дый из которых вёл в небольшую, совершенно схожую с остальными комнату. Всего таких комнат Алиенора насчитала не меньше двух дюжин. Все они были пусты и завалены всяким хламом. Ван Крох только пожимал плечами, показывая юной госпоже эти казематы. Не будь здесь богато украшенных колонн и покрытых резьбой стен, говорил он, всё это можно принять за подземную тюрьму с длинным рядом камер.
И только три из этих комнаток имели продолжение. В утробную черноту горы из них шли шахты. Длинные, бесконечно петляющие, с водой, капавшей с осклизлых сводов. И каждый из этих ходов заканчивался одинаково: толстыми железными решётками, запертыми на висячие замки. Дальше хода нет, хмуро говорил Ван Крох, поднимая факел и всматриваясь в темноту, дальше - целый лабиринт. А закрыли его потому, что еще при предыдущем графе здесь подозрительно часто стали пропадать люди.
- Может быть, они просто заблудились? – спросила Алиенора.
- Не думаю, - отвечал начальник стражи, - чтобы опытные рудокопы не смогли найти дорогу обратно? Да десяток способов существует дорогу помечать. Так что не похоже на то, госпожа. Зато гулей и каких-то пауков размером с собаку здесь точно видели. И вам, миледи, одной здесь делать нечего. Мало ли какая их этих тварей может через решётки пролазить. Я уж давно говорю, что эти ходы надобно завалить или хоть двери поставить, но сир Дрого не хочет этим заниматься…
- А эти твари внизу, - задумчиво спрашивала Алиенора, - чем же они там питаются?
- Кто знает. Может, друг друга жрут, а может, где-то там и выходы наружу имеются. Но никто из местных жителей вам этого подтвердить не сможет.
Ещё одна шахта, вход в которую находился с внешней стороны замка, рядом с кухней, оказалась коротка, неинтересна и невероятно грязна. Уже через полсотни шагов Алиенора упёрлась в такую же запертую на замок решётку, перед которой, как и на всём протяжении подземного хода, были навалены кучи отбросов и битой посуды. Обнаружив это безобразие, она тут же устроила выволочку Гиру Бекету, главному повару Марча, человеку мрачному и вообще довольно неприятному. Пожав плечами, тот, тем не менее, возражать не стал и тут же отрядил несколько человек убирать гниющий мусор. По приказу Алиеноры в отдалении от входа в замок вырыли большую выгребную яму, куда отныне и надлежало выбрасывать все отходы.
Дрого, мимоходом ставший свидетелем этой генеральной уборки, не сказал ни слова, предоставив своей жене заниматься, чем она хочет. А дел, действительно, вскоре нашлось немало. Домоправительница Герда была готова свою юную госпожу чуть не на руках носить: до этого случая все её тщетные попытки заставить обитателей замка поддерживать хоть какое-то подобие чистоты наталкивались в лучшем случае на лень, в худшем – на брань со стороны наёмников. Но после того, как графиня Марч велела нещадно выпороть двух солдат, которые справляли нужду прямо у главных ворот замка, ситуация стала быстро меняться к лучшему.
- Но… - нерешительно открыл рот Гилберт Ван Крох.
- Что?! – гневно вскинулась Алиенора, уперев руки в бока.
- Хм, - только и сказал начальник стражи, как-то по-особенному посмотрев на девушку, - как скажете, миледи.
Удивительно, что после этого солдаты даже зауважали свою молодую госпожу. В их числе - и те двое, Хейлин и Бедах, которые из-за порки неделю могли спать только на боку.
- Хозяйка, - кивая друг другу головами, шептались они и почтительно кланялись, когда Алиеноре случалось проходить мимо.
Усилиями слуг и нескольких наемников, которых Ван Крох отрядил им в помощь, в замке навели порядок: чисто вымели все полы, затем, насколько получилось, стерли пыль с щербатых стен и украсили их гобеленами, которые, судя по их виду, никогда до этого не попадали в руки прачек.
Наказания на этом не закончились. Вскоре Алиенора стала свидетелем того, как один из стражников вместо того, чтобы беспрепятственно пропустить на кухню крестьянку, принёсшую куриные яйца, принялся копаться у неё в корзинке, отобрав себе с полдюжины покрупнее. Его не только выпороли, но и отправили на месяц в услужение к той самой женщине. Разгребать навоз и ухаживать за поросятами.
А уже на второй день своего пребывания в Марче Алиенора стала свидетельницей жестокой солдатской забавы. Заинтересовавшись радостным гоготом наёмников, столпившихся вокруг загона для свиней, она подошла ближе. На небольшом пятачке земли, огороженном плетнём, девушка увидела слепого, измождённого и завшивленного. Как позже она узнала, некогда он был рудокопом, но однажды случайно опрокинул себе на голову плошку с горящим маслом. Ползая по грязи и путаясь в рваном плаще, он пытался поймать небольшого бурого хряка, с визгом носившегося по замкнутому пространству. Ежели свинью завалит, получит пожрать, радостно объяснил ей один из солдат. Алиенора немедленно прекратила это безобразие, а того несчастного вскоре определила на кухню – плести корзины.
После этих нескольких случаев, сначала робко и с неким недоверием, затем - с надеждой и даже уверенностью в том, что всё обязательно разрешится хорошо, к ней стали приходить люди из деревни.
В Хартворде Алиенора много раз видела, как её отец вершит суд, но ей, понятно, не приходило в голову, что вскоре придётся заняться этим самой. Дрого, если даже предположить, что он имел представление о судебных делах, всегда делал это с превеликой ленью и без всякого интереса и, похоже, даже обрадовался, когда графиня Марч заявила ему, что сама попробует разобраться в хитросплетениях отношений между жителями общины.
После первого дня она полночи просидела у себя на кровати, по десятому разу обдумывая уже принятые и оглашённые решения. Всё оказалось очень сложно, хотя в большинстве случаев речь шла о совершенно ерундовых претензиях соседей друг к другу. У одного из крестьян на его земле росла вишня, которая клонилась через забор к его соседу, а этот сосед принялся собирать с неё ягоды, уверяя всех в том, что, раз ветки висят над его участком, он имеет такое право. В другой раз один лесоруб спилил деревья, которые за полгода до того пометил другой лесоруб. В ещё одном случае крестьянин принялся пинками выгонять со своего огорода соседскую свинью, в результате чего у этой свиньи случился выкидыш, и так далее.
У Алиеноры от всех этих проблем трещала голова. Люди почему-то не могли жить мирно и затевали ссоры на пустом месте. Знаний не хватало, и она уже в который раз пеняла себе на собственную невнимательность на уроках у Миртена, а Сайруса перед его отъездом попросила привезти несколько книжек с записями старинных обычаев королевства. Так что спасали пока, наверное, только её шестое чувство и желание разрешать споры если и не на основании законов, то по справедливости. Во всяком случае, количество желающих обратиться к ней по какому-нибудь судебному вопросу или просто за советом ничуть не убывало.
Со временем у Алиеноры вошло в привычку совершать утренний обход деревни, чего Дрого, кажется, не делал никогда. Привязав к обуви высокие деревянные колодки, которые позволяли хоть как-то передвигаться по грязному месиву на дороге, и накинув на плечи плотный шерстяной плащ, Алиенора, чаще всего одна, отправлялась гулять по главной и, в общем-то, единственной улице селения.
На протяжении полусотни стридов от замковых ворот улица была замощена выщербленным от старости булыжником, а дальше начиналась просто прибитая ногами тропа, чаще всего – непролазно грязная от постоянной сырости. Сама деревня оказалась намного больше, чем подумала Алиенора в день её приезда. Больше четырёх десятков домишек, убогих, деревянных, крытых соломой, лепились друг к другу на протяжении улицы, и ещё примерно столько же без всякого порядка располагались за первыми рядами строений, занимая почти всю возможную землю. Дальше во все стороны расстилалось болото – с бесконечными мостками, островами, скалами и многочисленными шахтами.
Выпавший накануне снег серыми кучками лежал на обочинах дороги. То и дело увязая в глиняной каше под ногами, девушка направилась к одному из домиков, который стоял по правую руку несколько поодаль от остальных, кивая в ответ на поклоны крестьян.
- Доброго дня, миледи!
- И тебе того же, Нейде. Рыжая твоя опоросилась?
- Поутру. Уже одного на кухню вам отнёс.
- Доброе утро, госпожа!
- Доброе, Корин. Как супруга?
-Намного лучше, госпожа. Та мазь, что вы намедни передали, всю опухоль сняла.
И так на протяжении всего пути. Кто-то просто здоровался, кто-то просил о пустяковой помощи. Стайка оборванных детишек, радостно повизгивая, немедленно окружила Алиенору и тут же разбежалась, получив по горсти орехов, которые она заблаговременно прихватила из кухни. Отпихнув ногой какую-то надоедливую курицу, девушка подошла к дощатой двери хижины, принадлежавшей Луайне – той самой женщине, у которой несколько месяцев назад пропали близнецы. Мужа у неё не было: вскоре после того случая он то ли сбежал из Марча, то ли сгинул в одной из шахт, и от всех этих напастей бедняжка несколько повредилась в уме.
Толкнув дверь рукой, Алиенора оказалась в крохотной комнате с печкой и кроватью с соломенным тюфяком, возле которой стояла колыбелька с двумя деревянными куклами. Глянув на них, Алиенора покачала головой. Луайне пребывала в убеждении, что это и есть её дети. Она качала их, пеленала и кормила кашей, распевая заунывные песни. Уверившись, что хозяйки дома нет, Алиенора положила на единственную табуретку булку и кусок масла, принесённые из замка, и выглянула за дверь.
- Эй, Гавен! Где Луайне?
Гавен, толстый неопрятный мужчина лет тридцати, был рудокопом; его хижина находилась на той стороне улицы. Неопрятный и ленивый. Дело уже шло к полудню, а он еще только собирался идти на прииски.
Толстяк развёл руками.
- Не ведаю, госпожа. Должно быть, опять на болота побежала. Муженька своего встречать. Каждый раз возвращается и рассказывает всем, что нынче он решил на островах ночевать.
Алиенора вздохнула. Что ж делать с этой Луайне? Того и гляди, сама в этих болотах пропадёт.