18 марта 1871 г. восстал Париж, образовав Коммуну, которой на время удалось захватить власть в городе. Центральный комитет Коммуны в предвидении вооруженного конфликта с версальскими войсками 24 марта призвал на помощь Гарибальди, который единодушно был избран генералом-аншефом их небольшой армии. Но Гарибальди, всегда мгновенно откликавшийся на призыв сражаться, не присоединился к коммунарам. В ответном письме с Капрера, датированном 28 марта, он объяснил, что здоровье не позволяет ему приехать в Париж и взять на себя командование[16].
Действительно состояние здоровья Гарибальди после испытаний, перенесенных им зимой во Франции ухудшилось. Но это ли было главной причиной его отказа присоединиться к восставшим и даже возглавить их? Он сочувствовал коммунарам, но это не мешало ему видеть, что они в меньшинстве, что их восстание чревато гражданской войной. В 1870 г. он откликнулся на призыв французского правительства и был готов бороться с французами против пруссаков, но не с французами против французов. "Революционность" Гарибальди не выходила за пределы этих границ. Он придавал национальным проблемам исключительную важность. Так, он написал своему сыну Риччьотти, оставшемуся во Франции:
"Следи внимательно за начинающимся движением коммун. Если ты увидишь, что оно может привести к возобновлению военных действий против пруссаков, я разрешаю тебе принять в нем участие. И запомни, как только я узнаю на Капрера, что ты присоединился к коммунарам, я немедленно приеду, чтобы быть вместе с тобой. Но если это движение выльется только в борьбу французов с французами – не вмешивайся".
К Коммуне Гарибальди не присоединился, а остался на своем острове. Он находился в курсе всех событий, отвечал на многочисленные письма, но поглощен был сельскохозяйственными работами. В то время он создал ряд проектов хозяйственных усовершенствований, предлагавших колонизацию новых земель, работы по мелиорации римской равнины и осушению болот. Он не был отстранен от активной политической деятельности: его избирали депутатом почти всех законодательных палат, начиная с 1874 г., но он сам не хотел принимать участия в их заседаниях, заявляя, что в парламенте будет выглядеть "экзотическим растением".
В поместье на острове Капрера он прожил последние годы жизни, поддерживая активную переписку с множеством корреспондентов. За это время он составил свое политическое завещание, написал окончательную редакцию "Мемуаров", создал роман "Тысяча", рассказывающий о его знаменитой экспедиции. Его перу принадлежат еще несколько художественных произведений: "Клелиа, или Правительство священников" (в России его издали через несколько месяцев после выхода в свет в Италии, но под другим названием "Иго монахов, или Рим в XIX столетии"); "Доброволец Кантони" (1870). Страдая от мучительного артрита, лихорадки, ревматизма и других болезней, передвигаясь с большим трудом, прославленный герой пытался литературным трудом заработать на жизнь себе и своей семье. Человек гордый и независимый, лишь за несколько лет до кончины он с болью в сердце согласился, наконец, принять давно предлагавшиеся ему единовременную денежную помощь и ежегодную пенсию от итальянского правительства. Незадолго до смерти, будучи уже тяжелобольным и не имея возможности передвигаться без посторонней помощи, он совершил триумфальную поездку в Сицилию, которая еще раз продемонстрировала его огромную популярность среди простых людей Италии. Умер Гарибальди 2 июня 1882 г. и был похоронен на острове Капрера. На его смертном одре лежали две книги, которые он держал в руках перед последним вздохом: томик с изданием поэмы Фосколо "Гробницы" и альбом с портретами 1117 героев сицилийского похода.
Весь жизненный путь Гарибальди можно разделить на два неодинаковых по своей протяженности периода. Гранью между ними может служить важнейшее событие для Д всего итальянского народа и для европейской истории – окончательное объединение Италии, которое было целью жизни Гарибальди, о чем свидетельствует множество его ранних высказываний. Борьбе за освобождение своей родины от власти тиранов, под которыми подразумевались австрийское, а после 1849 г. и французское правительство, а также папство, он посвятил всю свою жизнь. Следует отметить, что именно этой "святой цели" – объединению Италии – были подчинены в той или иной степени все поступки Гарибальди. В воспоминаниях он писал: "Я привык подчинять любые свои принципы цели объединения Италии, каким бы путем это ни происходило". Отсюда следует, что нельзя на основании того, что Гарибальди действовал в союзе с теми или иными силами (с мадзинистами или с монархией во главе с Виктором Эммануилом II) говорить о его принадлежности к этим различным течениям итальянского Рисорджименто. И более того нельзя утверждать, будто бы он когда-либо полностью разделял революционно-демократические или монархические взгляды. Несмотря на то, что Гарибальди не писал теоретических статей и редко выступал в парламенте, все же можно говорить о наличии у него собственной политической программы, к рассмотрению основных положений которой автор и перейдет.
Джузеппе Гарибальди посвятил жизнь «борьбе за Италию объединенную и свободную от деспотизма». Под политической тиранией и деспотизмом он понимал насильственное правление меньшинства. Так, обращаясь к рабочим Пармы в 1862 г. он объяснял это следующим образом: «Представьте себе, что нас 100 человек. 80 из нас хотят одного правительства, а 20 – другого. 20, которые насилуют волю 80. – это и есть деспоты, тираны». Вплоть до окончательного освобождения всех областей Италии от власти австрийцев, а именно они для Гарибальди были тиранами, угнетавшими итальянский народ и мешавшими объединению страны. К вооруженной борьбе против австрийских и французских войск, занявших его родину, он призывал своих волонтеров во время военных кампаний 1859–1860, 1862, 1866–1867 гг. Ненависть Гарибальди была направлена и против внутренних деспотов, олицетворением которых был римский папа. В папстве Гарибальди видел одно из главных препятствий на пути к объединению и возвышению Италии. Он подчеркивал антинациональную роль папства и католического духовенства, утверждая, что «священники – подданные иностранного господства и орудие в его руках». Гарибальди, будучи масоном, так выражал свое отношение к религии: «Я за веру в Бога, но не за веру в священников, потому что Бог хочет, чтобы все люди стали братьями и были счастливы, а священники вовлекают нас в ад». На протяжении всей жизни Гарибальди оставался верен своему антиклерикализму, завещая сжечь свой прах, а не хоронить по церковным обрядам (завещание это, правда, не было выполнено).
Итак, важной частью его жизненного кредо была борьба против деспотизма за свободу – "этот наиболее драгоценный дар, которое провидение дало народам", а также за республику. По утверждению самого Гарибальди, он всегда оставался республиканцем "в сердце", хоть ему не раз и приходилось идти на союз с монархией для достижения своей главной цели – объединения и возвышения Италии. Под республикой он понимал систему управления, поддерживаемую большинством, таким образом, противопоставляя ее тирании, при которой народ угнетается находящимся у власти меньшинством. Во взглядах Гарибальди прослеживаются отдельные черты сходства с политической теорией государственного деятеля и мыслителя Флоренции эпохи Возрождения Никколо Макиавелли, названного в "Мемуарах" наряду с Данте и Петраркой одним из "наших великих мужей".
Конкретные представления Гарибальди об организации республиканского строя были на первых порах его деятельности еще очень неопределенны и базировались в значительной степени на античных образцах. Опасаясь, что деспотия может получить перед республикой "преимущество концентрации власти", Гарибальди на протяжении нескольких десятилетий развивал также своеобразную теорию выборной республиканской диктатуры, которая должна учреждаться в кризисные для нации периоды и на время которой нация всеобщим голосованием передает власть "лучшему из граждан". Теория республиканской диктатуры также подкреплялась у Гарибальди античными реминисценциями, ссылками на диктаторов древнего Рима. Именно на эту теорию указывал позднее Муссолини, утверждая, что он продолжает "гарибальдийскую традицию". Но как писал Мак Смит: "Гарибальди, хоть и был сторонником временной диктатуры, не мог желать установления режима, подобного фашистскому". Что именно Гарибальди понимал под диктатурой и почему считал ее необходимой, объясняет его политическое завещание, в котором он писал:
"В Италии со временем должна быть провозглашена республика, но нельзя доверить ее судьбу пяти сотням докторов, которые, оглушив всех своей болтовней, приведут страну к гибели".
Здесь он явно осуждает парламентаризм, на своем собственном опыте убедившись в невозможности провести свои проекты и предложения через парламент, депутатом которого избирался много раз. В завещании Гарибальди предлагал ввести диктатуру на время, пока в Италии не утвердится свобода, и самому существованию итальянского государства не будут больше угрожать могущественные соседи, только тогда, по его мнению, диктатуре придется уступить место республиканскому правительству.
Борьба итальянцев за свободу должна была, по представлениям Гарибальди, вестись силами всего народа, т. е. всей нации, и он не раз говорил о ней как о борьбе, в которой замолкают частная ненависть и раздоры, и "все классы граждан подают друг другу руки… чтобы защищать общий дом – свою родину". Гарибальди, действительно, выступал за союз с различными политическими силами и был готов действовать вместе с правительством Кавура и королем Виктором Эммануилом на благо Италии, о чем не раз писал, когда его обвиняли в промонархических взглядах. Позднее он выступал также против раскола в демократическом лагере, предлагая "объединить в один кулак различные демократические и рабочие организации, масонские братства и другие общества на основе общего стремления улучшить положение Италии". Гарибальди был автором множества прокламаций, обращенных к итальянцам, живущим в различных областях страны, к городскому населению и к крестьянам. Он был ближе к народу, чем Мадзини, который встал во главе итальянской интеллигенции. Гарибальди же возглавлял народную струю в итальянском Рисорджименто, что отмечалось большинством исследователей этого периода истории Италии.