в небольшом поселении на побережье неподалеку от Хайфы. В отличие от других жильцов заведения, ему было отведено целое крыло, и перед дверью, закрывавшей вход в его апартаменты, на площадке у лифтов всегда сидел охранник. Единственный документ, которым пользовался охранник, это короткий список тех, кому было дозволено проникать к высокопоставленному жильцу. С остальными же, если им каким-то чудом удавалось проникнуть сквозь охрану на входе в здание и подняться на лифте на восьмой этаж, он даже не разговаривал.
Всё это поведала мне Светлана по дороге. Пару дней назад по каким-то своим каналам это разузнал её приятель. Мы ехали по прибрежному шоссе на север, и я слушал её вполуха. А раздумывал я опять про то, что сейчас еду с приятной и милой женщиной, с которой мне легко и свободно, и в то же время безмерно грустно из-за того, что эта поездка рано или поздно закончится, а затем снова наступят серые нерадостные будни. Мадонна на моих не нарисованных полотнах так и останется только в мечтах, которым, по всей видимости, уже никогда не суждено сбыться. Случится ли когда-то ещё нам вдвоём вот так нестись по шоссе на машине? Трудно что-то загадывать.
– Как же мы всё-таки сумеем встретиться с этим Зенкевичем-Гальпериным, если к нему никого не пропускают? – поинтересовался я, надеясь, что наша поездка затянется, и мы проведём вместе больше времени.
– Сделать нужно следующее. Я тебе сейчас отдам распечатки архивных документов, подтверждающих ваше родство по отцу…
– Основательно же вы, ребята, подготовились ко всему! – усмехнулся я. – Эту нашу сегодняшнюю поездку вы с шефом, небось, спланировали заранее?
– Конечно, спланировали. Но ехать мы должны были втроём, притом о цели поездки ты знать не должен был почти до самого конца. А поехали, как видишь, вдвоём.
– Хорошо, рассказывай дальше.
В тонкой целлофановой папке, которую вытащила Светлана из своего рюкзачка, было всего несколько листков, притом, как я заметил, верхний из них переведён на иврит. Да уж, всё эти бодрые ребятишки предусмотрели! Даже то, что придётся общаться с людьми, не знающими русского языка.
– По приезду ты пойдёшь к директору бейт-авота, потому что непосредственно к генералу тебя, как ты понимаешь, пока не пропустят. Объяснишь директору, кто ты, выложишь перед ним эти документы и примешься размахивать ручками, изображая безумно счастливого родственника. Естественно, директор на слово тебе не поверит и начнёт созваниваться с собственным начальством и со спецслужбами, с которыми непременно находится в тесном контакте. Это наверняка займёт немало времени, но рано или поздно выяснится, что информация не фальшивая, а самая что ни на есть настоящая. Это именно то, в чём им необходимо будет убедиться. И только тогда тебе разрешат навестить родственничка…
– И на эту бюрократию, ты думаешь, хватит одного дня?
– Постарайся уложиться в один день. На колени встань, скажи, что ехал через всю страну, и в другой день тебя больше с работы не отпустят… короче, уламывай, как можешь.
– Предположим, такое удастся… А после этого я должен буду убедить старика встретиться с вами? – невесело усмехнулся я. – Тебе не кажется, что если он скрывается ото всех, то сейчас даже слушать об этом не захочет, кто бы ему об этом ни говорил? Просто пошлёт меня подальше, несмотря на родственные связи, а то и своим местным полканам доложит о шпионах.
– Постарайся быть убедительным. Изображай счастливого родственника, который стремится теперь провести побольше времени с новообретённым братцем. Да тебе и изображать ничего не придётся. Всё и так у тебя на лице написано. Ты только выйди на него, а дальше будем поступать по ситуации.
Некоторое время я молчал, потом вздохнул:
– Ох, не нравится мне это! Ты уж меня, Света, извини, но какой-то подвох чувствуется во всех ваших делишках. Неправильно всё это как-то… До сих пор не понимаю, что я здесь делаю? Только ли я нужен для того, чтобы найти подход к Зенкевичу? Без меня нельзя было обойтись?
– Ну, что ты заладил одно и то же, как попугай! Представь, что без тебя действительно никак нельзя. Мой напарник уже пробовал несколько раз, и всё время прокалывался. А тут случайно выяснили про тебя – это же просто удача. Джек-пот.
– Так уж и случайно… Может, плюнем на всё, – тут я искоса глянул на неё, – и укатим подальше от всех этих зенкевичей и твоих начальников? Пусть они сами друг с другом разбираются…
– Всё бросить и скрыться? Как ты себе это представляешь? Я – без документов, с заканчивающейся визой, а в Москве у меня, между прочим, родственники…
Я вспомнил про Игаля и вкрадчиво сказал:
– Есть у меня один человечек, который, наверное, мог бы нам помочь…
– Нет! – Светлана покачала головой и отвернулась. – Если мой шеф достанет генерала раньше нас, то нам никакой твой человечек не поможет!
Дальше мы всю оставшуюся дорогу молчали. Я видел, как она тайком поглядывает на меня, и мне даже показалось, что таким ждущим и слегка обиженным взглядом настоящий разведчик ни на кого смотреть не может. Или это не настоящий разведчик. Кто же такая Светлана? Хотя… много ли я разведчиков видел на своём веку?
– Ты же понимаешь, – еле слышно пробормотала она, – что мы сейчас поступаем вопреки всем планам. – Она неопределённо махнула рукой и вздохнула. – Вместо того, чтобы ликвидировать старика, едем его спасать. И ему, если начнёт артачиться, нужно обо всём рассказать открытым текстом. Пускай знает об опасности и решает, как поступать.
– Тебе-то зачем его спасать? Ты же сама сказала, что после этого у тебя будут очень большие неприятности. Особенно, когда домой вернёшься. Стоит ли игра свеч?
Она хотела что-то сказать, но промолчала, лишь махнула рукой.
– Неужели тебе не страшно? – продолжал я.
– Страшно. Но… я познакомилась с тобой, и сама не знаю, что со мной произошло. – Светлана отвернулась и прижалась лбом к стеклу. – Всё кувырком… Какая-то слащавая сентиментальная история получается. Честное слово, индийское кино, только без танцев…
– Ещё шутить пытаешься? – Я похлопал её по руке. – Ладно, успокойся, что-нибудь придумаем. Я тоже не китайский болванчик, и не допущу… – А что бы я смог не допустить, так придумать и не сумел.
На охраняемую территорию комплекса, где находился элитный дом престарелых, нас, как ни странно, пропустили без проблем. Пожилой охранник неспешно выбрался из своей будки, безразлично оглядел нас, скользнул взглядом по моему удостоверению личности, потом попросил открыть багажник машины. Ничего запретного в багажнике не было, поэтому он сразу же поднял шлагбаум и махнул рукой, чтобы проезжали.
Пока мы ехали по тенистой аллее, ведущей к высокому современному зданию бейт-авота, я с интересом поглядывал по сторонам. Мне уже доводилось бывать в подобных заведениях, но, как правило, более скромных и не таких дорогих. И всегда там встречались свободно гуляющие по территории старички, некоторые на колясках в сопровождении сиделок, некоторые просто отдыхали, сидя на скамейках или в беседках. Шахматы, карты, газеты – всё это было наполнено жизнью, пусть и угасающей, но жизнью.
Здесь же было на удивление пустынно, словно мы ехали по крутой правительственной территории, передвигаться по которой допускалось только по определённым маршрутам. А может, так оно здесь и было – откуда мне знать?
– Честно признаться, не хотел бы я в таких суровых условиях коротать свои последние дни, – пробормотал я, но вышло это совсем не весело.
Света ничего не отвечала, лишь поглядывала по сторонам. Однако повсюду было по-прежнему безлюдно.
У широких стеклянных дверей, ведущих в главный корпус, мы притормозили. Сквозь стекло почти полностью просматривался большой холл с громадным вестибюлем и мраморными полами, уставленными кадками с раскидистыми пальмами. Приглядевшись, в глубине вестибюля мы различили промелькнувших людей в белых халатах, вероятно, работников бейт-авота и вместе с ними… несколько человек полицейских.
– Что-то здесь не так, – пробормотал я и озадаченно почесал щетину на щеке. – Что в таких заведениях делать полицейским? Неужели они тут трудятся в качестве охранников?! Круто здесь, однако!
– Давай отъедем куда-нибудь в сторонку и понаблюдаем, – сказала Светлана, – и в самом деле, лучше туда сразу не соваться.
Мы проехали чуть вперёд и обнаружили карман, в который заезжают мусоровозы для сбора контейнеров с мусором.
– Посиди в машине, – распорядилась Светлана, – а я выгляну и попробую прикинуть, что к чему. Если ты пойдёшь, то сразу засветишься.
Мне было очень неприятно, что в роли Джеймса Бонда теперь выступаю не я, а моя нежная и хрупкая подруга, однако она, наверное, всё-таки права. Всё же, пообщавшись с профессиональным комитетчиком, она была почти профессионалом, а я… я и в самом деле мог сразу засветиться в этой непонятной ситуации.
Некоторое время после её ухода я тоскливо сидел за рулём и слушал пение птичек с ближайших деревьев, потому что, кроме этих звуков, повсюду была полная тишина, потом принялся очередной раз раздумывать о Зенкевиче.
Непонятный какой-то у меня новоявленный братец. Всё связанное с его именем окутано тайной. И даже не тайной, а полутайной, когда все вокруг о нём знают какие-то детали, но никто не знает ничего конкретного в целом. Пускай я не ведал о его существовании с самого своего рождения, но ведь на то есть объективная причина. Я и не должен был ничего знать – не для таких, как я, обывателей информация о засекреченных генералах. Однако сейчас, когда, казалось бы, уже нет никаких формальных препятствий для встречи родственников, тем не менее, всё опять сопряжено с какими-то сложностями. Химическое оружие, секретная работа, ФСБ, сирийские секретные лаборатории, подменённые трупы в самолётах – да гори оно синим пламенем, как я далёк от всего этого!.. У меня в голове даже мелькнула подленькая малодушная мыслишка плюнуть на всё и в одиночку укатить отсюда. Подальше от греха. Адрес-то я теперь знаю и, когда всё уляжется, спокойно могу приехать сюда и встретиться с братом. Но… как я всё же могу сейчас бросить Светлану?!