матолух, водяной исбри. Они в кого хочешь могут превратиться, и людей хватают и в пучину утаскивают.
- Бррр… - сказала Бланка, - действительно страшно.
- Смотрите, - вдруг произнёс Томас.
Вся кавалькада остановилась на пригорке. Вдалеке внизу, в зелёной долине, в лучах заходящего солнца виднелось большое селение, окружённое полями и яблоневыми рощами; изгибаясь, как змея, мимо протекала извилистая речка с широкими заводями.
- Это Апенраде, - сказал Томас.
- У всех всё с лошадьми в порядке? – весело спросил Гуго.
Засмеявшись, молодые люди пустили своих коней вниз по крутому спуску.
Глава 2. «Длинная Лошадь»
На безоблачном тёмно-синем небосклоне звезды выстраивались в причудливый узор. Созвездие Анеррильон с его девятью сверкающими точками висело почти над головой. Оно было самым ярким и самым красивым; белые мерцающие огни, расположившиеся в причудливом порядке, и в совокупности с мириадами мельчайших блёсток звездной пыли удивительным образом складывались в некое подобие гигантской лошади. Обладая небольшой толикой воображения, можно было даже заметить, что передняя её нога горделиво согнута, а голова как будто смотрит вдаль. Десятки других созвездий покрывали небо: созвездие Крысы из доброй дюжины голубоватых звёзд, огромный Человек с Топором, нога которого пряталась на востоке за горизонтом; созвездие Тринадцати Дев, непонятным образом состоявшее всего из пяти маленьких зелёных точек, созвездие Голова Леоноры, в котором человеку с большим воображением удалось бы, наверное, узнать женскую голову с копной волос, и множество других, и над всем этим в северной части неба сияла жемчужным светом звезда Анорунт, окружённая тремя своими более мелкими собратьями.
Но даже не всё это холодное сверкающее великолепие в первую очередь обратило на себя внимание путников.
Длинная Лошадь вся горела огнями. Желтоватыми огнями множества свечей, свет которых лился через открытые окна, красными всполохами факелов, многоцветными фейерверками и маленькими точками фонарей.
- Я, кажется, знаю, - произнёс Эдмунд. – На исходе лета в южных селениях празднуют Аонгусову ночь, и в это время всегда зажигают такое большое количество огней, какое только возможно.
- Какую ночь? Первый раз слышим. - Головы его спутников с интересом повернулись в его сторону.
- Это я в одной старой книжке из библиотеки Миртена вычитал. Аонгус – это древний бог или полубог из тех времён, когда Корнваллиса ещё и в помине не существовало, а здесь жили совсем другие народы.
- Бог чего? – спросила Алиенора.
- Любви. Его мать Боанн, супруга Отца всех богов, изменила мужу, как это не странно, с каким-то речным существом, вроде ундины, но только мужского пола. Как ундины-русалки заманивают юношей в глубокие заводи, так и эти существа охотятся за прекрасными девушками. От этой связи и родился Аонгус, которого Отец богов изгнал с небес и, как говорят, который с тех пор живёт где-то в лесах и реках. И, кажется, он даже не вполне человек, а нечто среднее между человеком и каким-то животным, а вместо волос на голове и теле у него растут цветы, и каждый, кто без дела их губит или срывает, наносит боль Аонгусу.
- Так вот почему женщины любят все эти ромашки да лютики. Любо-овь, - протянул Гуго. – Забавно. Никогда не слышал ни о каком Аонгусе, или как его там.
- Мало кто слышал, - закончил Эдмунд. - Миртен рассказывал, что с тех пор, как построили Вал, всякие существа вроде русалок и всех им подобных, стали считаться за порождения тёмных сил, и все праздники и обычаи, связанные с почитанием этой нечисти, стали преследоваться или сами по себе сошли на нет. Так что, я думаю, такого рода забавы можно сейчас увидеть только где-нибудь подальше от сиятельных лордов да крупных городов.
- Праздник бога любви, - задумчиво произнесла Алиенора. – Интересно, и как же он проходит?
Эдмунд пожал плечами.
- Про это в книгах не пишут. Я знаю только то, кто такой этот Аонгус.
- Можно предположить, - фыркнул Гуго, - не случайно, наверное, осенью больше всего свадеб празднуют…
- Я знаю, - сказал Томас, - я уже видел нечто подобное, правда, не здесь, а в какой-то маленькой деревне, но я не знал, что это как-то связано с этим самым Аонгусом. На самом деле, Гуго, ничего такого. Просто разные обряды, песни, иногда смешные состязания между юношами и девушками. А Длинная Лошадь – это очень большая деревня, наверное, именно поэтому сюда народ с окрестных селений и собирается. В общем, как на любом другом празднике: столы, бочки выпивки и горы еды, а еще всякие гадания и танцы. Мы, по-моему, попадём туда в самый разгар.
За этими разговорами друзья по каменистому мелководью неспешно пересекли Апенраде, едва замочив лошадиные запястья и, взобравшись на пологий берег, ступили на Северный тракт, уходящий налево – в сторону Лонхенбурга, и прямо на восток – в саму деревню.
Эдмунд с интересом крутил головой. Помнится, в прошлой своей жизни он, разглядывая старые карты, мечтал о том, что когда-нибудь увидит эти места воочию.
Тракт был древен, как сам Корнваллис: широкий, чуть ли не в десять шагов, так что две подводы легко могли здесь разминуться, не съезжая на обочины, и – что особенно удивительно, - мощёный крупным булыжником, уже изрядно стёршимся. Эту дорогу начали строить ещё при Мередидде Уриене, знаменитом собирателе королевства, который почти всю жизнь провёл в седле, разъезжая туда и обратно по делам военным и посольским. Тракт тянулся на север на сотни миль, петляя из стороны в сторону, так или иначе проходя в близости от границ крупнейших владений.
С течением времени дорога обросла деревнями, замками, монастырями и городами, хотя Лонхенбург по-прежнему оставался самым большим из них. Если поторопиться, можно было доехать до столицы менее чем за две недели, а миновав королевские земли, достичь самого северного города королевства – Эйлен-Донана. Дальше тракт терялся, и что находилось за Эйлен-Донаном, могли предположить только его обитатели: там простирались болота, горы и непроходимые леса, в которых, как поговаривали, до сих пор обитали странные и страшные племена, оставшиеся непокорёнными за все эти сотни лет. Рассказывали, что тамошние обитатели сродни ограм: огромные, в полтора человеческих роста, носившие шкуры и передвигавшиеся верхом на гигантских волосатых животных, у которых рога росли прямо изо рта.
В южном направлении Северный тракт, дотянувшись до реки Апенраде, круто поворачивал на восток, к Длинной Лошади. Причиной тому был огромный овраг, называемый Гриммельнским, почти пропасть, в который сверкающим водопадом низвергалась Апенраде; по ту сторону оврага виднелся густой лес, покрывавший горы и расстилавшийся до самого Вала. Овраг этот тянулся на восток до моря Арит, превращаясь в самый настоящий фьорд, в который на добрый десяток миль вглубь могли заходить даже самые крупные корабли.
Сейчас дорога шла всего в полутора-двух милях от края этой пропасти; в давние времена, во время постройки тракта, овраг находился намного дальше, но ветер и вода мало-помалу делали своё дело, обрушивая его края. Через какое-то время, наверное, Гриммельн грозил поглотить и саму дорогу, но пока между ними лежали крестьянские наделы с какими-то низкорослыми деревьями.
Выбравшись на дорогу, друзья оказались не более чем в нескольких сотнях шагов от Длинной Лошади; поля расстилались не только справа до обрыва, но и слева от тракта; по эту сторону, насколько позволяла рассмотреть сгущающаяся темнота, засаженные подсолнухами. Сама деревня, что было большой редкостью, оказалась окружена стеной – высоким, в два человеческих роста, частоколом из грубо отёсанных и заострённых вверху брёвен; внутрь вели обитые железом ворота.
Они были широко распахнуты, и изнутри слышались звуки музыки и пьяные крики. Перед воротами стоял на страже толстенький мужичок с алебардой в руках и в кожаном шлеме, составлявшими единственные предметы его вооружения. Привалившись плечом к створке, он гораздо больше интересовался происходившим по ту сторону частокола, чем прибывающими гостями. Заслышав стук копыт, он лениво обернулся, и тотчас попытался принять воинственный вид: крестьяне с окрестных деревень никогда не приезжали верхом, и уж точно без оружия. Впрочем, мужичок и не подумал запирать ворота: долгие годы безопасности сделали свое дело, и безмятежное выражение его лица ясно говорило, что само наличие стражника возле ворот – это не более чем обычай.
- Приветствую вас, гости, - провозгласил он сиплым голосом, - по делу или увеселения ради?
- Проездом, добрый человек. - Томас подъехал поближе и, нагнувшись, вложил ему в ладонь мелкую серебряную монету. – Не подскажешь ли, где уставшие путники могут найти пристанище на ночь?
Стражник, оставшись очень довольным неожиданным подношением, махнул рукой в сторону ворот.
- Прямо туда, добрые люди, не заблудитесь. По этой улице шагов триста, а там городская площадь (друзья переглянулись: надо же, он называет Длинную Лошадь городом), прямо на ней двухэтажная гостиница, «Два короля» называется. Она недёшева, но у таких богатых господ, я думаю, деньжат хватит. Милости просим, - крикнул он уже им в спину, - и не забудьте посетить наш праздник. Весь город нынче гуляет! И скажите Гарвену – это хозяин гостиницы, что это я вас к нему прислал! Ифор меня зовут…
Кивнув Ифору на прощанье, Томас со всей кавалькадой направился по улице. Мощёная дорога при въезде в Длинную Лошадь заканчивалась; улица представляла собой просто прибитую ногами и копытами землю, по всей видимости, по весне и осени превращавшуюся в непролазную грязь. Что было совершенно необычно для деревни, пусть даже и такой большой, так это двухэтажные и даже трёхэтажные дома: даже в Хартворде таких не имелось, и это действительно давало некоторые основания называть Длинную Лошадь городом. Первые этажи таких домов, сложенные из крупного известняка, настолько глубоко уходили под землю, что для того, чтобы войти внутрь, требовалось спуститься по лестнице во внутренний дворик. Верхние этажи, все деревянные и, вероятно, от недостатка места каждый следующий по размерам больше предыдущего, нависали над улицей.