диться в зоне невидимости. А резервные терминалы — вот они. Когда «Инсургент» войдёт в пределы системы, мы его увидим.
Натали остановилась в дверях, прислонившись к косяку. Ей казалось, что Кирилл пытается лепить из сухого колкого снега. Но он единственный здесь хотя бы пытался.
— Есть у вас криокамера? — спросила она. — Если проблема лишь во времени, мы могли бы затормозить биологический процесс Грайни до тех пор, пока…
Пока — что? Пока мы не найдём способ? Предполагается, что сперва мы нагоним «Инсургент», спасём детей, а после когда-нибудь займёмся следующей проблемой? В глубине души мы уже решили, что важнее, и только самим себе стыдимся в этом признаться.
— Нету у меня криокамеры, — ответил их капитан. — На судне с персоналом менее пятидесяти единиц, согласно Единому Уставу Космогации, криокамера не обязательна. К тому же обычно я летаю один: случись что, и никто меня туда не засунет. Если бы я знал, что для неё сделать, я бы сделал просто потому, что так было бы правильно.
— Что с Вратами Валгаллы? — спросила она. — Мы их никак не можем использовать?
— Для Игрейны? Во что вы предлагаете её сохранить? В плюшевого мишку?
— Не будьте циничны, умоляю вас.
— Я не циничен. Этого проекта более не существует. Я его закрыл.
— А технология?
— У меня была Служба Безопасности. Она обо всём позаботилась. Мы уничтожили оборудование, документы… носителя идеи тоже нельзя было выпускать в большой мир. Новых Назгулов не будет. Некоторые вещи нельзя делать с людьми.
— А это? Это вот — можно?
— Мы сделали девятерых, и я имею представление о процессе. Нельзя пробудить человека в вещи, если в нём недостаточно жизненной силы. Норм бы выцарапался, в солдате есть эта жилка — выживать. А в Игрейне хватки нет. Да и в чём бы тут её пробудить? В антенне? Или Норм одолжит своё великолепное тело для маленькой девочки? Как вам эта идея? Он-то, думаю, согласился бы, но… Повторюсь: нельзя делать некоторые вещи. Честнее и проще верить, будто все роботы попадают в рай.
Последние несколько часов настолько утомили Натали бездеятельным ожиданием, что теперь она всей душой хотела одного: чтобы это кончилось! Норм заперся с Игрейной и никого туда не пускал, Кирилл дневал и ночевал у мониторов, сканируя радиочастоты, и только она одна слонялась как неприкаянный дух.
Где-то есть воздух, где-то есть свет и голубая ширь, распахнутая во всё небо. Трудно поверить в это здесь, под нависающими над головой тоннами серого камня. Наскоро выглаженные своды, иласталевые рёбра крепи, извращённое эхо, блуждающее в бесконечных штольнях и штреках, куда Натали не отваживалась заходить. Во-первых, освещение там включалось не с основного, а с дополнительного пульта, а во-вторых, ей было совершенно нечего там искать. Оттуда шли потоки воздуха — временами ледяные, а иногда тёплые, вливались в Большой Коридор, создавая на перекрёстках причудливые завихрения. «Закрыто! Опасная зона!» — щиты с такими надписями перегораживали норы, уходящие вниз и во тьму. Предупреждения, которые только раззадорили бы мальчика одиннадцати лет, но женщина среднего возраста уже знает своё место. У неё уже есть круг интересов и обязательств, из которого не рекомендуется выходить. Всё остальное — «не её ума дело».
Она больше, чем когда-либо, жаждет убить Минотавра, но Минотавр ей не по зубам.
Мы как-нибудь вернём тебе сына, но будет лучше, если при этом ты не станешь путаться под ногами.
Вот только почему-то Натали казалось, что Норм, потупив голову, бредёт по чёрной полосе своей жизни, причём сослепу — вдоль, а Кирилл поглощён азартными играми с Зиглиндой. А Брюска у обоих где-то между всем этим.
Чуть выше по основному ходу открылась и закрылась дверь: свет перемигнул, и Натали на некоторое время потеряла способность видеть в полутьме Большого Коридора, свернула влево, в первое попавшееся ответвление, прошла несколько шагов и остановилась там, чтобы глаза привыкли. Ни на кого из спутников ей не хотелось тупо моргать.
Мимо прошёл Норм: она узнала шаги. Более тяжёлые, чем у Кирилла, но в то же время — более мягкие и упругие. Куда это он и что за свёрток у него на руках, такой… неожиданно небольшой? Ах да.
Чёрные и серые тени обступили Натали, когда она решилась последовать за Нормом, ступая беззвучно и в благоразумном отдалении. Это, может быть, не нужно Игрейне и Норму тоже в его скорбном бесчувствии, но, как он когда-то справедливо заметил, это нужно ей. Норм шёл с маленьким фонариком, в скудном ореоле пыльного света, а она держалась звука его шагов, не допуская и мысли, что может сбиться с пути. Он не оглядывался: если и слышал, ему было всё равно.
Просторный зал, куда выходили жерла печей, служил, видимо, в прежние времена бойлерной. В одной из тёмных пастей Норм бережно разместил свою ношу, завёрнутую с головой в одеяло, пустил и зажёг газ — котельная, построенная в первые времена горных разработок на Сив, работала на природном метане — и сел на пол, не закрывая заслонку. Натали осталась в дверях, смотря то вместе с ним на огонь, то на его тёмное лицо, видимое вполоборота.
Кремация — самый привычный в Галактике способ похорон, но в подобном исполнении он выглядел варварски. Жар от печи достигал дверного проёма, Натали казалось: он опаляет ей ресницы, а спину подпирал холодный воздух пещер. Норм, находившийся к огню несравненно ближе, непонятно как выдерживал это пекло. Впрочем, и по его лицу заструился пот. Похоже, он намеревался сидеть тут до последнего, пока не придёт время выключить печь. И где-то среди всего этого был Бог. Его, как биение пульса под пальцами, ощущаешь… в какие-то времена.
Робот на воле, без руководства, без правил, один. Что теперь?
Её собственное «теперь» наступило сию секунду: завибрировал наручный комм. Норм дёрнул щекой.
— Натали! — выкрикнул голос Кирилла. — Куда вы запропастились? «Инсургент» только что вошёл в систему. Он здесь!
— Вы уверены, что это он?
Натали перегнулась через плечо Кирилла, хотя цифры на мониторе ни о чём ей не говорили. Чтобы их читать, нужно штурманское образование. Норм, вошедший неслышно следом, нависал сверху. После доскорбит. Настало время простого и отрадного мочилова.
— Как если бы он мне доложился. Масса соответствует. Точка входа — соответствует. Время, в конце концов, тоже соответствует: у нас была фора.
Это было начало. Потом словно вихрь подхватил их, Натали смутно помнила полёт по ослепительной равнине, накрытой голубым куполом, два крыла колкой снежной пыли по обе стороны: сама планета крутилась навстречу, ложилась под полоз, убегала назад. Сив, кажется, накренялась, катая их, словно горошину на блюде, и грохот крови в висках заглушал рёв мотора. Разреженная атмосфера Сив и рафинированная смесь в дыхательном аппарате выключили её вестибулярные механизмы, наречный ветер выдул из головы мысли, а из груди — душу, и в седле Натали оставалась только благодаря тому, что обхватила Кирилла за пояс. Норм на своём снегоходе далеко их обогнал. Как ему это удавалось при равных мощностях двигателей и педалях, выжатых до отказа, — уму непостижимо, ведь в паре со своей сумкой он был много тяжелее, чем Кирилл в паре с Натали. Наверное, робот интуитивно лучше распределял вес. Смысла в том, чтобы оказаться у шлюза «Балерины» первым, было немного, но, видимо, ему до смерти приспичило пострелять по реальной цели.
Следующая картинка, на которой Натали включилась, была уже внутри корабля. Она проскочила в «свою» комнату, на ходу стаскивая с головы шлем, а с лица — очки и респиратор, и вот эти уродливые мешковатые штаны — тоже. Остальное подождёт. «Балерина», к слову сказать, выстыла за то время, что стояла пустой, так что огромный форменный свитер, рассчитанный на монтажника или оператора-проходчика, некоторое время будет весьма уместен.
Мужчины в рубке избавились только от курток и шапок, и даже маски всё ещё висели у них на груди. Заняли собой весь полезный объём, и для Натали только в дверях нашлось место. Кирилл набирал программу подготовки к взлёту, Норм, небритый, согнувшись, разглядывал мониторы. У нас тут, однако, штаб.
— Сколько у нас времени?
— Часов десять до точки встречи.
Норм выпрямился и хрустнул пальцами: на лице его было написано разочарование. Готов был драться прямо сейчас, потом — перегорит.
— Норм, — сказала Натали. — Почему бы вам не поспать? Вы — наша основная ударная сила.
Тот потёр подбородок, видимо, собираясь возразить, укололся, удивлённо посмотрел на свою руку и промолчал.
— В самом деле, — поддержал её Кирилл. — Шёл бы ты… А ну как подведёт нас твоя биология в нужный момент?
— Не подведёт, — буркнул Норм. — Подготовиться же надо. Догоните вы его, и что вы будете с ним делать? Руками за пушки хватать?
Натали поглядела на капитана встревоженно. В самом деле…
— Тебя позову. А до тех пор ты мне не нужен. Вольно.
Натали тоже прилегла, не раздеваясь, поверх лоскутного одеяла, пообещав себе полчасика покоя, но в тепле и темноте жилого отсека ею завладели тревожные сновидения. Ей снилось, что она не спит, что дверь отодвигается и входит Игрейна, а потом — Брюс, но снаружи его окликает Мари, и голос у неё капризный и недовольный. Сын мнётся на пороге, покуда мать не позволяет, почти приказывает ему идти. Вместо него появляется кто-то высокий, чьи плечи загораживают весь свет, проникающий снаружи. Рубен? Он ведь на самом деле не… доспехи оказались пустыми… Или Норм? Стоит, смотрит, что-то там думает. Она ведь, в сущности, не возражает, если кто-нибудь просто посидит с ней сейчас, разделит её одиночество и таким тоном скажет, что всё будет хорошо, чтобы она поверила… и совсем неплохо, если это окажется мужчина. Но вот тут она не поверила и проснулась: никогда Норм не сунется к ней на порог после того, как Кирилл расставил нужные акценты. На территории Кирилла. Под бдящим взором Кирилла. Это между нами… убито. Да и времени нет. И настроения.
Кирилл торопился: «Балерина» разгонялась в форсированном режиме, и это чувствовалось невзирая на все усилия гравигенератора, исправно создававшего стандартное противополе для компенсации перегрузки. Казалось, будто векторы борются прямо в ней, в Натали: кто г