— Спасибо за экскурсию. Эта усталость лучшее чувство в мире. Оно того стоило.
— Мы ещё не всё посмотрели. На сегодня точно хватит.
— Ники. Какой она была?
— Кто? Бабушка? О! Ну… Она была строгой, справедливой, умной. Отец вечно ныл, что она о нём не заботится. Как по мне, так она как раз наоборот ограждала его от себя самого. После её смерти он совсем с катушек слетел. Я единственный, с кем она иногда говорила, не считая себя самой. В последний год была совсем плохая, несла какую-то чушь про волшебство и злого мага, который охотился за кем-то, кого она как бы спасала. — Он задумчиво уставился в стену. — Я даже хотел, чтобы это оказалось правдой, тогда я мог бы уйти в эту волшебную страну навсегда. Погоди, как же она её называла? По-моему, «параллельная». — Катарина грустно вздохнула.
— Тебе повезло. Ты знал её при жизни и был к ней добр. А вот я никак не пойму, за что мне досталось наследство. Не за красивые же глазки.
— Как знать, — он загадочно подмигнул и рассмеялся, обстановка разрядилась, и она почувствовала себя свободнее.
Колокольчик на двери зазвенел, и в помещение вошёл мужчина. Его костюм был идеально отглажен и имел глубокий синий оттенок, стрелки на брюках казались высеченными из камня. Он снял пальто и пристроил на вешалке. Сегодня он выглядел ещё притягательнее, чем в прошлый раз, когда она видела его в офисе: волосы были взъерошены ветром и заняли причудливое положение, пиджак имел зауженный крой и очень подходил атлетическому телосложению. Он оглядывал кафе в поисках свободного столика и остановил взгляд на ней, уголки губ приподнялись, образуя милую улыбку. Размашистым шагом приблизился.
— Добрый день Николас, — он подал руку. — Катарина. Выглядите очаровательно.
— Благодарю, мистер Балмер, — смущённо отозвалась она, краснея и презирая себя за чувствительные щёки, выдававшие эмоции.
— Ну, что вы. Мы же практически одного возраста. Можете звать меня Габриэль. Могу ли я присоединиться?
— Конечно. Я тороплюсь. Доберёшься сама домой? Я совсем забыл кое о чём, — прерывисто начал лопотать брат.
— Хорошо. Ещё раз спасибо Ники. За всё. — Тот кивнул, накидывая пуховик на ходу, и удалился. Они остались наедине.
— Можем перейти на «ты»? — спросил он, после того как сделал заказ официантке, пожирающей его глазами.
— Думаю, да. Излишняя вежливость бывает навязчивее грубости.
Она отпила немного кофе, отметив, что не чувствует рядом с ним себя зажатой, по сравнению с другими людьми. Он располагал каким-то неведомым образом. Но это не значит, что она не была смущена. Один его взгляд, настойчивый и дерзкий, заставлял лицо менять цвет на пунцовый.
— Ты совсем не помнишь меня Кэти? Так? Я вот тебя сразу узнал. Ты выросла, спору нет. Но твои волосы, глаза, улыбка. Я никогда их не забуду, — она поперхнулась.
— Я… не знаю… О чём ты говоришь?
— Мы были соседями, дружили, ужинали на общей кухне. Мой отец был одноклассником твоего. Да, и Стефана я прекрасно помню. Он иногда бывал у вас в гостях, правда, редко. А тот злосчастный велосипед, с которого ты упала и заработала шрам во всё колено. Готов поспорить, что он ещё там, — он лукаво заулыбался, ещё больше вгоняя в краску.
Она начала вспоминать. Тёмненький, красивый мальчик, с которым она когда-то играла, рассказывала истории, а он страшилки. Как они бегали на озеро, и получили потом от отца. И как он заботился о ней, приносил вкусности, учил преферансу. «Глаза! Они всегда были такими! Как я могла забыть что-то поистине чудесное?». Наша память часто подводит, остаются только яркие вспышки произошедшего, а большую часть забываем, но помним ощущения, и тело тоже их помнит, заставляя испытывать непонятную тревогу, печаль, радость, смущение. Чувства сильнее разума, и так было всегда.
— Габи! Прости! Я всё позабыла! Столько прошло времени! — Она с надеждой смотрела на него, надеясь, что он не обижается, а он наклонился и обнял в ответ.
Объятия были тёплыми и родными, и она почувствовала себя защищённой, и окончательно расслабилась. Он нежно провёл рукой ей по лицу.
— Я всегда знал, что ты станешь красавицей, когда вырастешь. Помнишь? Я говорил, что женюсь на тебе, — весело рассмеялся. — А ведь я так и не был женат. Ни одна девушка не заслуживала меня. У тебя есть кто-нибудь близкий? — пожирал глазами, потемневшими и принявшими обычный, голубоватый оттенок.
— Нет. Был. Он умер год назад.
— Соболезную, — не изменился в лице. — По правде говоря, я знал об этом. Чера следила за тобой и твоей жизнью. Произошедшее разрывало ей сердце, — вздохнул он, Катарина часто заморгала.
Во время оглашения завещания она догадалась, что за ней наблюдали, но почему-то упустила тот факт, что и об этом бабуле тоже было известно.
— Чера переживала? — заикаясь, спросила она.
— Да. Пару недель пила таблетки горстями. Её посвящали во все подробности. Как-то раз, она пришла, подавленная и печальная, выпила стакан виски и рухнула в кресло. Она сказала, что вся её жизнь череда сожалений, но есть одна вещь, о которой не жаль, и упомянула о том, что тебе будет ещё сложнее после её смерти. Не знаю с чем это связано Кэти, но она взяла с меня клятву защитить тебя любой ценой! — он взял её руки в свои, и будто ударило током. — Умоляю! Прими мою помощь! Если откажешь, лишишь возможности исполнить её предсмертное желание! На следующий день после этого разговора она умерла. — Он выглядел так, словно затаил дыхание, с надеждой заглядывая в глаза. Без сомнений, он любил старушку и сочувствовал ей.
Катарина не знала, что ответить. Она просто кивнула, до конца не понимая, в чём будет заключаться его участие. Они обменялись контактами, расплатились и вышли на улицу. Стемнело, шёл снег, кружась, и паря над головами. Он предложил подвезти, галантно придержав дверь машины. Водитель он был неосторожный, всю дорогу перехватывало дух от резких поворотов и периодических попаданий в колею.
— Встретимся завтра? — спросил он, остановившись у входа.
— Хорошо. Правда я не знаю, надолго ли здесь останусь.
— Надеюсь, что навсегда. Ты не читала письмо, правда? — она чуть не подпрыгнула на месте. «Про письмо то я и забыла». — Ничего. Есть время. А потом, разве не хочешь посмотреть на свой дом? Думаю, в Москву ты вернёшься нескоро. Доброй ночи Кэти, — поцеловал в щёку, приятно коснувшись щетиной, от него пахло сладостями.
— Доброй ночи Габи, — пролепетала она, выходя из машины.
Она спотыкнулась на пороге, чертыхаясь из-за неуклюжести, ведь он, конечно же, это видел. Ещё долго в голове звучал грубый, но ласковый голос. Почему-то даже нравилось, как он её называет, несмотря на пунктик сокращения имени. Он мог бы звать её даже никем, и она была бы этому несказанно рада. Ноги подгибались, мысли путались, руки отказывались слушаться. Таких сильных эмоций не испытывала с момента спасения бывшим супругом. «А ведь это тоже было зимой». Любимое время года являлось значительным во всех смыслах этого слова. Некий переломный момент жизни произошёл именно тогда. «Быть может, происходит снова прямо сейчас». Она увлеклась и буквально наткнулась на отца, ожидавшего в кухне.
— Ты пропустила ужин, — донёсся исподлобья строгий голос.
— Я встретила мистера Балмера в городе, мы посидели в кафе. Что-то случилось? — растерянно прошептала она и шагнула назад.
— Нет. Нет. Всё в порядке. Завтра сюда приедет моя семья. Хотел попросить тебя кое о чём, — заметила, что он как-то странно сидит, немного завалившись набок, а после почувствовала неприятный запах виски.
«Ещё никогда я не видела тебя таким. И когда ты только начал пить?». Он усмехнулся, пытаясь выпрямиться.
— Не осуждай… Я устал… Мой брат отказался от меня. Мать, выгнавшая из дома, раскаялась в завещании… Мир встал с ног на голову! — речь была нечёткой, отвращение промелькнуло у неё на лице, она терпеть не могла пьяных людей.
— Ничего. Я понимаю. Постараюсь быть как можно вежливее с ними. Спокойной ночи, — немного резко сказала она, и, развернувшись, зашагала прочь.
Глава 6Фибург
Она поднялась в комнату и вспомнила о личном письме от бабушки, забытом во внутреннем кармане пальто. Забавно, как только о нём пошла речь, она стала с нетерпением ожидать момента уединения, не смотря на компанию потрясающе-сексуального друга детства. Ночь спустилась на город и заволокла чернотой всё вокруг. Люцерн светился где-то внизу, там кипела жизнь. Полюбовавшись на огни, она отправилась в ванную, наполнила до краёв и медленно погрузилась. Удовольствие от тёплой воды и уставших мышц, получивших необходимое расслабление, накрыло с головой. Процесс очищения всегда доставлял немалое удовольствие, и из всех домашних развлечений она предпочитала именно его. Насладившись тишиной и покоем, выбралась из ванной и накинула махровый халат, приятно касавшийся тела. Она устроилась в кровати, как можно удобнее, спина утопала в подушках, в ней поселилась небывалая легкость, глаза начали смыкаться. «Письмо. Я должна прочесть. Слишком устала… Подождёт до утра». И положила, запаянный печатью из красного воска, конверт на тумбочку, погружаясь в сон. Опять снился дом. И снова рассматривала узор на оконных, резных рамах. Только теперь была ближе, на том самом месте, где остановилась в прошлый раз. Она прошла ещё немного. Узор можно было рассмотреть с этого расстояния. Это был знак бесконечности — перевёрнутая восьмерка, а рядом изображение лисы, склонившей голову на бок. Второе уже где-то видела. «Ну, конечно! Лиса символ семьи!». Она задумчиво смотрела на знаки, гадая, зачем бабушке понадобилось вырезать их на рамах, ведь у них не было так принято, насколько ей было известно. Любопытство вело в дом, и она поднялась по крыльцу, скрипнувшему под ногами на третьей ступени. В этот момент из сна вновь выдернуло что-то бестелесное, напугавшее до чертиков в первый раз. И также как и тогда, крепко заснула после.
Утром, потянувшись в кровати, она обнаружила под боком «Бродягу» и потрепала по голове. Кот вытянулся и затрещал. Солнце пробивалось в окно и наполняло комнату светом, с улицы доносился звук лопаты, расчищавшей дорожки. Она вспомнила сон. «Такое чувство, будто кто-то хочет что-то сказать, но не может». Посмотрела на письмо, раздумывая какое-то время. Любопытство пересилило страх. Она взяла его в руки и обнаружила, что печать оторвана. «Ещё вчера оно было целым». Катарина судорожно оглянулась. «Но, кто мог открыть? Стефан? Агнесс? Базиль? И зачем им это? Бессмыслица». Достала его и не увидела ничего. Буквально. Лист был чист. «Какой смысл опечатывать семейным гербом п