Анна молчала, продолжая идти с ним в ногу. Андерс остановился и добродушно сгреб ее в объятия.
— Хорошо, если в доме достаточно комнат, чтобы у каждого была своя. Это только вы с Вениамином не можете друг без друга.
Анна наблюдала за ним. Он, безусловно, был ее другом. Несмотря на то что они были такие разные, они любили поговорить о всякой всячине. Она научилась понимать истинный смысл, который он вкладывал в свои простые слова. Он же любил с закрытыми глазами слушать, как она играет. Они часто коротали время вдвоем.
У Андерса была густая седая шевелюра. Жесткие усы, гладко выбритые щеки. Он всегда щурил глаза, словно пытался разглядеть суть чего-то, скрытого от других. Фигура у него была сильная и статная.
— Когда ты видел ее в последний раз?
— Целую вечность тому назад. Я уже давно перестал считать годы. От них превращаешься в морского призрака.
— В кого?
— В морского призрака. Знаешь, он обычно появляется на киле перевернувшейся в море лодки.
Анна задумчиво кивнула. Потом стиснула ему руку и прижалась к нему.
— Тебе интересно, какой она стала?
— Ну… Не стану отрицать.
— Ты все еще любишь ее?
— По-моему, собирается дождь. — Он прикрыл ладонью прищуренные глаза.
Анна сбоку украдкой наблюдала за ним.
Он немного смущенно похлопал ее по плечу:
— Самое важное, что ты приехала к Вениамину. Это будущее! А прошлое у каждого свое. Изменить его мы уже не в силах. Не мучай себя этим.
Карна не узнавала взрослых. Они что-то знали, но не говорили об этом. Что-то, что случилось еще до ее рождения и было связано с бабушкой. Они как будто даже побаивались ее приезда. Карне казалось, что они заговаривают о чем-то своем, как только она выходит из комнаты, и ей было неприятно.
Андерс теперь редко бывал в гостиной и все время проводил в пакгаузах или в конторе. За столом он почти не смотрел на Карну и молча разглядывал что-то у нее за спиной.
Остальные спешно готовились к важному событию. Больше других были похожи на себя Анна и Сара. Но и у них на лицах было написано: «Не мешай мне! Я думаю!»
Карна поднялась на чердак, чтобы рассказать бабушке, что делается в Рейнснесе. Она захватила с собой красное платье и по обыкновению расстелила его на полу.
Но бабушка не захотела надеть платье.
— Пожалуйста, бабушка! — шепотом попросила Карна — лаз был открыт, и ее могли услышать.
Но ничего не изменилось.
Впрочем, бабушка плыла сейчас на пароходе, и у нее могла быть морская болезнь. Но сказать-то об этом она могла бы! Зачем она притворяется, будто ей нет дела до Карны?
— Как ты думаешь, будет у меня когда-нибудь муж или нет? — сердито спросила она.
Платье по-прежнему лежало неподвижно.
— Если ты не наденешь платья, я его сомну и брошу в погреб! — пригрозила она и подождала ответа.
Нет, бабушка решительно не хотела надевать сегодня платье.
— Если ты его не наденешь, я тоже буду сердиться, что ты к нам приезжаешь! Как все остальные!
Но и это не помогло.
Наверное, бабушка плывет сейчас где-то в музыке моря и потому не может надеть на чердаке свое платье. Но если у Карны случится припадок, бабушка сразу обратит на нее внимание.
Карна встала и долго смотрела на дневной свет, проникавший наверх через лаз. Она не моргала. Луч света играл с двумя дохлыми мухами, валявшимися на полу возле лаза. Слабое, едва заметное дуновение шевелило их крылышки. Но ведь Карна видела, что мухи мертвые. Может, бабушка тоже умерла? Перед самым приездом! И поэтому не хочет надевать платье?
Чтобы выяснить это, Карна попробовала вызвать припадок, но из этого ничего не получилось. В конце концов она уронила голову на руки и заплакала.
Ей было слышно, как внизу хлопочут Анна, Бергльот и служанка. От этого Карне стало еще более одиноко. Она потеряла бабушку, уступив ее той, чужой, которая должна была приплыть на пароходе.
Глава 2
Дул западный ветер, и небо было тревожное, когда они на двух лодках отправились в Страндстедет встречать бабушку.
— В такую погоду хорошо было бы идти на «Лебеде», — заметил Андерс.
Вениамин промолчал. Мало того, что Олаисен купил у Андерса шхуну и переделал ее в пароход. Он теперь возил на ней наживку на Лофотены и в Финнмарк, и это приносило ему неплохой доход.
Но сегодня главной была Дина.
В Страндстедет пароходы приходили три раза в неделю, и те, что шли на север, и те, что возвращались на юг. Почта же поступала дважды в неделю, а гамбургские пароходы — по четвергам, если они вообще ходили.
Они поставили свои лодки у причала Олаисена. Там были и трапы, и вообще царил порядок. Пахло свежими просмоленными бревнами.
Они были на берегу задолго до того, как послышался призывный гудок парохода. По причалам с грохотом катили бочки, из открытых дверей пакгаузов отдавались приказы, скрипели лебедки.
Встречающие болтали о пустяках, которые в другое время даже не пришли бы им в голову.
Было пасмурно. Моросил дождь, но ветер стих, когда начался отлив.
Карна держала Вениамина за руку. На ней было новое зеленое пальто с бархатным воротником. Но, как и все остальное, оно выглядело на ней так, словно вот-вот сорвется и улетит. Из-за тревоги, мучившей Карну, нарядная одежда выглядела на ней нелепо.
Ее это не смущало, но взрослые то и дело делали ей замечания: «Застегни пальто! Завяжи шнурки! Опять у тебя шапка съехала набок!» Или что-нибудь еще в том же духе.
Иногда она старалась угодить им, даже если не была с ними согласна. Их одергивания явно оставляли ее равнодушной.
Она вообще не слышала, что ей говорят, и стояла на ветру в пальто нараспашку. Ее оставили в покое. Тем более что на пути в Страндстедет у нее дважды чуть не случился припадок.
Вениамин раскланивался направо и налево, держа Карну за руку, и старался побыстрее закончить очередной разговор, но так, чтобы не обидеть заговорившего с ним человека.
Анна придерживала шляпку, ее большие голубые глаза были прикованы к серой воде. Порой она взглядывала на Вениамина и улыбалась.
Андерс стоял позади всех, прислонившись спиной к высокому штабелю из ящиков. Все давно привыкли к замкнутому выражению его лица. Он не выставлял напоказ свои чувства. Но никто и помыслить не мог, чтобы он не приехал встречать возвращавшуюся издалека Дину.
Пока пароход с грохотом и свистом пришвартовывался к причалу, Андерс хватался то за очки, то за трубку, словно не понимая, что же ему больше нужно.
Наконец он сдался, убрал и очки, и трубку и стоял, захватив рукой воротник тужурки, другая его рука неподвижно висела вдоль туловища.
В Страндстедете уже все знали, что Дина из Рейнснеса возвращается домой после многих лет, проведенных за границей. Люди собрались к гамбургскому пароходу, чтобы своими глазами увидеть, какой след оставили на ней эти годы. Особенно те, кто когда-то знал ее.
Она не стояла у поручней, пока пароход подходил к причалу. Не увидели ее и когда был спущен трап. Все ждали с волнением. Коротышки поднимались на цыпочки, чтобы шляпы стоящих впереди не загораживали им пароход, — хозяйки с мешками картошки за спиной, телеграфист в фуражке, экспедитор с кожаным портфелем.
Говорили, что у Олаисена теперь слишком много обязанностей, чтобы самому исполнять еще и обязанность экспедитора. На эту должность он нанял какого-то молодого человека с островов.
Поскольку Дина из Рейнснеса сразу не показалась, интерес людей вскоре переключился на другое.
Когда трап опустел, дверь салона снова открылась. Оттуда вышла высокая стройная женщина в темно-зеленом дорожном костюме. Лица ее не было видно. Его скрывала широкополая шляпа с вуалью, подвязанной под подбородком.
Андерс узнал и в то же время не узнал ее. Она шла словно в белом болотном тумане — он был без очков.
Он часто гадал, как она теперь выглядит. Нет, он не думал, что она стала некрасивой и старой, но все-таки она должна была немного поблекнуть…
Дина была не такая полная, как раньше, — это он сразу заметил. Худоба шла ей, но делала ее другой. Незнакомой. Может, она была уже слаба для сильного ветра? Как темный, видавший виды парус с побелевшими швами.
Андерс вдруг подумал, что видел ее в разных состояниях. Не всегда уверенной в себе, с твердым взглядом. Так уж было ему суждено. Ему показалось, что сейчас она похожа на ту Дину, которая когда-то чуть не истекла кровью в Фолловом море.
Однако женщина, вышедшая из салона парохода, вовсе не выглядела несчастной. Она нашла себя. Или он ошибается?
Дина остановилась у трапа. Потом взялась рукой за поручни и медленно, ступенька за ступенькой, стала спускаться к ним. Она понимала, что сейчас за ней наблюдает пятьдесят пар придирчивых глаз.
Андерс снял руку с воротника и большими шагами двинулся ей навстречу. Сколько раз он видел это во сне! Сколько раз во сне подходил к ней и брал ее руки в свои!
Когда-то, когда в Рейнснес еще заходили пароходы, он сам плавал на лодке, чтобы встретить ее. Ее спускали к нему с парохода, она была так близка, так осязаема. И дело вовсе не в том, что в ту пору зрение у него было лучше. Нет, просто в нем тогда был жив ее образ. Не только в голове. Во всем теле.
В последние дни он много раз представлял себе их встречу в Страндстедете, все было, как сейчас. Небольшие отличия не сделали мысли о встрече менее правдоподобными.
Правда, он и подумать не мог, что на Дине будут перчатки. Зачем они, разве у нее на руках нет кожи?
Но делать было нечего, он взял в руки ее перчатки и кашлянул, прочищая горло. А потом громко отчеканил, чтобы его слышали все, кто стоял вокруг:
— Благослови тебя Бог, Дина! Добро пожаловать домой!
В последующие часы эти слова летали над Страндстедетом. Дразнили, как запах пищи дразнит уставших на поле работников. Подумать только, сказать так после всех этих лет! «Благослови тебя Бог, Дина! Добро пожаловать домой!» Как мог этот Андерс из Рейнснеса, одинокий и опозоренный, встретить беглянку такими словами? Это было выше всякого понимания!