— Давайте откроем окно, вечер такой теплый. — Он сел.
Ханна открыла окно.
— Как себя чувствует больной? — спросила Анна и сложила ноты в стопку.
— Он умер.
В комнате воцарилась липкая тишина.
Он кашлянул, раскурил трубку и оглянулся в поисках газеты.
— Боже мой! — воскликнула Ханна.
Анна промолчала. Но Вениамин чувствовал на себе ее взгляд.
— Ты не смог помочь ему?
Вениамин знал, что, не будь здесь Анны, Ханна не стала бы донимать его такими вопросами. Она играла роль легкомысленной дурочки. Зачем? У Анны могло сложиться о ней превратное мнение. И о нем тоже.
Он заметил, что и сам играет роль этакого надменного человека, который не воспринимает всерьез своих собеседниц.
— Нет, Ханна, не смог.
Холодный, немного насмешливый тон. Он никогда не говорил с Ханной таким тоном.
Она вышла в коридор, но тут же вернулась. Поискала что-то на столе. Сделала вид, будто искала газету, которую тут же протянула Вениамину.
Он смотрел в сторону и не взял газету.
— Ханна знает человека, который мог бы настроить пианино, — услыхал он голос Анны.
— Правда? Кто же это?
— Вилфред… Олаисен…
— Я не знал, что Олаисен обладает также и музыкальным слухом, — перебил он Ханну и почувствовал на себе взгляды обеих женщин.
— У него сейчас гостит его знакомый из Трондхейма, он настройщик, — безразлично сказала Ханна. Слишком безразлично.
— Прекрасно, — деловито проговорил Вениамин.
— Удачное совпадение, — заметила Анна.
— Ханна, пригласи к нам их обоих. Устроим обед, пока Анна еще здесь.
Он встал за газетой и снова сел. Вызывающе зашелестел страницами, но не мог прочитать ни слова.
— Когда? — тихо спросила Ханна.
— Когда хочешь. Чем раньше, тем лучше.
— В субботу?
Ханна вопросительно смотрела то на Анну, то на Вениамина.
— Прекрасно, пусть будет в субботу! — решил Вениамин.
Анна положила на пианино стопку нот.
— Твоя мать все это играла?
— Да, и не только это. Она чаще играла на виолончели… Только, наверное, те ноты она забрала с собой.
Он встал и бросил газету:
— Ну что, Анна, тебе было скучно в этом забытом Богом краю?
— Нисколько. В Рейнснесе очень красиво и интересно. Мне жалко, что я не живописец. Здесь такой необычный свет.
Позже Ханна ушла с Исааком к Стине, и Вениамин вздохнул с облегчением, но тут Анна сказала:
— Вы так близки, что Ханна все от тебя терпит?
— Что она терпит?
— Ты ее унижаешь.
— Я ее не унижаю.
— Унижаешь и знаешь это.
Вениамин промолчал. Ханна добилась своего. Он вел себя так, что уже не нравился Анне. Через мгновение он сообразил, что виновата не Ханна, а он сам!
— Сам не знаю, что на меня нашло. Наверное, из-за смерти этого парня, — пробормотал он, и ему стало стыдно за свое извинение.
Больше Анна ничего не сказала. Она стояла у открытого окна.
Он смотрел на мягкие линии ее спины.
Они поехали с Андерсом в Страндстедет, Ханна играла роль хозяйки. Она все знала про всех. Рассказывала смешные истории, не спускала глаз с детей и подтрунивала над Андерсом и его расходами. Ведьма!
Рассказ Вениамина о жизни в Копенгагене только дал ей повод задавать Анне вопросы.
Между женщинами установились отношения, которые никак не соответствовали тому, что чувствовал он сам.
Однако он перестал унижать Ханну. Во всяком случае, при Анне.
Ему не раз хотелось пригласить Анну съездить с ним в Тромсё. Но это могло бы ее скомпрометировать. Достаточно и того, что она одна приехала в Рейнснес. А ехать куда-то вместе с ним…
Ночь с пятницы на субботу. Звуки ночного дома. Тишина. Морские птицы. Ветер в аллее. Сознание, что Ханна следит за ним.
Ворочаясь без сна, Вениамин с облегчением услышал, что кто-то постучал в сени, услышал голоса и понял, что приехали за доктором.
Он быстро оделся и уже спускался по лестнице, когда служанка поднялась, чтобы разбудить его.
Морской воздух принес облегчение. Вениамин поднял парус. Ветер был попутный. Его ждали на Грютёйе, где ребенок уже трое суток ничего не ел, у него были рвота и понос.
За Вениамином приехал сам отец. Теперь он плыл впереди на своей лодке.
В конторе при лавке, куда они зашли за угольными таблетками и вообще за всем, что могло понадобиться, Вениамин постарался успокоить отца:
— Все будет хорошо! Я сам поеду с тобой и осмотрю ребенка.
Отец нетерпеливо переминался с ноги на ногу и кивал, но, по-видимому, даже не слышал того, что ему говорил доктор.
Вениамин задержался у больного до утра. Понос прекратился. Значит, это не тиф. Ребенка не вырвало после питья, и он даже немного порозовел. Вениамин велел родителям дня два не пускать к больному других детей. Похоже, что малыш просто чем-то отравился, но кто знает…
Мать опасалась, как бы у ребенка не открылся кровавый понос или что-нибудь похуже.
Вениамин успокоил родителей. Велел матери проверить, свежая ли у них еда. Это задело ее, но она промолчала — речь шла о жизни ребенка.
— Надо выбросить всю старую пищу и тщательно перемыть посуду.
Хозяин смущенно предложил Вениамину деньги, но Вениамин отказался.
— Ты промышляешь лосося?
— Да.
— Когда мальчик поправится, пришли мне хорошую рыбину, и будем в расчете!
Он приложил к фуражке три пальца — привычка, сохранившаяся со студенческих времен, — и пошел к своей лодке.
Дул сильный встречный ветер. Вениамин попытался лавировать. Но из этого ничего не получилось. Пошел дождь.
Он натянул непромокаемую робу и начал раскуривать трубку. Но из этого ничего не вышло. Хорошо еще, берег был знакомый и он мог определить, где находится.
Зато здесь, в море, он мог свободно думать. Как в свое время Андерс.
Дождь был холодный. Он хлестал по лицу, по рукам. Тек ручьем по шпангоутам и по обшивке. Стучал по банкам и камням, лежавшим на дне лодки для балласта.
И всякий раз, когда парус ловил ветер, лодка накренялась и вода текла в обратном направлении.
Сквозь этот потоп Вениамин видел Ханну, приехавшую, чтобы играть роль хозяйки дома. И Анну возле расстроенного пианино.
Он мысленно складывал головоломку, стараясь, чтобы все сошлось, но не обдуманно, а случайно, само собой. И должен был себе признаться, что точно так же он складывал и свою жизнь.
Надо поговорить с Ханной, пока еще не все испорчено.
В конце концов ему пришлось убрать парус и взяться за весла.
Когда он наконец добрался до причала, его уже собирались искать. Андерс и Фома стояли среди прибрежных камней. Оба бросились в воду, чтобы принять лодку.
В сенях лавки Андерс заметил, что негоже, если у доктора вместо лодки квашня для теста.
Вениамин устало хохотнул в знак согласия, стаскивая с себя робу.
Фома буркнул, что погода не лучше январской. Вениамин обратил внимание на его взгляд — Фома боялся за него. Ему стало приятно.
Рябины в аллее клонились до самой земли, но дождь прекратился.
В окнах за горшками цветов виднелись лица. Однако Вениамин слишком устал, чтобы обратить на них внимание.
Анна сбежала по лестнице в золотом облаке юбок.
— Слава Богу, вернулся! — прошептала она, обвив руками его шею.
В гостиной смеялась Карна. На кухне мололи кофе, из буфетной доносился голос Бергльот. Кто-то шел по дорожке. И благословенный ветер еще кружил в вальсе вокруг домов.
Вениамин непонимающе уставился на Анну. Наконец до него дошел смысл ее слов, и он обнял Анну мокрыми руками.
— Мы так боялись!
Их тут же окружили. Он еще обнимал Анну.
В дверях гостиной показалась Ханна. Их глаза встретились над плечом Анны. И Ханна исчезла.
Хотя он не погиб в море и был возведен в ранг любимого всеми патриарха, Ханне удалось испортить ему радость.
Во время завтрака Ханна встала, чтобы выйти на кухню. Проходя мимо Анны, она наклонилась и что-то прошептала ей на ухо. Обе засмеялись.
Вениамина охватила усталость. Он вежливо извинился. Не спал всю ночь…
— Мы знаем, — с участием сказала Ханна.
Старый, усталый человек поднимается по лестнице, думал он.
Вениамин лежал, пытаясь заснуть. Несколько раз до него донесся женский смех. В полусне перед ним мелькнула картина детства. Ханна и Элсе Мария. Они смеялись над ним.
Ханна ловкая, думал он сквозь дрему. Она всегда была ловкая. Он задумался. Может, не такая ловкая, как коварная? Хитрая? Нет, тут же защитил он ее, просто она старается хорошо относиться к Анне.
Неожиданно он начал искать Элсе Марию. Белая, в веснушках кожа. Рыжие волосы и светлые ресницы.
Он пошел за сарай и собрал немного черники, нанизав ее на стебелек. Пришел Фома, он держал под уздцы лошадь и сообщил, что Элсе Мария вышла замуж и вот-вот родит близнецов. Вениамин взял в руки скальпель, приготовился. Элсе Мария закричала, когда он подошел к ней. И вдруг он обнаружил, что это уже не Элсе Мария, а Ханна.
— Ханна вдова, — сказал Фома и с трудом разминулся с Вениамином на узкой тропинке. Лошадь чуть не задела Вениамина. Ему хотелось сойти с тропинки, но ноги его не слушались.
Фома отпустил лошадь. Это была Элсе Мария. Вениамин вскочил на ее белую, в веснушках спину. Она заржала и вместе с ним бросилась в темную пропасть. Падение было мягким и влажным.
Глава 10
Как только ветер утих, Вилфред Олаисен и Юлиус Линд прибыли на лодке из Страндстедета, чтобы не пропустить обед в Рейнснесе.
Вилфред Олаисен отдыхал в беседке с кружкой баварского пива из Трондхейма на подносе, а Ханна ходила между беседкой и домом.
После бури все было свежим, светлым и тихим. Даже звуки в столовой. Олине следила, чтобы никто не шумел, пока доктор спит. Однако он спал так долго, что она забеспокоилась — Бергльот не успеет накрыть стол к обеду.
Юлиус Линд потребовал, чтобы его оставили одного с его инструментами и не мешали ему.
Сквозь открытое окно столовой и дверные щели доносились звуки настраиваемого пианино. Словно напоминание о других временах.