Она моргнула и, стиснув зубы, коротко мотнула головой. Отчего-то сейчас ей было неприятно думать о партнере по бизнесу.
Но именно с Асимом она и столкнулась при выходе. На его руке висела вчерашняя белобрысая кикимора, вцепившись в его локоть, как черт в грешную душу, непрестанно хихикая, отчего ее роскошная грудь бурно вздымалась в прорези топа. Вопреки ожиданиям, новая подружка оказалась не русской и не «гарной украинской дивчиной», а самой что ни на есть настоящей немкой. Завидев Нину, Асим вначале изумленно сложил губы трубочкой, точно собираясь присвистнуть, но передумал и лишь широко улыбнулся:
– Прекрасно выглядишь.
– Ты тоже, дорогой. – Лучезарно улыбнувшись в ответ, она нарочито чмокнула его в сухие губы, внезапно ощутив при этом небольшой электрический разряд. Нина и сама не смогла бы себе объяснить, зачем это сделала, но, увидев его явную растерянность, а также замешательство и недоумение на личике спутницы, она почувствовала прилив необычайной живительной дерзости. Волнующей, пьянящей, той, что будоражит разум и терзает плоть, властно требуя выплеска адреналина, превращая подчас самых холодных и рассудительных людей в азартнейших игроков, тихих покладистых домохозяек в отъявленных стерв, а милых послушных деточек в исчадия ада. Нина пребывала во власти этой непонятной силы, токи которой исходили от ее губ, взбудораженных мимолетным нечаянным чужим прикосновением, заряжая гудящей энергией вялотекущую кровь, что, неохотно, но верно наращивая темп продвижения по капиллярам и сосудикам, превращалась в искрометный лавовый поток. Неожиданно ей понравилась эта игра.
– Моя племянница, – моментально оценил обстановку Асим.
– Внучатая, – с выражением невинного простодушия на лице уточнила Нина.
– О, – выдохнула наивная немка, обращаясь к Асиму, – она такая взрослая!
– Мне тридцать пять, – скромно потупилась Нина, не обращая внимания на «страшные глаза», которые делал ей Асим. – Но все говорят, что я выгляжу моложе.
Не выдержав, Асим украдкой пребольно ущипнул ее за бок. Нина стоически это перенесла, в отместку ласково погладив партнера по ягодице, отчего тот дернулся, как ужаленный.
– Что с тобой? – изумилась спутница.
В этот момент на поясе Асима натужно затарахтел мобильник.
– Слушаю, – отчеканил он, отходя в сторону, незаметно показав Нине кулак.
В ответ она одарила его ослепительнейшей из улыбок.
– Что это с ним? – шепотом поинтересовалась немка у Нины, обеспокоенно покосившись на Асима.
– Болезнь Паркинсона, – сокрушенно завела глаза Нина. – Возраст, знаете ли… Иногда случаются судороги. Моя любимая тетушка, его жена, рассказывала, что это часто происходит во время полового акта.
– Неужели?!
– Да ничего страшного! Просто сразу нужно связаться с врачом. Ему сделают укол. Только и всего. Вы даже не представляете, насколько кстати вы появились. – Еще одна наивно-обезоруживающая лучистая улыбка. – Тетушка очень просила меня присмотреть за дядей. Я, конечно, пообещала, но, честно говоря, мне сейчас абсолютно не до этого. – Развернувшись, Нина помахала рукой новому знакомому, отсалютовавшему ей в ответ банкой пива. – Вы понимаете?
– Да… – пробормотала немка. Пышная волна ее. грудей напряженно застыла в размышлении, стоит ли катиться на этот берег. – А где сейчас ваша тетушка?
– В больнице.
– О?!
– Ничего страшного, – поспешила успокоить собеседницу Нина. – Небольшой нервный срыв. Как-то раз она заскочила сюда без предупреждения и застала Асима с одной очень красивой девушкой вроде вас…
– И что же? – Немка окончательно перешла на трагический полушепот.
– Ничего особенного, – пожала плечами Нина. – Просто плеснула девушке в лицо какой-то дрянью… Ох уж этот климакс! Женщины становятся такими нервными!
– Кошмар!
– И не говорите… Ведь ей могли бы дать срок. Но, к счастью, обошлось. Она просто легла в клинику.
– Надолго?
– Нет, на днях выходит. Может, раньше отпустят. Тогда она сюда заедет. Вот будет сюрприз для дядюшки! Ой, заболталась я с вами. Мой дорогой дружок совсем заждался. Было приятно познакомиться! – Финальная обворожительная улыбка. Занавес!
Скрывшись за дверью своего бунгало, Нина, на всякий пожарный, повернула ключ в двери – обесцветившееся личико немки и исполненный ужаса прощальный взгляд вряд ли предвещали Асиму удачный день и тем более ночь. И тогда, наконец, спросила себя, к чему было это непонятное глупое озорство? Что на нее нашло? Откуда выплеснулся этот мутный клокочущий поток? Подобные выходки, простительны в двенадцать, пятнадцать, семнадцать, на худой конец… Но в двадцать два это уже клиника. Наверно, стоит извиниться… Нет, не сейчас. Позже… Завтра. Может быть…
Нина вытряхнула содержимое чемодана на пол. Купальник упал наверх. Черный, закрытый, глухой, как платье монашки, купленный без примерки «на случай» в той же парижской лавчонке, все это время он сиротливо покоился на дне, покорно дожидаясь своего часа. И теперь он с жадностью истомившегося любовника обнял точеную Нинину фигурку, делая ее изысканно-строгой и, от противного, интригующе-возбуждающей, как длинные узкие юбки распаляют воображение сильнее откровенного «мини».
– Чертовы французы, – вращаясь перед зеркалом, хмуро пробормотала Нина, – они и из противогаза создали бы эротичнейшую штучку.
Сонный предвестник теплого утра – розовый рассвет мягко подсветил ночную портьеру. Нина поднялась с постели, более напоминавшей поле боя, надела платье, потянула «молнию». Та не желала поддаваться, и Нина, подойдя к лежащему мужчине, требовательно произнесла:
– Помоги.
– Куда ты спешишь? – Виктор недовольно приподнялся. – По-моему, было здорово. Останься. Вздремнем часок-другой, утром повторим.
– Я люблю спать одна.
– Иногда полезно менять привычки.
– Разве я сказала, что хочу что-либо менять? – удивилась Нина, влезая в туфли.
Парень обескураженно заморгал.
– Что-то не так?
– Все о'кей.
– В чем же дело?
– А в чем дело? – Нина одарила его одной из дежурных улыбок, предназначавшихся деловым визитерам.
– Как тебе позвонить? В какой номер?
– Я сама тебя найду.
– Но завтра мы встретимся?
– Возможно. Мы же живем в одном отеле. Не провожай. – Нина помахала пальцами, предугадав нетерпеливое мужское движение. – Турция – мусульманская страна. Вид твоего шикарного, но обнаженного тела может произвести неизгладимое впечатление на персонал.
– А если я опять хочу тебя? – игриво осведомился Виктор.
– Придется перетерпеть, дорогой, – в тон ему ответила Нина. – В крайнем случае, обойдись своими силами. По последним данным, онанизм даже полезен для здоровья.
– Ну, у тебя и язычок! – только и смог вымолвить ошарашенный любовник.
Никак не прореагировав, Нина поправила волосы и, прежде чем мужчина успел что-либо добавить, скрылась за дверью.
Виктор чертыхнулся, достал сигарету. Приятную истому и постсексуальную сонливость как рукой сняло. Напротив, у него было странное чувство, будто его обманули. Обычно он сам выпроваживал назойливых девок из номера. А эта… Что он знает о ней, кроме имени? Денег не спросила – значит, не проститутка. Наверно, из тех, что любят пустить пыль в глаза: «Вот какая я вся загадочная…» Думает, он, Виктор Степанцов, без пяти минут олимпийский чемпион, будет ищейкой рыскать ее по отелю? Нашла дурака… Сама дура.
Поразмыслив таким образом, Виктор пришел, наконец, в согласие с собой, выкурил сигарету, выбросил использованный презерватив в корзинку и снова завалился в кровать. Уже через пять минут он видел действительно сладкий сон: как мчится по ослепительно белой заснеженной трассе. Один. Первый. А впереди неизбежный, как наступление зимы, маячит золотой финиш…
Придя в номер, Нина сорвала с себя тонкий шелк, жалобно хрустнувший под пальцами, швырнула в чемодан и пнула оный под кровать, словно именно этот безобидный ящик был виновником ее метаний.
Девочка стояла около окна, напряженно вглядываясь в темноту, и от скуки дышала на стекло, рисуя потом на нем пальчиком разные узоры.
– Нинуся, иди спать. Завтра же в школу.
– Сейчас, ба… Вон они, приехали! Приехали!
Широкий, как корабль, «мерседес» величаво развернулся у подъезда. Вообще-то он был зеленым, но сейчас казался черным из-за темноты. Мужчина и женщина шагнули в освещенный тусклым фонарем треугольник. Они подняли головы и, улыбаясь, помахали девочке. Она тоже помахала им, радостно засмеявшись.
– Ба, они не будут разводиться, мы теперь снова будем все вместе!
– Дай бог, деточка, – отозвалась бабушка. – Вот вырастешь большая, смотри, не делай глупостей, как мама, чтобы не пришлось потом раскаиваться. Все хорошо, что хорошо кончается…
С улицы раздались хлопки. Один, второй, третий. Негромкие, но отчетливые, как щелчки пальцами в тишине пустой комнаты. Девочка вновь прильнула к стеклу, поглядеть, что там за непонятные звуки.
Мужчина и женщина, минуту назад с улыбкой махавшие девочке у окна, теперь лежали на земле. Оба. Рядом. Неподвижно.
– Мама? Папа? – отчего-то шепотом спросила девочка у духоты летней ночи.
Но никто ей не ответил.
– Мама! Папа!!! – Крик ударился о потолок, рикошетом отлетая от подъездных стен. Забыв о том, что в доме есть лифт, девочка мчалась по лестнице вниз. На одной из ступенек у нее подвернулась нога, и девочка упала, ударившись локтями и коленями об пол, а лбом об угол стены. Но тут же поднялась и, прихрамывая, снова устремилась вниз, вниз, не переставая кричать, звать, захлебываясь ужасом неизвестности: – Мама!!! Папа!!!
Позади захлопали двери.
– Мамочка! Что с тобой? Вставай! – Она опустилась на корточки возле неподвижно лежащей матери, принялась тормошить ее за плечо, обняла, приподняла голову.
Тусклым застывшим взглядом мама глядела в вечернее небо, где равнодушно щерилась плоская луна. Рядом, уткнувшись лицом в асфальт, замер отец.
– Цапа, – прошептала она, ужаленная внезапной догадкой, – пожалуйста, не умирай…