И чем больше он читал, вдумываясь в прочитанное, тем непонятнее ему становилась причина, по которой эта газета оказалась в гостинице провинциального города на Волге… Мальчик размышлял и строил мысленную логическую цепочку событий, имен, фактов…
Итак. Газета – Ефим Борисович – Альбина Георгиевна – золотой медальон – Соломон.
На письменном столе Никита увидел странный листок, сложенный пополам, с написанным на одной его части жирными синими чернилами словом «ВАUER», а на другой – с отпечатком этого же, еще не успевшего просохнуть от чернил слова. И среди этих странных букв какие-то кругляши, похожие на острова или булки.
Тут Никита понял, что проголодался, махнул рукой на всех спящих предателей с их ночными занятиями и спустился вниз.
На кухне уже звенела посудой Марта.
– Доброе утро, – поприветствовал ее Никита. – А я уже умылся. Вам помочь, а то Машка спит…
Марта в косынке, плотно стягивающей аккуратную красивую голову, улыбнулась, и Пузырька прошиб пот: он оставил ее парик в комнате, где-то на постели… «Вот черт!» И тут он вспомнил слова, которые довольно часто произносились в его доме, и решил разговаривать с хозяйкой этого гостеприимного дома «открытым текстом».
– Знаете, тетя Марта, а ведь я видел, как вы ночью куда-то ходили. Вы что – лунатик?
Марта рассмеялась:
– Ну что ты, Никитка, какой же я лунатик? Просто ездила смотреть на воду, знаешь какая она ночью красивая, когда в ней плещется луна…
– А что же вы никого с собой не позвали? Я вот тоже, например, люблю кататься на лодке. Я и грести умею.
– Хорошо, сегодня ночью мы погребем с тобой вдвоем… Договорились?
– А что вы печете?
– Оладьи. Любишь?
– Я когда голодный, то все люблю. А почему вы носите парик?
Вот когда он застал Марту врасплох.
– А… Это ты взял парик, я поняла… – Марта села на стул. Опустила голову. – Понимаешь, у меня проблемы с волосами, они почему-то не растут… Болезнь…
– Неправда, – спокойно ответил Никитка, – я видел ваши волосы. Они длинные, белые и красивые. Вы скрываетесь от кого-то? Да вы не бойтесь, я никому ничего не расскажу. Могила. Тем более что все в этом доме от кого-нибудь да прячутся. Лариса – от Ефима Борисовича, мы с Машкой – от школы и родителей, Сережка – тоже, а Соломон – от всех воспитателей и учителей, а еще от милиции… А вы от кого?
– От себя, – ответила Марта и снова встала к плите. – Когда-нибудь ты, быть может, и сам что-то узнаешь, но сейчас еще рано… Я не готова. И дай бог, если тебе и твоей красивой сестричке Маше никогда не придется прятаться от самого себя…
– Но вы не совершили никакого преступления?
– Совершила. И очень страшное преступление. Но я не хотела.
Первым проснулся Соломон и разбудил остальных.
– Марта напекла оладий, я знаю этот запах. Значит, пора вставать, а то неудобно… Может, у нее какие-то дела, а мы ее задерживаем…
Соломон весь светился счастьем, как то яркое слепящее солнце, что билось в окна. «Я же говорил, что наколдую хорошую погоду!»
Маша с Сергеем прибрали в комнате и спустились вслед за Соломоном вниз. Умылись, но, когда вошли в кухню, она была пуста. А на столе увидели записку, написанную наспех Мартой: «Ребята! Завтракайте без нас и не забудьте покормить Ларису, она еще спит. Мы приедем после обеда. Целуем Марта и Никита».
– Тайны мадридского двора! – покачала головой Маша. – Вот это Пузырек. Не иначе как Марта пообещала ему пепси-колу или фанту. Бедолага, он когда-нибудь раздуется и лопнет…
– Да нет, он просто обиделся на тебя, что ты у него конверт вытащила, – сказал Сергей. – Странно, как это он мог без нас куда-то уйти? И у тебя даже разрешения не спросил? Бунт? Мы его больше никуда не возьмем…
– Я пошел… – прервал их Соломон, с подносом в руках направляясь в спальню, где находилась Лариса. – Только мне что-то страшновато…
– Иди, ни пуха тебе… – сказала Маша и подмигнула. – Все будет хорошо…
Когда Соломон ушел, Маша во всех подробностях вспомнила их ночной разговор, газету и то, что они решили… Но потом все-таки не выдержала и, нарушая все договоренности, среди которых была и та, что Соломон пойдет разговаривать с Ларисой один на один, почти ворвалась к ним в спальню, сжимая в руках газету… Все произошло так быстро, что Сергей даже не успел ее остановить. Ему ничего другого не оставалось, как войти туда за ней следом.
Он застал такую картину. Лариса плакала, спрятав лицо в ладонях, а Соломон хлюпал в сторонке, отвернувшись к стене.
Наконец Соломон взял себя в руки и вытер слезы.
– Сыну Ларисы сейчас должно быть чуть больше пяти лет, – развел он руками.
Это объясняло ту волну разочарования, которая обрушилась одновременно и на сироту Соломона, и на Ларису…
«А я хотела ей показать усадьбу Соломона…» – с сожалением подумала Маша, пряча газету в карман.
– Лариса, вы не переживайте, все будет хорошо, и вы когда-нибудь обязательно поедете к своему сыну, тем более что он у вас не пропал. Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, Машенька, ничего… Жить буду. – Ветрова попыталась улыбнуться сквозь слезы.
– Тогда давайте завтракать, а после этого Сережа нас отвезет куда-нибудь на берег, где мы наконец-то позагораем… Если хотите, поедем с нами…
– Нет, я пока еще не готова. Но вот хотела вас спросить, не собираетесь ли вы домой? Мне ведь нужно в театр. Марта обещала позвонить туда и предупредить, что со мной ничего страшного не случилось, что я немного приболела, но через пару-тройку дней уже буду на репетиции…
– Думаю, это решится уже сегодня вечером, – уклончиво пообещал Сергей, потому что многое теперь зависело от того, смогут ли они разгадать этот ребус…
Несмотря на утро, солнце светило так ярко, что облака, отраженные на ровной широкой глади реки, почти сливались с небом. Марта с Никиткой, сидя в длинной, рассчитанной человек на двадцать, лодке-«гулянке», почти не разговаривали, скользя по водной глади навстречу видневшемуся вдалеке зеленому, накрытому легким туманом острову… Это был последний из восьми островов, на котором Марта еще не успела побывать с тех пор, как приехала в Саратов. Достав из кармана золотой медальон (точно такой же, какой Никита видел у Соломона, мальчик даже сначала подумал, что это он и есть), Марта опередила его вопрос:
– Не волнуйся, это уже МОЙ медальон… Если хочешь, я расскажу тебе об этих медальонах.
Она подняла голову, в черной вязаной шапочке, также тщательно скрывающей ее настоящие волосы, и подставила лицо (Никита обратил внимание, что на нем не было морщин, которые делали Марту значительно старше) солнцу… Казалось, она задумалась о чем-то для нее невероятно грустном, и, вместе с тем, на лице ее играла странная, загадочная улыбка, с которой Марта и начала свой рассказ:
«Карла Фаберже называют современным Бенвенуто Челлини. Он был мэтром парижских ювелиров, поставщиком двора Его Императорского Величества. И он единственный удостоился права изображать царского двуглавого орла на вывесках. И если бы не революция, Карл Фаберже никогда бы, наверное, не покинул Россию… В 1870 году он принял дело у своего отца, великого ювелира Густава Фаберже, и образовал крупную ювелирную фирму в Петербурге с филиалами в Москве, Одессе, Киеве и Лондоне. Но в 1918 году, сразу же после революции, он инкогнито покидает Россию и направляется в Ригу. А в Советской России оставляет все, что у него было, – это двух сыновей, дело его жизни и несметные богатства Фаберже. Золото и серебро в слитках, а также ювелирные украшения огромной ценности его сыновья должны были продать, полученные деньги обратить в валюту и вывезти за границу… Но случилось так, что на все имущество был наложен арест, многие ценности были конфискованы, но НЕ ВСЕ… Помня заповедь отца не хранить «все яйца в одной корзине», сыновьям Фаберже удалось спрятать бесценные сокровища отца где только можно – в своем доме, в магазине, у доверенных лиц. Но и это со временем тоже исчезло. Хотя в 1927 году один из сыновей, Евгений, составляет строго закодированный список: «Где запрятаны наши вещи». В этом документе есть абсолютно все: имена хранителей ценностей, местонахождение, перечень ценностей и их количество. Однако ключ к коду знали лишь трое – Фаберже и два его сына. Но после их смерти найти что-либо сейчас почти невозможно… Хотя время от времени эти клады всплывают. Так, к примеру, совсем недавно, в 1990 году, в Москве в доме 13 на улице Солянка два строителя наткнулись на спрятанные под подоконником две жестяные коробки из-под чая. В каждой из них было спрятано по десять бриллиантовых украшений удивительной красоты. И все – с клеймами Фаберже. Неожиданно наследники выяснили, что в этом доме, в этой квартире, оказывается, проживал один из сотрудников московского отделения фирмы, некий Владимир Аверкиев. Значит, он так и не раскрыл своей тайны вплоть до самой смерти. И более полувека драгоценности пролежали нетронутыми. Вероятно, в этом доме были и другие тайники, потому что по спискам за Аверкиевым числились по списку и другие очень большие жестяные коробки из-под шоколада и какао…»
Здесь Марта прервала свой рассказ, потому что лодка носом мягко уткнулась в песчаный, поросший низкими желтыми ивами берег восьмого острова.
– Бери лопату и лом, а я привяжу лодку… – сказала Марта и, глядя на солнце, перекрестилась. – Вот видишь эти острова среди букв. – Она снова обратила его внимание на выгравированный рисунок на внутренней части медальона. – Я долго не могла понять, что же это такое, пока случайно не наткнулась на карту Волги.
– Но зачем же было тогда изображать «острова» и на другой части медальона? – спросил Никита.
– Если бы я знала… Все, пошли… Старайся вести себя тихо, чтобы те, кто сейчас находится на этом острове, не услышали нас. Словом, не привлекай к себе внимания, договорились?
И Никитка, действуя как во сне и во всем полагаясь на таинственную Марту, осторожно ступая, шагал следом за ней в глубь острова.
– Я только не понял, как же вы ищете на этих островах свой клад, если они такие большие? Вы что, их все перекопали?