На собственную армию. Многие впервые стали думать о себе как о четтах, а не только членах какого-то клана. Горизонты расширялись на глазах, и самые дальновидные сообразили, что и амбиции четтов тоже могут расширить свои пределы.
Не менее неожиданным зрелищем, чем сама армия, был и ее предводитель — невысокий, белый как мрамор, в шрамах. Он походил на ожившего древнего идола и выглядел столь же неприступным. Жители суака не настолько хорошо его знали, чтобы приветствовать криками «ура», но и лишь только увидев, чувствовали, что знают его достаточно хорошо, чтобы бояться. Они уже узнали в лицо Коригану— свою собственную королеву, — а в последующие несколько часов узнали и о других спутниках Линана: прославленном Камале Аларне, горбуне Эйджере Пармере, могущественной магичке с востока, сопровождаемой свитой из четтских магов, и Гудоне — предводителе Красноруких, который походил на некоего шкипера баржи, всего несколько дней назад захваченного в плен Джесом Прадо. Казалось, прямо у них на глазах нити легенд оживали, сплетаясь в ткань.
Армия и ее предводители молча проехали по главной улице суака и в конечном итоге остановились перед единственным человеком, вставшим у них на пути. Жители суака с удивлением увидели, что это не кто иной, как Кайякан, самый сдержанный и скромный купец во всем городе. Он встал перед этим жутким бледным Линаном и поклонился, но не слишком низко. Жители смотрели, как Линан спешился, подошел к Кайякану и обнял его. К Линану присоединился Гудон, а затем и Коригана.
Люди Суака Странников терялись в догадках, не уверенные, как все это понимать, но точно знали — происходило нечто такое, о чем следует помнить до конца дней своих.
Дженроза сидела, опустившись на корточки. Подытоживающая сидела напротив нее. Землю между собой они разровняли ладонями. На земле появились слова, затем налетел маленький смерч и слова исчезли, но их место заняли новые.
— Я прочла «Чариона», — сказала Подытоживающая.
— И «бойня», — добавила Дженроза.
— «Город на реке».
— «Отступление армии».
Подытоживающая снова разровняла землю между ними.
— Но чьей армии? — задалась она вопросом вслух. Слова появились вновь, были стерты и сменились новыми словами.
— «Все пропало, все пропало, все пропало», — прочла Дженроза.
— «Висящий меч», — произнесла Подытоживающая.
— «Всем следовать на север».
— «Всем следовать на север».
Магички подождали, но никаких слов больше не появилось.
Дженроза тяжело вздохнула и наклонилась, держась за голову.
— Снова боль? — спросила Подытоживающая.
— Небольшая. С каждым разом становится все легче. Скажи, мы прочли о том, что произошло или что произойдет?
Подытоживающая смущенно посмотрела на нее.
— Сожалею, я и сама хотела бы знать, но такой магией никто не занимался со времен Правдоречицы.
— Я не Правдоречица, — настаивала Дженроза.
— Ты не перестаешь отрицать это, но я каждый день вижу, как ты делаешь такое, что могла делать только Правдоречица.
Дженроза нетвердо поднялась на ноги.
Подытоживающая озабоченно посмотрела на нее.
— Чего ты боишься?
— Почему я способна сделать столь много столь быстро? Ведь до прибытия в Верхний Суак… до встречи с тобой… я не умела делать ничего, кроме самых простых фокусов.
— Потому что у тебя не было никого, способного направить тебя, никого, кто мог бы показать тебе путь, дать созреть твоему природному таланту.
— Но теургия…
— Сковала тебя по рукам и ногам своими церемониями, процедурами и сложными заклинаниями. Путь магии всегда прост и всегда опасен. Судя по твоим рассказам, теургия хотела убедить тебя, что магия всегда сложна и трудна, и обучаться ей примерно так же опасно, как печь хлеб.
— Послушать тебя, так кажется, будто теургии были созданы для того, чтобы контролировать магию, а не применять ее.
— Возможно, так оно и было, — серьезно ответила Подытоживающая. — По крайней мере, первоначально. А теперь ты хочешь сделать больше?
Дженроза покачала головой.
— Нет. Только не сегодня.
— Тогда завтра мы встретимся опять.
— Да, — без энтузиазма отозвалась Дженроза.
Подытоживающая встала.
— Я ведь сказала тебе, что путь этот опасен. Предупреждала, что для следования им необходима смелость.
— Ты мне не солгала, — признала Дженроза. — А как насчет тех слов на песке? Следует ли нам кому-нибудь сообщить о них?
Подытоживающая обдумала этот вопрос, а затем сказала:
— Наверное, тебе следует сообщить Линану. Возможно, он найдет в них смысл.
— Висящий меч? — переспросил Камаль и пожал плечами. — Понятия не имею.
— Большая часть остального в некотором роде имеет смысл, — сказал Эйджер. — Ключом служит имя Чарионы.
— Согласен, — промолвил Линан. — Город у реки — это Даавис, осаждаемый или осаждавшийся Салоканом. А где битва, там всегда и бойня. И если армии движутся на север, значит, Салокан проиграл и отступает. Это он плачется «все пропало».
— Ты считаешь, что осада с Даависа снята? — спросила Коригана. — И армия Хаксуса отступает на север, вероятно, преследуемая победителем. Чарионой?
— Не знаю. — Линан пожал плечами. — Думаю, ключом к разгадке этого может служить висящий меч.
— Вот оно! — внезапно воскликнула Дженроза.
Остальные посмотрели на нее.
— Вот оно что? — спросил Эйджер.
— Висящий меч может послужить ключом к разгадке этого, — взволнованно сказала она. — Ключ Меча!
— Ну конечно, висящий меч! — горячо поддержал ее Линан. — Он висит на шее Аривы.
— Значит, сняв осаду с Даависа, Арива преследует разбитого Салокана, отступающего на север в Хаксус, — подытожил Гудон.
Все переглянулись.
— Думаю, именно так, — сказал Линан, но увидел, что Дженроза, похоже, сомневается. — Что не так?
— Все получилось таким законченным, — проговорила она. — Я никогда не слыхала, чтобы магия работала с такой легкостью.
— Но что же еще могут означать эти слова? — спросил Камаль. — Подобное толкование имеет смысл, учитывая имеющиеся у нас сведения о происходящем на востоке.
— Не знаю, но сама по себе магия не может сказать всего.
— Я могу снова отправиться на восток. Всегда хорошо поглядеть самому, — сказал Гудон, хотя и без особого энтузиазма. Нанесенные Прадо раны все еще заживали, и долгая скачка через ущелье Алгонка и дальше, в Хьюм, никак не поможет исцелению.
— Нет, спасибо тебе, друг мой, — отказался Линан. Он поочередно взглянул на каждого, сделал глубокий вдох и решил: — Пора мне отправиться посмотреть самому.
— Но не самому по себе, ни в коем случае, — заявил Камаль. — С тобой отправлюсь по меньшей мере я.
— Я и не думал отправляться сам по себе, — усмехнулся Линан. — На самом деле я думал взять с собой всю армию.
В лагерь своего клана Эйджер вернулся уже поздно ночью. Он собирался зайти к себе в шатер, когда заметил, что в шатре Мофэст все еще горит светильник. Подойдя к нему, он развязал полог и открыл его.
— Мофэст? — окликнул он с порога.
— Ты можешь зайти, и ты это знаешь, — ответила она. — Ты мой вождь.
Эйджер вошел. Мофэст лежала на кошме, все еще одетая, сцепив руки за головой.
— Почему ты еще не спишь? — спросил он. — Что-то случилось?
— Я никогда раньше не участвовала в сражении, — сказала она.
— Глядя на твои шрамы, я думал…
— Я дралась со многими четтами, — пояснила она. — Но то было совсем иное. Куда более частное.
Эйджер почесал в затылке.
— А со мной как раз наоборот. Я участвовал в очень немногих схватках, которые не были частью какого-то более крупного сражения. В действительности ни в одной, пока не встретил Линана.
— Значит, твой принц изменил мир для нас обоих.
— Тебя это расстраивает?
Мофэст сосредоточенно нахмурилась.
— Думаю, я боюсь:
— А разве раньше ты никогда не боялась? — спросил он, вполне готовый поверить, что именно так все и обстояло.
— Конечно, боялась, но за себя. А когда ты убил Катана, я стала бояться за свой клан. Теперь же я боюсь за всех нас.
— В опасности многое, но думаю, так было бы независимо от того, связали бы четты свою судьбу с Линаном или нет.
Мофэст ничего не ответила, и Эйджер начал чувствовать себя неуютно.
— Ты сожалеешь о том, что просила меня стать вашим вождем?
— Нет! — она живо отвергла такое предположение. — Об этом — никогда! Ты не представляешь, как много это значило для клана Океана. Мы гордимся тем, что ты наш вождь.
— Даже несмотря на то, что я так тесно связан с Линаном?
— Такова судьба — но понимание этого не мешает мне бояться. Я больше не вижу, какое нас ждет будущее. Некогда его было легко представить. Мы бы защищали свой клан, вступали в браки и растили детей, живя и умирая в Океанах Травы. А теперь мне думается, что я умру не в Океанах Травы, и это меня печалит.
— Ты и твой народ можете вернуться на свою территорию. Я не стану сердиться…
— Я и мой народ? — сердито переспросила она. И села, глядя на него в упор. — Ты ведь хочешь сказать, твой народ, не так ли?
— Ну да…
— Ты все еще не понимаешь, не так ли? Мы приняли решение продолжать свое существование в качестве клана под твоим началом. Его нельзя взять назад, и мы никогда не будем сожалеть о нем.
Эйджер почувствовал себя униженным ее словами и устыдился этого.
— Извини, Мофэст. Я горжусь тем, что я ваш вождь, горжусь этим больше, чем можно выразить словами. Но пребывание вождем клана Океана означает, что я должен также думать о наибольшем благе для клана, а отправиться со мной на восток, возможно, будет для него далеко не благом. Я думаю, что большинству из вас следует воссоединиться со своим стадом на территории клана, оставив только контингент, зачисленный в армию. С армией едут и другие вожди, но не более чем с несколькими сотнями своих воинов.
— Все снова возвращается к Линану, Эйджер. Ты не просто вождь — ты один из спутников Белого Волка. Мы это понимаем, и покинуть тебя для нас так же невозможно, как для тебя — покинуть Линана. Не говори больше об этом.