— Ничего! — рявкнул Кирилл. — Последние несколько недель моя жизнь — сплошные дочки-матери. Есть вещи, которые делать нельзя. Я не использую ребёнка в политической игре, У меня нет выбора!
— Мам, кому ты врала?
— Я… что? Но твой отец действительно погиб, и то, что тебе до сих пор не сказали всю правду… это столько же из-за него, сколько из-за тебя. Подумай, каково ему было встретиться с тобой. Увидеть, чего он лишён… Я до сих пор не уверена, что это следовало сделать.
— Мама, о чём ты? У меня самый замечательный, самый невероятный па, какой только может быть у мальчишки, я и сказать не могу, как я им горжусь. Я поговорю с ним, если он из-за этого не в своей тарелке, пусть и в голову не берёт. Я-то, понимаешь, думал, что он такой же герой, как все. Всех отцов называют героями, даже если они померли от дизентерии в полковом лазарете. Вы ж мне и десятой доли не рассказали! Нет, я про Игрейну. Кого ты обманывала — меня или Мари?
— С чего ты?.. Как ты понял?
— Она не могла уехать совсем без вещей. Они с Мари носили одни шмотки па двоих, и вся сумка тут. Я видел Грайни последний раз, когда Мак нас забрал, а их — оставил. Мам, скажи мне, что их спасли!
— Их спасли. Когда мы вернёмся на Нереиду, можешь проверить мои слова.
— Ой, ну не надо так! Где тогда Грайни? Мари ведь права: она не должна была уехать с попуткой, не узнав, хорошо всё кончилось для Мари или плохо. На неё это просто не похоже. Мари решила, будто Грайни хуже, чем она думала. А я понял, что ты врёшь!
— Я пообещала Игрейне, что Мари не узнает правду.
— Хорошо, Мари её не узнает. Итак?
— Игрейна, — Натали тяжело вздохнула, — не человек. Она робот, «кукла», заказанная отцом для Мари на Шебе. У неё кончился… эээ…
— Контракт?
— Нет. Игрейны больше нет. Она умерла, и Норм её похоронил. Он просто не мог позволить говорить о ней дурно. Он был к ней очень привязан. Он бы спас её, если бы… — У неё перехватило горло. — Мы не можем сказать, что не виноваты. Мы не нашли способ. И… мы не искали, да. Мы должны были спасти вас.
— Умерла? — тупо переспросил Брюс. — Но она же ещё девочка?
Он сел на койку, опустив руки на колени. Мать не стала больше ничего говорить.
— Она мне нравилась больше, чем Мари, — признался он. — Мари тоже хорошая, но она принцесса, там не поймёшь толком, служить или дружить, привыкать надо, а с Игрейной было весело и просто. Я всегда знал, что она поймёт.
«Завр» — крейсер главы государства — встал на орбиту Сив, Люссак выслал за дочерью катер и, когда всю компанию подняли наверх, вышел им навстречу в причальный отсек. Спустился сверху по лёгкой металлопластовой лестнице, позволив прибывшим рассмотреть его щегольские лакированные туфли на шнурках. Тонкая щёлкающая подошва, острый носок. Бальная модель. Натали была уверена, что отец Мари не вызовет у неё иных чувств, кроме неприязни. Уж сама бы она вылетела с катером навстречу, чтобы увидеть своего чудом спасённого ребёнка хоть на десяток минут раньше. Или у этих свои правила?
Он оказался невысокого роста, тонкокостным, с лицом, зауженным книзу, и тёмными волосами, заглаженными назад. Маленький, почти безгубый рот и глаза как оливки, большие и тёмные, со штришками морщин в наружных уголках. Некоторые женщины находят таких весьма привлекательными. Осанка и движения… хороши. У него балетная походка, вот что!
— Здравствуй, папа, — сказала Мари, выходя вперёд без всякого намерения кинуться отцу на шею.
Люссак прошёл к ней, опустился на одно колено, взял её за руку:
— Всё ли с тобой в порядке, дорогая? Я так волновался…
— Да, папа, спасибо. Теперь всё хорошо.
Люссак встал, держа спину прямой.
— Иди с Триссом, моим адъютантом, дорогая, он покажет тебе кагату, она рядом с моей. Мадам, господа, вас я попрошу переместиться в кают-компанию, пока для вас приготовят каюты.
Переместились, сели все, кроме Норма, который к разряду господ не относился, и утонули в представительских креслах. Брюска умостился на самом краешке, чтобы сохранить достоинство: иначе у него ноги до пола не доставали. Спасибо ещё, что молчит.
— Мадам? Я сочту за честь доставить вас с сыном на планету, и этим, поверьте, моя благодарность не исчерпывается. Моя личная благодарность, — он подчеркнул это голосом, — и признательность общества за вашу изобретательность и отвагу при нейтрализации этих подонков, которым нет места в орбитальном пространстве цивилизованной планеты.
Натали, сморгнув, растерянно кивнула:
— Я бы одна ни за что не…
— Конечно, ваши спутники… — Взгляд Люссака задержался на прежнем хозяине его планеты. — Как я понимаю, даже транзитный их путь лежит через Зиглинду. Тот пострадавший грузовик своим ходом уже никуда не пойдёт. Компенсацию… обсудим. Как вы предпочитаете въехать — официально или со статусом моего гостя? Видите ли, ваш визит не ожидался и может вызвать недоумение широких масс.
— Официально — по возможности, — ответил Кирилл, чопорно поклонившись. — Едва ли таможенные базы данных забыли мои ИД-параметры, так что не будем надеяться сохранить инкогнито. Я знаю правила, господин — о, сколько яда с обеих сторон! — Президент. Со своей стороны обещаю вести себя корректно. Не будем вызывать недоумение масс. Сообщите, что я прибыл в туристическую поездку. Навестить могилы предков, так сказать. Ну… сделайте из этого что-нибудь на свой вкус.
* * *
Как большинство вещей, я — ничто.
— Теперь разберёмся с вами. — Люссак повернулся к Норму, который покорно ждал, пока до него дойдёт очередь. — Думаю, вы и сами понимаете, что виновны во всём. Не вижу ни малейшего смысла в том, чтобы дальше держать вас на службе. Вы уволены.
— Я, — сказал Норм, — не допустил ни одной ошибки.
— Допустили. Вы допустили, чтобы эти люди забрали Мари. Все эти ужасы ей пришлось пережить по вашей милости.
Голос нынешнего первого лица Зиглинды резал, как нож, и, внимая Люссаку, Натали почему-то вспомнила Рейнара Гросса, командира своей эскадрильи. Гросс был большим, более того, он был богом, громовержцем и тоже изрекал истины. Правда, столкнувшись пару раз с опровержением своих взглядов на мир, Гросс приобрёл некоторый опыт, что сказывалось в его интонациях: дескать, я, в принципе, могу изменить мнение, если вскроются дополнительные факты. Убеди меня — и я твой! Но у Люссака, видимо, произошло смещение диапазона вероятного: такое случается с подростками, насмотревшимися видеодрам со спецэффектами и пребывающих в счастливом заблуждении, что вот они-то на месте всех этих лохов… Натали имела удовольствие ежедневно наблюдать этот вариант дома… или с людьми, которым говорят только: «Да, съер! Слушаюсь, съер!» И расшибаются в лепёшку. Всё же нашего Императора мы воспитывали правильно. Присутствие рядом с ним Рубена Эстергази, лучшего во всём, было… психологически оправдано.
— Я там была, — утомлённо сказала она. — Я слышала каждое слово и видела каждый жест. Вы понимаете, что есть случаи, когда ничего нельзя сделать? Если бы Норм спровоцировал стрельбу, пришёл бы конец всей «Белакве». Там были и другие дети, кроме вашей дочери.
— Его нанимали не для того, чтобы он думал о других детях. Я его брал, чтобы такая ситуация не возникла в принципе! Он должен был разрешить её любым способом, но так, чтобы Мари не пострадала. Я не знаю — как! Эти его дело. Он спас не её, он спас мои деньги. Это разные вещи. Следовало предположить, что человек не справится. В будущем при прочих равных предпочту робота, они буквально понимают свои обязанности.
— Э? Какого ещё робота?
Норм посмотрел на неё глазами лани, в которую выстрелили из кустов, и Натали закрыла рот. Зато Люссак его открыл:
— Какого ещё? Вы хотите сказать, мэм, никто до меня не разоблачил этого клоуна? Если бы вы видели, в каком состоянии я его подобрал, когда дал ему эту работу! На Шебе делают чудных ребят, которые полностью соответствуют своим ТТХ и рекламе производителя.
— Как Игрейна, которую вы убили?
— Мадам, я попросил бы вас… Нет. Не то. Простите. Я… поверьте, я ценю всё, что вы сделали для спасения вашего сына, и благодарен за то, что вы всё то же самое сделали для моей дочери. Но не надо громких и пафосных слов. В этом мире сойдёшь с ума, если возьмёшься принимать его всерьёз. Вероятно, самоликвидация «куклы» произвела на вас тягостное впечатление: я сожалею об этом. Всё должно было произойти цивилизованно и пристойно, я это оговаривал, и я за это заплатил… Когда международное сообщество признает их людьми, тогда я стану относиться к ним соответственно. Иначе все эти чувства лишние и выглядят глупо.
Натали с коротким смешком поднесла руку к лицу…
— Извините. Я, видимо, устала.
Люссак немедленно встал:
— Прошу меня извинить, я нелюбезен. Я должен бы понимать, как вы измучены. Надеюсь, вы восстановите силы, пока мы будем идти к планете. Прошу вас с сыном быть моими гостями. Я думаю, для мальчика это важно: Зиглинда традиционно чтит своих героев, а его отец едва ли не первый из них. Вас, Норм, я тоже довезу: не выбрасывать же вас за борт, в самом деле. Дальше, однако, управляйтесь сами. Меня вы больше не интересуете.
Они вышли вдвоём — Натали впереди — и остановились на площадке трапа. Вниз сбегала ажурная лестница с перилами, сверху по решётчатой палубе туда-сюда прогуливался патруль. Эхо их шагов, падая, пробивало «Завра» насквозь. Говорить тут надо, понизив голос.
— Почему вы мне не сказали?
— Я подумал: если женщине нужна причина, почему не стоит продолжать, то эта не хуже прочих,
— В следующий раз не думайте за меня.
— Очевидно, это плохо у меня получается.
Это, наверное, шутка. Но весело от неё не стало. Сколько часов убито на глупый ужас и мучения, которые, как оказалось, не стоят выеденного яйца! «Я не заметила разницы!» Силы небесные, её и нет никакой — разницы-то, и стоило послать ехидника Кирилла по известному всей Галактике адресу — в чёрную дыру. В самую