а подпевалы и лизоблюды из толпы вовсю их утешают.
Больше всего Джамина боялась за сестру — даже больше, чем за саму себя. Понятно, что Куддар вовсю использует крошку Имиду, но что с ней случится потом? Она слишком слаба, чтобы противостоять натиску дядюшки…
Когда стражники затащили Джамину в дом, ей удалось оглянуться: Имида стояла рядом с Куддаром и Джехханой. Рука младшей сестрёнки была в руке дядюшки, а тётя гладила Имми по голове.
Затем дверь захлопнулась.
Сидя на горе подушек и задумчиво поигрывая тёмно-синим яйцом, которое временами попискивало, Далра рассказывала Аштаркаму о том, что же случилось в доме Куддара.
Амирана уже успела переброситься со сказительницей парой слов, и теперь нежилась в объятиях тэрля Эйнара. Тот ожидал, когда утихнет сумятица и откроются городские ворота, чтобы отправить девушку на корабль, заблаговременно отплывший из Падашера и сейчас прячущийся в одной из бухточек, облюбованных контрабандистами. Судя по всему, влюблённые были крайне заняты: из комнаты, отведённой для них, слышался нежный смех и воркование, а иногда томные стоны.
Аштаркам внимательно слушал, кивая в нужных местах, однако не сводил глаз со странного предмета в руках сказительницы.
— Это оно? — наконец спросил бывший жрец, когда история ареста Джамины закончилась. — Та вещь, что нужна твоим Лордам-протекторам?
— Ага, — Далра потянулась, разминая затёкшую спину.
— Значит, ты скоро уезжаешь, — вопросом это не было, но сказительница всё-таки кивнула:
— Да.
Короткое словечко упало в полумрак комнаты и растаяло в нём. Наступило молчание. Тинниман-Юбочник наверняка назвал бы его драматичным или даже трагическим, но Далра и Аштаркам слишком давно и слишком хорошо друг друга знали. Никто из них не собирался извиняться за то, что он такой, какой есть, никто не прогнулся бы под другого, а значит и говорить было не о чем. Просто двое грустят перед долгой разлукой.
— Ладно, — усмехнулся в конце концов Аштаркам, — по крайней мере, ты в этот раз не вляпалась ни во что совсем уж безумное. И то хлеб.
Далра рассмеялась.
— Что верно, то верно. Полагаю, остаток дней я могу провести у тебя?
— Эй, остаток дней ты должна провести у меня! Иначе я начну ревновать. И не вздумай за это время снова вляпаться.
— Во что?
Аштаркам шутливо нахмурился:
— Да откуда мне знать? Например, в вызволение этой девочки, как там её, Джамины? Вдруг она тоже твоя подружка?
Далра закатила глаза:
— У меня не так много подруг, по крайней мере, здесь. Успокойся, Аш. Я уже получила от семейства Хафесты всё, что мне было нужно. Джамина меня не интересует.
— Хорошо, — Аштаркам улыбался, но глаза смотрели очень серьёзно. Далра удивлённо подняла голову:
— Что-то стряслось?
— Не что-то, — бывший жрец хмыкнул. — Кто-то. Кажется, я понял, чем Скорпион заинтересован. Точнее, кем.
— Серьёзно? — Далра отставила тарелку с пирожными. — Но что между ними общего?
— Понятия не имею.
— Благороднорожденная девица и бандит из Гадюшника?
— Я знаю немало таких историй, — пожал плечами Аштаркам. — Девицы читают дешёвые книжонки, где каждый первый оборванец — принц или на худой конец сын наместника, а затем влюбляются в смазливых мерзавцев с хорошо подвешенными языками. Как правило, все эти романы заканчиваются паршиво.