– В Сирию, говорите? – удивился я. – А как он туда попал, если у него отец еврей?
– Никто этого афишировать и не собирался, а сирийское руководство, с которым он общался напрямую, естественно, реагировало только на шелест купюр… Мы по-прежнему отслеживали все его шаги и контакты, но, ясное дело, тут уже появились некоторые трудности, потому что Зенкевич, вероятно, что-то почувствовал и стал более скрытным. Как мы ни опекали его, он стал нередко ускользать от нас и даже пропадать на некоторое время. Поначалу мы решили, что это очередные его «гешефты» с подпольными клиентами, а потом стало поздно. Мы же считали, что за ним, как, впрочем, и за остальными нашими специалистами, работающими за границей, следят тамошние спецслужбы, и он поступает совершенно разумно, конспирируясь от них, но… выяснилось, что он то же самое проделывал и по отношению к нам. Однако шила-то в мешке не утаишь. Не только для нас, но и для наших противников… В 1995 году госдепартамент США утвердил персональные санкции против Зенкевича, обвинив его в контрабанде веществ двойного назначения. Тайное непременно становилось явным, и его секретность затрещала по швам… Вместе с этим, нам всё труднее становилось контролировать его и учёных, работавших с ним в связке. А тут ещё наши израильские коллеги стали наступать на пятки. Если раньше они действовали скрытно, то теперь о своих расследованиях тайных делишек Зенкевича принялись открыто сигналить в Москву.
– Что за коллеги?
– Не догадываетесь? Ваш израильский «Моссад».
– Я с ним ни разу не встречался. Всё больше в детективных книжках да газетах читал. А вы с «Моссадом» сотрудничаете?
– Все спецслужбы контактируют на каком-то уровне друг с другом… Но это, по большому счёту, к нашему сегодняшнему разговору отношения не имеет.
Мы прошли уже довольно далеко по набережной, однако мой собеседник, казалось, этого не замечал:
– Когда стал разгораться международный скандал с Зенкевичем, и стало понятно, что решать этот скандал придётся уже не на рабочем, а на дипломатическом уровне, было принято решение срочно отозвать его из Сирии в Москву. Тем самым, конечно, проблема не решилась бы, но за неимением фигуранта можно было бы попробовать как-то отмолчаться. И он, в самом деле, сел в самолёт, летящий из Алеппо в Москву, и в нём скоропостижно скончался…
– Мой брат… – выдохнул я, совершенно не ожидая такой неожиданной развязки, – умер?!
– Да. – Мужчина посмотрел на меня внимательным и долгим взглядом. – После чего был похоронен на Троекуровском кладбище с воинскими почестями. Так гласит официальная версия…
– Что значит официальная версия?!
– Дело в том, что в самолёте на его месте был обнаружен совершенно иной человек. Очень похожий и загримированный под генерала, но это был не он.
– И вы не подняли шума?
– А зачем? Во-первых, Зенкевич был, как сегодня принято говорить, уже сбитый лётчик, который никому, по большому счёту, не нужен, и дальше его использовать никак нельзя. А во-вторых, он всё-таки обладал некоторыми секретами, представлявшими государственную тайну, и начинать шумиху вокруг его гибели или исчезновения – это значило, что придётся выносить сор из избы и начинать официальные расследования с непредсказуемым исходом. А в-третьих, было ясно, что инсценировка кончины этого человека далеко не случайна, и настоящий генерал Зенкевич, по всей видимости, похищен. Не до конца понятно было лишь, кем. Хотя такое по силам только одной из разведок в этом регионе. Вашей…
– Давно это случилось?
– Я уже сказал, в апреле 2002 года.
– И что же изменилось за это время?
– Многое изменилось. – Мужчина посмотрел на часы и вдруг заторопился. – Давайте, Игорь, сейчас прервём наш разговор, хоть и на самом интересном месте. У меня сейчас срочная встреча.
– Но это действительно некрасиво с вашей стороны! – принялся возмущаться я. – Завели разговор и сами же его обрываете… И потом у меня ещё вопрос к вам…
– По поводу Светланы? – ухмыльнулся мой собеседник. – Всё будет в порядке, не сомневайтесь. У вас ещё будет возможность пообщаться с ней. Обещаю… Если будете послушным мальчиком!
Ах, как паршиво всё складывается! И несправедливо. Толькотолько на моём довольно блёклом горизонте забрезжил лучик надежды – и всё снова заволокло тучами. Я-то ещё три дня назад даже не надеялся, что в моей жизни может появиться какой-то новый родственник, тем более, такой яркий и неординарный, как Станислав Зенкевич, да ещё в придачу к родственнику женщина, с которой я впервые за долгие годы почувствовал себя шестнадцатилетним юношей! И ведь я реально ощутил, что становлюсь энергичным и помолодевшим лет на двадцать. Это ли не чудо?!
И вот опять со всех сторон облом. Родственник – не то жив, не то мёртв, и то, судя по всему, это сведения пятнадцатилетней давности. А что с ним сегодня? Если жив, то где он? Лучше б мне про него ничего не рассказывали! Что это за изуверские порядочки в конторе? Никак не могут отвыкнуть от пыток и истязаний?
Но родственник – бог с ним. Есть или нет – в конце концов, это мало что изменит в моей сегодняшней жизни. А вот Светлана… Хоть я и не очень подхожу на роль бойкого жиголо, Дона Жуана или поручика Ржевского, но иметь рядом с собой такую женщину… Э-эх! Скажет кто-то из знакомых, мол, в разнос пошёл чудак – на старости лет бес в ребро или вообще дальний расчёт на бесплатную сиделку у кровати немощного склерозничка… Никаких расчётов не делаю, честно признаюсь, да и рассчитывать на какие-то продолжительные отношения с кем-то вряд ли имею право. Светлана – туристка, и остаться ей в Израиле со мной очень тяжело. Да и её мнение мне неизвестно…
А если она и в самом деле, как говорил этот комитетский змей-искуситель, всего лишь выполняет оперативное задание по раскрутке фигуранта – ложится с ним в постель, играет в страсть… Тьфу, даже противно об этом думать!.. Интересно, если у неё и в самом деле это всего лишь оперативное задание, то первое оно или…
После этой гадкой, но всё время повторяющейся мыслишки я не на шутку разнервничался и стал метаться по набережной, словно мог где-то здесь отыскать ответ. Но кто мне мог сейчас сказать что-то внятное?
Забежав в какое-то кафе, я купил бутылку водки, новую пачку сигарет и отправился на пирс неподалеку, где были пустые скамейки. Тут можно спокойно присесть и обдумать свою непростую ситуацию. Но непростую ли? Всё же в ней на самом деле примитивно просто, нужно лишь успокоиться и перестать пороть горячку. А что дальше?
Первый пластиковый стаканчик, прихваченный с собой из кафе, я опустошил залпом и даже не почувствовал вкуса водки. Закусывать было нечем, поэтому я прикурил сигарету и осмотрелся по сторонам. Легче на душе не становилось, зато появилось ощущение некоторой лёгкости.
Самый простой и логичный вариант: вернуться к своей прежней спокойной и размеренной жизни. Буду ежедневно ходить на работу в мастерскую, примеривать, как всегда, на всех, кто попадается на глаза, мои «деревянные» характеристики, ни о каких новообретённых родственниках впредь не помышлять, а женщины… Да бог с ними, с женщинами, ведь обходился же както последнее время без них – квартиру убирал, щи варил такие, что за уши не оттянешь, а пообщаться с кем-то и излить душу… Да вон, тот же самый Евгений, с которым я познакомился недавно! Чем на безрыбье не собеседник?
Такой же неудачник, как и я…
– Здорово, Игорёк!
Кажется, я задремал и проворонил, как кто-то уселся на лавку рядом со мной.
Да это же Евгений – лёгок на помине! Стоит про него вспомнить – и он уже тут как тут. Как чёртик из табакерки появляется…
– Я вспоминал о тебе всего минуту назад, – доложил я ему непослушными губами.
– А я и не сомневался! – нахально ответил он и потянулся к бутылке, стоявшей между нами. – Можно?
– Давай…
– Что это тебя так плющит? – поинтересовался он, выпив, и принялся разглядывать меня хитрыми глазами. – Небось, с новым братцем отношения не складываются? Я уж не говорю о предмете пылкой страсти.
– Ты что, за мной подсматриваешь?
Евгений виновато отвёл глаза в сторону и признался:
– Иду я себе по набережной и дай, думаю, подышу воздухом перед сном. А тут ты с каким-то мужиком выскакиваешь из-за угла и так увлечённо о чём-то беседуешь, что даже по сторонам не смотришь. Я сразу и смекнул, что это, наверное, мужик, который тебе инфу сливал про братца. Ты же мне про него рассказывал, помнишь? А что тебя ещё могло так взволновать?
– Нет, ты подсматривал! – почему-то пьяно принялся я его убеждать.
– Ну, подсматривал, – сразу согласился Евгений, – но из самых лучших побуждений…
– Каких таких побуждений? Проще говоря, шпионил!
– Слушай, Игорь, давай я лучше тебя провожу до дома, а то мало ли что. – Евгений быстро вернул в брошенный рядом с лавкой пакет недопитую бутылку водки и подхватил меня под руку.
Мы отправились назад по набережной, и с каждый шагом я чувствовал, как трезвею. Всё-таки выпил я совсем немного, а той удали и умения выпивать, какой обладал когда-то раньше, уже не было. Погорячился, видно, вообразив, что превратился в буйного юношу, которому море по колено и прежние юношеские забавы по плечу.
– Ну, и что тебе этот мужик нового поведал? – как бы невзначай поинтересовался Евгений. – С чего ты так рассупонился?
– Да рассказывал-то он много, только ничего я в итоге не понял. Братец-то у меня появился, но, по его словам, ещё в 2002 году умер при невыясненных обстоятельствах… Или не умер. Никто в точности не знает.
– Как такое может быть?
Слово за словом я изложил ему историю гибели генерала Зенкевича на борту самолёта. И даже то, что труп в итоге оказался подменённым, но поднимать шум не стали и потихоньку похоронили его на Троекуровском кладбище в Москве. Политика, приятель, это тебе не хухры-мухры… Меня сейчас отчего-то тянуло на откровения.
– Ну, и где же сейчас скрывается твой брат, если он жив?
– Никто, говорю же, не знает, ведь столько лет прошло. И раньше не знали, а теперь уже подавно. Если бы он был гарантированно жив, то ему сейчас было бы уже под восемьдесят лет. А до такого возраста, сам знаешь, не все доживают.