залетали, Император отвалил на катере, как только Норм просигналил ему, что операция успешно завершена.
Скорее всего, это было уже на Сив, где они выгрузились бестолковой толпой и поспешили укрыться в тёплых подземных и (подзимних!) норах. Устали смертельно — все! — но находились в том бешеном возбуждении, что не позволяет сомкнуть глаз.
— А Игрейна где? — спросила Мари, выдержав первую волну заразительной общей радости.
Справедливости ради следовало отметить, что объятий и поцелуев досталось ей чуточку меньше, чем Брюсу, стоически переносившему приступ пылких чувств. Натали, конечно, её тоже обняла и поцеловала, но затем — отпустила, тогда как Брюса продолжала прижимать к себе. Игрейна тут была бы как нельзя кстати. Кстати пришёлся бы любой, кто не дал бы Мари Люссак почувствовать себя довеском, спасённым так уж, за компанию. Не Норму же, большому, хмурому и уставшему мужику, проявлять бурные чувства.
— А? Куда вы её дели? Ссадили где-нибудь на планете? Не детское дело и всё такое, да?
Норм взглядом попросил помощи.
— Игрейна… — сказала Натали и смолкла, лихорадочно вспоминая обещания, данные «кукле». — Э-э-э… уехала. Её контракт закончился, а нам попался… попутный корабль, который следовал туда, где она сможет заключить новый договор. Мы решили, что это счастливый случай… Она просила вас, Мари, извинить её.
— Не слишком красиво с её стороны. — Мари скривилась в гримаске. — Мы столько времени были вместе, она была мне… как сестра. Даже лучше, потому что мы никогда не ссорились! Она… она даже не соблаговолила выяснить, чем для меня всё это кончится, с пиратами. Могла бы и задержаться на пару дней, мы с отцом что-нибудь придумали бы ей с новым местом. Неужели отец прав: те, кого мы нанимаем за деньги, сделают не больше, чем им оплачено? Норм, ведь это не так? — Принцесса посмотрела на гарда с отчаянной надеждой, будто бы он один способен был спасти её веру в людей. — Не всегда — так? Вот вы…
— Не надо плохо думать об Игрейне, — сказал её рыцарь-герой. — Я не видел большего мужества и благородства души. Никто больше неё не заслужил, чтобы образ его хранили в сердце.
— Да вы так говорите, словно она умерла! — вскинулся Брюс. — Уехала и уехала. Не собственность, в конце концов, имеет право решать. То ещё удовольствие: дёргаться за нас и психовать. Хотя, если честно, я бы её повидал. Она классная.
Слава богу, эти дети ещё не узнают за словами смерть.
— Могу я, — сказала Мари тоном приветливой, воспитанной девочки из хорошей семьи, и один бог знал, как дорого ей это далось, — откуда-нибудь позвонить папе?
— Натали, — позвал Кирилл с порога.
Женщина взглянула на него недружелюбно: она была занята. В сотый раз она вытягивала из сына, как оно было, и изумлялась тому, что Брюска, которого в иные дни не заткнуть и который бывал не прочь приврать что-нибудь про приключения, становился замкнут, когда речь заходила о том, что случилось на самом деле. Он вырос. Вырос…
— Натали, — повторил Император, когда она вышла к нему и остановилась на пороге. — Я не очень тактичный человек. Я никогда в точности не знаю, когда правильнее сказать, а когда — смолчать. Ну… у вас был случай это заметить. То, что я хочу вам сейчас сказать… в общем, на самом деле я не хочу, но думаю, что надо. Чёрт! Наверное, даже и не надо. От этого произойдут только мучения и сложности и ничего по-настоящему правильного… конструктивного. Но, думаю, я должен. И, наверное, вы должны это выслушать. И увидеть. Брюс не простит ни вас, ни меня… Я сам себе не прощу, если мы разминёмся в двух шагах, сделав вид, будто чего-то никогда не было. Одним словом, пойдёмте со мной. Вы всё увидите сами.
Придерживая Брюса за плечо, — она нуждалась в осязаемом доказательстве того, что сын вернулся к ней, — Натали вслед за Кириллом вышла в широкий центральный коридор и двинулась вниз, в глубь шахтного комплекса. Завихрения воздуха, как невидимые духи, касались её лица и волос. Сын оглядывался недоумённо: и этот путь, и эти фокусы были для него внове.
Не менее получаса спуск влёк их вниз, пока путники не оказались в просторной, скудно освещённой пещере — полости в скале, чем-то похожей на ангар.
Чем-то?
Господи! Это они.
— Привет, ребята! — сказал Кирилл, обращаясь не к Натали с сыном.
— Здравия желаем, чиф, съер, — ответили вразнобой, и Натали вертела головой, пока не обнаружила динамик на ближней стене. Как просто. А мы-то передавали друг дружке наушники. — Как там наверху?
— Холодно, — Кирилл улыбался во весь рот. — Я вижу, вы не вылетаете. На воротах этакая бородища инея! Вольно, ребята.
— Дык… Холодно там! А ну как смазка загустеет, батареи сядут. Атмосфера опять же, гравитация… И вообще, вдруг бой — а мы уставши?
— Ну-ну, расскажите мне про смазку. При кельвиновом нуле летали, а тут — загустеет? Не грузите мне вакуум, Пятый. Эгиль?
— Не сочтите за дерзость, само собой. Вы к нам нынче с гостями? Вы нас представите?
— Щас, разлетелись. А Первый у нас где? Опять в опере? Свистните ему в наушник, потом дослушает.
— Забирайте выше, съер. Первый у нас нынче балуется теоретической физикой. Теоретически. Как вы думаете, ему дадут второе высшее? Диплом, а дальше, может, и степень?
— Нет, я тут. Смотрю. Я не думал, что вы решитесь. Я имею в виду всех вас.
Брюска застыл на месте, и только поворачивался от одной боевой машины к другой. Брови мальчишки остановились где-то посередине лба.
— Это они? Чёрные Истребители Зиглинды? Назгулы!
Слава тем, кто способен летать без намёка на гибель,
Благо им проноситься по синему гладкому небу…
Натали медленно шла вдоль ряда Тецим-IX. Они казались огромными: двенадцать метров в длину, четыре метра по выступающим точкам стабилизаторов. Они проплывали над головой, как стремительные хищные рыбы: только вытянутой рукой, пальцами достанешь холодное гладкое брюхо.
И нет ничего красивее. Эй, Патрезе, как насчёт этих нулей, приписанных к Империи справа?
— Ну, здравствуй… Рубен. Как ты?
Анатомически у Тецимы нет глаз. Но и так ясно, куда он смотрит.
— Мой? Это он и есть?
Цепкая материнская рука поймала Брюса за плечо. Сюда. Прочее потом.
— Как это? — спросил мальчишка, будто глазам своим не верил. — Кибернетические высокотехнологичные боевые модели? Искусственный разум?
— Объяснишь ему, Кир?
— Что ж, попытаюсь. Нет, Брюс, это не кибернетика. Кредо Зиглинды не допускало психологической зависимости человека от электроники. При прежней власти — назовём её так — доступ граждан к цифровым технологиям был ограничен. Я имею в виду — рядовых граждан. Тебе, как гражданину Новой Надежды, трудно объяснить целесообразность подобной политики: у вас права и свободы. Там, в каждом из них, — человек. Кадровый офицер, пилот с боевым опытом.
— Ты, твоё Величество, ещё скажи: скелет в ложементе.
— Не скелет? — уточнил Брюс. — А что?
— Сознание. Разум. Душа. Говорят, ещё чувств разных до кучи. Этот вон даже женился. Понравился, стало быть.
— Это твой отец, Брюс, — сказала Натали.
Мальчишка медленно закрыл рот и длинно, выразительно сглотнул.
— Даже пригласить посидеть некуда, — сокрушённо пожаловался Назгул. — Разве что в кокпит, по старинке. А?..
Показалось или он подмигнул? Движения и интонации Первого удивительно легко интерпретировались в человеческие жесты и мимику, оставляя всех в замешательстве: как он это делает? Блистер он сдвинул, словно приподнял бровь, и Натали, чувствуя себя до крайности неловко, огляделась в поисках лесенки.
Кирилл сделал то же самое, всем телом вздрогнул, метнулся взглядом обратно и осознал, что произошла катастрофа. Происходит в эту самую минуту, пока все они стоят задрав головы, ищут нужные слова, млеют, воссоединяются семьями, и прочая и прочая сладость и радость…
В устье пещеры-ангара стоял Норм. Человек Люссака. Ну… не человек… но несущественно в данном контексте. Стоял и пялился, и лицо у него было в точности как у Брюса, включая приоткрытый рот и совершенно круглые глаза. Вот только этот видел Назгулов в бою, знает, что они такое, и… и что всего одно слово кому надо — и ему никогда больше не придётся работать по найму.
Девять машин класса Тецима, законсервированных и незатейливо упрятанных под самым фонарём. Сиречь под носом Зиглинды, которой они не достались при передаче войскового имущества. Разве тут отмажешься?
И теперь у меня элементарно нет выбора! Папе уже позвонили, Люссак несётся сюда с эскадрой сопровождения. Он придёт, и ему покажут! И всему приключению придёт конец.
Кирилл положил руку на кобуру, очень слабо надеясь, что успеет первым. Отсюда он не видел на Норме лучемёта, что, разумеется, вовсе не значило, будто на гарде его нет.
— Теперь я знаю, кто вы, — сказал Норм.
— Мог бы и раньше догадаться.
— Мог. Просто не было до этого дела. «Вляпаться в ваши тайны» — так вы сказали?
И в точности таким же жестом положил руку на плечо Брюсу. Кирилл взвыл. Неужели опять игра в заложники? Мы же только что с этим покончили! И пушки Назгулов, внимательно и молча наблюдающих со стороны. Если эти откроют огонь, во что превратится пещера? В ад!
— Брюс! — окликнула женщина. — Помоги мне!
Ни слова не говоря, Норм снял руку, и мальчишка кинулся цеплять лесенку на борт. Гримаса «сайерет» вслед ему истолковывалась совершенно однозначно: и на меня катили?
— Я поговорю с мамой, — сказал Первый. — А потом, Брюс, с тобой.
И я должен поверить, будто это совсем не то значило? Ты мне сразу не поправился, как только в первый раз из шлюза вылез! И вот что теперь делать?
— Продолжим без него? — спросил Эгиль, тот самый разговорчивый Пятый. — Он отключился. Какие новости снаружи, съер? И не пора ли нас откопать? Честное слово, хочется уже пожить как людям, в ангаре.
* * *
Я подумаю об этом завтра.