— Именно так вы и разговаривали с моей матерью?
— Нет, ваше величество. Она была моей наставницей во всем.
Арива услышала в голосе Оркида искреннюю печаль и почувствовала к нему жалость.
— Значит, тогда вы мой наставник?
— Нет, королева Арива. Я ваш канцлер. И нас ждут дела.
Она снова устремила взгляд на город. Листва деревьев, заполнявших сады и парки самых богатых граждан Кендры, сделалась красно-золотой, окрашивая город великолепным цветом.
— Не могу отделаться от мыслей о Линане. Я искренне верила, что он навеки умер и погребен, и когда тот наемник…
— Джес Прадо, — с некоторым отвращением произнес Оркид.
— ….Прадо сообщил мне, что он все еще жив, у меня возникло такое чувство, словно это я умерла.
— Понимаю. Я ощутил то же самое. Но нас все равно ждут дела.
— Я хочу чтобы меня избавили от него, Оркид. Мне хочется освободить мое королевство от его влияния, от его заразы.
— Он безвреден, ваше величество. Его занесло далеко к четтам, немногочисленному народу, живущему в степи и не знающему ни городов, ни армий.
— Нет, ты не прав. Пока Линан жив, он никак не может быть безвредным. Самая мысль о Линане все равно что язва, и, подобно язве, будет все разрастаться, если ее не вырезать. Он — мул, рожденный от королевы и простолюдина. И цареубийца.
Оркид глубоко вздохнул.
— Этот вопрос вам следует обсудить со своим Советом. Вам многое следует обсудить с Королевским Советом.
— И что же, по-вашему, мне посоветуют? Возможно, то же, что и вы?
— Ваше величество, возможно, я и мог бы обладать подобным влиянием на Совет, если б не был аманитом. Советники во всем вас поддержат, но могут дать рекомендацию, выходящую далеко за рамки моих скромных возможностей.
— О, теперь вы меня дразните, — пренебрежительно бросила она. — Мать полагалась на ваши советы так же сильно, как и я. К тому же большинство советников смотрит теперь на аманитов более благожелательно.
— Потому что вы выходите замуж за одного из нас? Может быть.
Арива сосредоточенно нахмурилась.
— Наверное, вы правы. Я созову Королевский Совет обсудить этот вопрос.
— Уверен, советники помогут вам выбрать правильный курс. — Добившись того, за чем пришел, Оркид повернулся к выходу. Он велит Харнану Бересарду, личному секретарю королевы, немедля созвать Королевский Совет. Ариве требовалось усиленно потрудиться для избавления от уныния, вызванного новостью, принесенной Джесом Прадо.
— Оркид, — окликнула его Арива.
— Ваше величество? — обернулся он.
Арива провела языком по губам, казалось не решаясь заговорить.
— Есть еще что-то?
— Мой брат, принц Олио. Вы заметили в нем в последнее время что-нибудь… странное?
— Странное? — Оркид задумчиво опустил взгляд. — Он кажется чрезмерно усталым.
— И больше ничего?
Оркид покачал головой. Принц Олио? С тех пор, как во дворец прибыл Прадо, он почти не думал об этом юноше. Не упустил ли он что-то важное?
— С его высочеством что-то стряслось?
— Не знаю. Возможно мне просто мнится.
— Что именно вас тревожит, королева Арива? Я помогу, если сумею.
— Он меняется, — быстро произнесла она, словно на самом деле не хотела произносить этих слов.
— Меняется?
— Он не такой… ну, не такой милый, каким был когда-то.
Лицо Оркида отразило его удивление.
— Милый?
— В смысле мягкий, нежный. Он часто кажется мрачным.
— Сожалею, не заметил. Если желаете, я немного разузнаю.
— Да, — кивнула Арива, — но так, чтоб он ничего об этом не проведал.
Оркид поклонился и снова повернулся к выходу.
— И еще, Оркид. Я, может, и согласилась созвать Совет, но мое решение насчет Линана останется неизменным. Я хочу, чтобы его разыскали. И убили.
Олио находился в длинном темном помещении, заполненном тысячей коек, и на каждой койке лежал ребенок. Он посмотрел на первую — сыпь молочницы. Девочка лежала с полуоткрытыми глазами, и зрачки у нее настолько расширились, что почти вовсе не проглядывало белков; она втягивала воздух в легкие короткими тяжелыми вдохами, словно больная собака. Олио положил правую руку на лоб девочки, а левой рукой крепко сжал Ключ Сердца. Он почувствовал мягкое прикосновение мага к своему плечу, и сила хлынула через ключ в его тело, а затем в тело девочки. Сыпь испарилась, глаза закрылись, дыхание сделалось ровным, когда она погрузилась в глубокий целительный сон.
В груди у Олио появилась дыра — маленькая, словно заостренный кончик пера, но он видел прямо сквозь нее. С соседней койки раздался стон. На ней метался мальчик, расчесывая обезображивающие его лицо и руки нарывы. Олио возложил правую руку на один из нарывов; через него снова хлынула сила. Нарывы растворились, мальчик глубоко вздохнул и улыбнулся ему. Олио улыбнулся в ответ, а затем заметил, что дыра у него в груди стала шире.
Крик боли со следующей койки. Олио увидел еще одного мальчика, весь торс которого изрезали ожоги, а кожа сделалась черно-красной. Олио исцелил его. Дыра в груди расширилась, став величиной с древко копья.
Теперь все помещение наполнилось стенаниями страдающих детей. Они хлестали по нему, словно волны бушующего моря.
— Иду, иду, — успокоил он. — Дайте мне время.
Он переходил от койки к койке, исцеляя всех детей подряд, а дыра у него в груди сделалась настолько большой, что перерезала его пополам, вся ее окружность теперь уже была не видна. Олио совершенно вымотался, но дети все еще нуждались в нем.
Он все шел и шел вдоль коек, леча больных, и все это время его медленно разъедало — до тех пор, пока он, добравшись наконец до конца, не увидел, что правая рука у него замерцала, сделалась полупрозрачной, а затем вообще исчезла.
Он посмотрел на последнюю койку. На ней лежал Линан, маленький Линан, с белым и раздувшимся от пребывания в морской воде телом, с выеденными глазами, с губами, от которых остались лишь обрывки кожи.
— Брат, я исцелю тебя, — сказал Олио и возложил руку. Но никакой руки у него не было. От Олио остался лишь воздух и свет.
— О нет! — воскликнул он. — Только не сейчас!
Раздувшееся тело Линана зашевелилось, и Олио увидел, как черви поедают плоть его сводного брата.
— Нет! — завопил он и повернулся бежать…
…и упал. Голова его столкнулась с чем-то твердым. Глаза открылись, и он увидел, что лежит на полу в собственных покоях. Олио застонал и попытался встать, но смог вместо этого лишь скорчиться в спазме рвоты, так ничего и не извергнув.
— О боже!..
Он оттолкнулся руками от пола и привалился к постели. В голове что-то стучало. Он прижал ладони к вискам, затем к челюсти. Во рту пересохло как в пустыне, его целиком заполнял распухший язык.
Он попытался снова встать на ноги, но согнулся пополам, так как барабанный бой в голове достиг крещендо. Он посидел на краю постели, пока этот грохот не поутих, а затем подошел к умывальнику и плеснул на лицо холодной водой. Полученный шок, казалось, в какой-то мере смыл боль.
Кто-то постучал в дверь.
— В чем дело? — проговорил он заплетающимся языком, почти совсем беззвучно.
— Ваше высочество, здесь прелат Фэнхоу хочет вас видеть. — Голос принадлежал слуге Олио. — Впустить его?
— Конечно, впустить! — крикнул в ответ Олио. Сколько раз надо втолковывать этому болвану, что Эдейтору Фэнхоу никогда не следует препятствовать заходить к нему? Он поднял взгляд на дверь, уловил свое отражение в зеркале над умывальником. И сперва не узнал увиденного лица.
— Нет, подожди! — попытался крикнуть он, но смог лишь что-то прохрипеть. Да и все равно было уже поздно. За дверью послышались шаги поспешившего привести прелата слуги.
Он плеснул еще воды на лицо и снова посмотрел в зеркало. Глаза красные, а кожа такая бледновато-желтая, что походила цветом на старинную слоновую кость. А из-за двухдневной щетины он выглядел как разбойник, а не принц королевства.
В дверь снова постучали; и она открылась. Вошел прелат Фэнхоу и закрыл за собой дверь. Олио втянул голову в плечи.
— Ваше высочество, с вами все в порядке?
— Просто устал, Фэнхоу, — кивнул Олио.
— Рад это слышать. Мне зайти попозже?
— Да, — слабо произнес Олио, а затем быстро поправился: — Нет. Нет, останьтесь.
И встал, выпрямившись, чтобы прелат увидел его лицо. Эдейтор побледнел.
— Ваше высочество! Что с вами?
— Мне плоховато спится.
— У вас такой вид, словно вы месяц не спали.
Олио заставил себя улыбнуться.
— Действительно н-настолько п-плохо? Надо б-будет п-перестать есть эту дорогую дворцовую еду.
Эдейтор не ответил на его улыбку.
— Вы хотите сказать, пить это дорогое чандрийское вино.
Веселое выражение на лице Олио исчезло, сменившись смесью потрясения и гнева.
— Как вы смеете!..
— Если мне нельзя сказать это вам в лицо, принц Олио, то кому же можно?
— В-вы слишком м-много на себя б-берете…
— Несомненно. Вы пили прошлой ночью?
— Не понимаю, какое вам д-дело до этого.
Эдейтор ничего не сказал. На лбу у прелата выступил пот, и его почти одолело тоскливое сосание под ложечкой, убедившее Эдейтора, что принц и вправду пил.
— Я даже не люблю вина, — продолжал миг спустя Олио. В голосе его теперь звучал притворный гнев. — И редко пью. Я не могу… — Он дал голосу стихнуть.
Эдейтор сглотнул.
— Не можете удержаться, ваше высочество?
— Я совсем не это хотел сказать! — выпалил Олио. — Если рта не можешь раскрыть, не п-предъявляя мне н-нелепых обвинений, то лучше уж вообще не раскрывай его.
Эдейтор развел руки жестом, который мог бы сделать взывающий к суду.
— Мой господин, я не собирался оскорблять вас…
— По вашим словам этого не скажешь.
— Я не собирался оскорблять вас. Мы с вами вместе участвуем в великом эксперименте во благо нашего королевства, и я вас уважаю и восхищаюсь вами больше, чем каким-либо другим известным мне человеком, но когда вижу вас таким — это разрывает мне сердце. — Эдейтор снова сглотнул, на этот раз — сдерживая слезы. Тон принца сильно уязвил его, но он стыдился проявить это чувство.