Улыбайся!
Натали сделала ей куцую чёлку, затылок вовсе сняла под гребёнку, на макушке оставила сантиметра три и выпустила прядки на висках длиной до мочки уха. Пол-Грайни, не меньше, осталось лежать на полу.
А ведь и вправду стало лучше, будто косы были грузом, давившим на плечи. Брови поднялись удивлёнными чёрточками, обрисовались скулы, линия подбородка и угловатых плеч намекала па прелесть девушки, которой Грайни могла бы стать. Взглянув на себя в зеркало, девочка недоверчиво засмеялась:
— Прикольно!
— Как ты себя чувствуешь? — пришлось набраться духу, чтобы задать этот вопрос.
У неё морщинки на щеках. А ещё два дня назад были ямочки.
— Так, будто каждой моей клетке наплевать па остальных. Да и на себя тоже. Ещё колышутся, пульсируют, мембраны сокращаются, но лениво. Скучно им. Мне всё время хочется спать. Не надо меня утешать, мэм. Или как правильно — миледи? Они ведь не садисты: всё будет быстро, чисто и совсем не больно. Вы уж простите, но я думаю, что мне повезло. В хосписе все чужие, профессионально вежливые за свою зарплату. Конструкторы столько в меня заложили: неужели, вы думаете, они не позаботились, чтобы мне не было страшно?
— А Мари? Она знает?
— Мари знает только то, что ей следует знать.
— Дети, они ведь довольно жестоки со своими игрушками? Мари…
— Только до тех пор, пока не знают боли. Мари не должна знать… ну, про меня. Вы ведь не скажете? Ничего хорошего из этого всё равно не выйдет. Что нам за счастье, если она наговорит отцу злых и обидных слов?
Самое страшное, если девочка Мари Люссак, услышав правду, скажет: ах, вот как? А я-то и не знала. Ну, значит, так тому и быть.
Мне очень хочется вывернуть Люссака наизнанку. Мои расстрельный список растёт.
— Нет ничего недостойного в том, чтобы привязаться к роботу, — сказала Грайни. — Стыдно путать его с человеком.
Натали поспешно отвернулась к мониторам, сообразив, что, как и большинство Грайниных фраз, в этой два, а как бы и не три смысла. Стыдно — кому? И кто решил, будто должно быть стыдно? Это Люссаки определяют, что считать человечностью? И кем они сами себя считают?
— О! Вон они возвращаются!
Две слепящие точки росли на тёмной долине. Это фары. Натали нагнулась убрать состриженные волосы, а когда покончила с ними, Кирилл уже выходил из шлюза.
— Вот здорово! — воскликнул он с порога. — Ещё одна девочка? А та где?
Норм стоял у него за плечом, как тень, почти невидимый в глубине: лампочку в шлюзе так и не поменяли. Только глаза его блестели.
— Спасибо, — сказал он, проходя мимо. — Вы дали ей, наверное, день. Она сияет.
Это были первые слона, сообразила Натали, сказанные им после… Ну, в общем, после.
Тогда-то он просто сгрёб Игрейну в охапку и, невзирая на беготню и крики вокруг, что-де там душно и тесно, перенёс её к себе в «сундук», на нижнюю койку. Границу провёл. Если у вас, людей, достаточно такта, вы не переступите её.
— Нас это вполне устроит! — заявила Игрейна, вывернув голову над его локтем.
Потом он забрал её вещички и сидел подле неё две ночи. Люди, правда, тоже не спали из-за нервов, попеременно ломясь в «сундук», — мол, не надо ли чего? — пока гард из приоткрытой двери не рявкнул шёпотом: дайте ребёнку спать, больше от вас ничего не требуется. Продукт, оплаченный Люссаком, весь вышел, она теперь моя,
И вот эта трещина начала затягиваться. Попробуем заново? Те же фигуры, правила — другие?
— В старые-престарые времена на одну планету напали драконы. Они прилетали из космоса, из секторов, которые числились необитаемыми, и норовили сжечь цветущий мир своим огненным дыханием.
— Зачем?
— Ну… зачем захватывают миры? Они хотели поселиться там и сделать его удобным для себя. Для этого им надо было уничтожить всех людей этой планеты. Но король этого мира собрал своих рыцарей и повелел им сражаться с драконами не на жизнь, а на смерть. До тех пор, пока одна сторона не ляжет под тяжестью потерь.
— А принцесса там была?
— Принцесса? Да, конечно. Она любила одного рыцаря и всё смотрела вверх и надеялась, что он её спасёт. Рыцарь был герой, первый среди равных, все его любили и шли за ним в бой с весёлой песней. Он убивал драконов, но драконы убивали его друзей, и рыцарей становилось всё меньше.
— А король? Он что, так и сидел рядом с принцессой и тоже надеялся, что его спасут?
— Ну что ты! Когда казалось, что всё пропало, король надел доспехи и тоже пошёл убивать драконов. И все воодушевились, у всех появились новые силы. Но когда они победили драконов и стояли посреди своего отвоёванного мира, обращённого войной в дымящиеся руины, и снимали свои доспехи, от которых так устали за время битвы, оказалось, что в доспехах того первого рыцаря…
— Ланцелота?
— Ну… пусть Ланцелота… никого нет. Они были пусты. Драконы убили его намного раньше, одним из первых. Просто дух его был настолько силён… и он знал, что никто, кроме него, не спасёт планету и принцессу. Он очень хотел жить, и он знал, что должен делать. А потому пустая перчатка сжала меч, и он ринулся убивать врагов по новой, уже не боясь смерти, которой для него больше не было.
— История основана на реальных событиях, — пошутила Игрейна. — В видеодрамах всегда так пишут. «Хотел жить» — это главное. Вот этого у меня нет. А принцессу жалко.
Даже минимальный размер спецодежды оказался чересчур велик. В качестве тёплого белья сгодились домашние рейтузы с начёсом и толстовка, но вот свитер болтался, как на пугале, брюки из теплоизолирующей ткани пришлось подвернуть и стянуть ремнём на талии, заправив внутрь всё, что можно. Выходя наружу, — а не сидеть же под каменным сводом, когда Сив переливается голубыми бриллиантами! — Натали надевала куртку с подогревом, шерстяную маску, шлем с наушниками из той же ткани, что и штаны, неуклюжие мужские перчатки и очки-полароиды. Без них ослепнешь от блеска снежной равнины. Удивительное дело: на Сив совсем нет льда. Только колкий рыхлый снег, пересыпаемый ветрами. Слезинка замерзает на реснице прямо под маской. Превращается в алмаз.
Сохранить эту красоту в памяти, а потом рассказать Брюсу. Но сначала — девочке, что лежит внизу. Для Грайни в складах шахты не нашлось ничего, и ей приходилось лежать там, в сухой и чистой комнатке, глядя на мир только через мониторы слежения. Большую часть времени с ней сидел Норм, но иногда Натали его сменяла. Глаза у него были красные: не похоже, чтобы он спал. Сильнее всего он смахивал на человека, который мучается, но ничего не может придумать.
— Мы не знаем технологии, по которой происходит запуск механизма самоликвидации. Секретная разработка Шебы, которую они не спешат публиковать, чтобы сохранить монополию на производство уникального товара. Известно только, что традиционная человеческая медицина тут бессильна.
— Действительно нет такого, чего бы они не сделали за деньги?
— Они могут всё, — сказал Норм, поразмыслив. — Они аккумулируют самые экзотические технологии, скупают специалистов по всем мирам. «Суперсолдат», о котором я знаю больше всего, был только начальным проектом, с ним они заявили о себе на рынке. Сейчас их, насколько я понимаю, интересуют частные заказы.
— Могла бы Игрейна стать таким частным заказом?
— У нас мог бы быть шанс, если бы мы вышли непосредственно на конструктора. Они… не такие уж плохие люди, доступны всему человеческому, с ними можно разговаривать, оперируя категориями этики и милосердия. Если бы мы нашли анонимного автора Игрейны, он бы нам, может быть, помог. Человек, создавший умную и добрую девочку, он ведь не может быть жестоким и равнодушным?
— Почему мы медлим?
— Спросите вашего друга, он скажет, что лететь туда — пять дней. У нас их нет. Но даже если бы и были, мы никогда не выйдем на исполнителя. На Шебе они живут уединённо, погружённые в себя, общаясь только друг с другом и со своими созданиями. Это политика фирмы: считается, что она стимулирует творческий процесс;. Внутри изолированного комплекса, который показался бы вам картинкой из будущего, они творят жизнь по своей прихоти. Связь между ними и заказчиком осуществляет администрация. Распоряжается творческой энергией одних и управляет другими, снисходя к их желаниям, которые — вы только подумайте! — могут быть исполнены за приличные деньги. Управляя желаниями людей, они правят самими людьми, а управляя богатыми людьми, они правят миром. Привратники богов!
— Непризнанные гении, талантливые студенты, явные безумцы, которым отказано в финансировании, — вы среди них искали?
— Такие все на Шебе. Центр экспериментальной генетики скупает их по дешёвке. Вы не представляете, какая там очередь из магнатов, получивших женщину своей мечты с оговорённым сроком жизни! Когда они подписывают контракт с изготовителем, они сомневаются: вдруг встретят лучше. Вдруг — опять не то! И что, всю жизнь с ней маяться, с секс-игрушкой, наскучившей-ненужной-нелюбимой? А на Шебе делают хорошо! Там учитывают такое, чего заказчик и сам о себе не знает. И когда приходит срок, и они теряют самое дорогое, и сломя голову мчатся — спасите, остановите, обратите процесс! — знаете, что им говорят? «Зайка сломался? Купите нового!» Маркетинг.
— Норм… вы никогда не хотели уничтожить… это гнездо ереси и греха?
— Уничтожить? Люди делают шаг, а слов, философии, страхов наворачивают на год световой. Да мне, представьте, нравится то, что они делают. Лучшие, кого я знал… ну, вы понимаете, о ком я… вышли из их лабораторий. Не было бы Игрейны — да я и представить себе такого не могу.
— Она умрёт?
— Да. Как вы не понимаете: жестоко мучить её, придумывая отчаянные планы спасения, которым не суждено… Прекратите досаждать ей тем, что нужно вам, а не ей. Нам… э-э-э… импонирует, что вы не можете с этим примириться, но у вас есть обязательства перед сыном. Тут мы ничего не можем сделать. Попытаемся сделать там.
— Знаете ли вы, что представляла собою Сив, Натали? — Кирилл сидел за мониторами диспетчерской в полутьме и даже не обернулся, увлечённый делом. — Это был один из нескольких глаз Зиглинды, огромная пассивная станция слежения. Одна из нескольких в секторе. Очень Большая Антенна. Провода уложены на поверхности планеты, которая помимо этого мало на что годна. Передающие станции, конечно, уничтожены бомбардировками, но собираемый сигнал никуда не делся. Разве что слепые зоны в поражённых местах. Нам они не помешают, движущийся объект не может всё время нахо