– Тебя удивляет, почему я так откровенно выкладываю свои планы? Всё-таки он твой родственник как-никак, а я, негодяй, вон, что удумал…
Теперь он разглядывал меня пристально и не отводя взгляда, а мне показалось, что именно сейчас он скажет какую-то свою основную гадость, чтобы до конца запугать меня и полностью подчинить своей воле.
– Какая тебе, Игорь, спрашивается, польза от знакомства с ним? Какие вы братья, если ни разу не виделись? Кстати, и поживиться у него наверняка уже нечем, если у тебя промелькнула подобная шкурная мыслишка. Денег-то за свою долгую жизнь он накопил немало, но всё переводил оставшейся в Москве семье – жене и двум дочерям… А теперь попробуй решить несложную задачку: как жена и дочери поступили с ним, едва узнали, что батюшка стал перебежчиком? Им же наверняка доложили, что генерал не погиб от сердечного приступа в самолёте… Молчишь? Они поступили с ним точно так же, как и его мать поступила с вашим отцом, узнав о его плене. Улавливаешь параллель? У вас это, видно, родовая черта, передаваемая по наследству! – Но заметив, что я непроизвольно нахмурился и сжал кулаки, тотчас поправился. – Ну, это не совсем корректная параллель, тем не менее… Так что генерал оказался в Израиле уже сирым и убогим, без копейки в кармане, если, конечно, не считать секретов, которыми тоже особо не поторгуешь, так как они – гарантия его безопасности, а не предмет купли-продажи…
Внимательно вслушиваясь в его слова, я чувствовал, что Виктор Николаевич на сей раз говорит чистую и неприятную правду, но лучше бы уж этой правды никогда не слышать.
Я мрачно закурил и тоже подошёл к окну:
– Может, сообщишь мне всё-таки, что это за секреты? Не люблю, когда меня используют втёмную. Хоть я и сторона в этом деле, но интересно же знать… Если секреты связаны с химическим оружием, от которого будет только вред людям, то никуда я не поеду и ни в чём помогать тебе не стану. Можешь меня пристрелить прямо сейчас. А потом спокойно добивай и старикана, если достанешь. Он, по-моему, вполне заслужил этого своей плодотворной деятельностью…
– Ого, сколько пафоса! Так и быть, признаюсь тебе, Игорь, честно: действительно вся эта петрушка вертится вокруг химического оружия. Вернее, его секретных запасов на территории Сирии и сопредельных государств – Ливана, Турции, Ирака, Иордании. Перед своим уходом за кордон Зенкевич постарался все эти закладки засекретить так, чтобы ни одна живая душа не догадалась, где они. А это, хочешь ты того или не хочешь, всё-таки собственность Российской федерации. А значит, необходимо их разыскать и вернуть законному владельцу. И уж потом они будут, в соответствии с Декларацией о запрете, официально уничтожены… Как тебе мои коварные планы? Что в них нет античеловеческого и негуманного?
– А ты эти запасы точно собираешься вернуть России?
– У тебя есть сомнения?
– Есть.
– Ну… значит, ты умный мальчик, и не нужно тебе азбуку растолковывать, что сегодня выживают лишь те, кто смог побольше урвать. Или найти платёжеспособного клиента побогаче.
– И как же ты всё-таки собираешься вытаскивать из старика секреты? Если он хранил их столько лет и никому ничего не выдавал. Силой, что ли?
– Во-первых, не так уж тщательно он их хранил, и кое-что стало известно твоим соотечественникам-израильтянам, а во-вторых, мне бы только добраться до него, а потом – небольшой укол сыворотки правды…
– Насколько я знаю, это сильнодействующая штука. Как бы Зенкевич от этой сыворотки не загнулся…
Виктор Николаевич нахмурился и вытащил новую сигарету:
– А вот это уже не моя проблема. И тем более, не твоя. Мне бы только вытащить из него любыми способами оставшиеся адресочки. Я, в конце концов, не господь бог, чтобы решать, кому продолжать жить, а кому сыграть в ящик… На этом нашу просветительскую беседу закончим. Я и так рассказал тебе больше, чем собирался.
В десять часов вечера Игаля вызвал к себе начальник разведки. Такие поздние вызовы случались и раньше, но только в самых экстренных случаях, когда на границах было неспокойно или происходили какие-то чрезвычайные ситуации. Но сегодня вроде бы ни в новостях, ни в собственных оперативных сводках ничего тревожного не было, поэтому Игаль немного растерялся. Поздние вызовы к начальству беспричинно не случаются, поэтому нужно держать ухо востро.
Но подъехать начальник разведки велел не в штабной корпус, а к себе домой, в небольшой домик на побережье, где жил вдвоём с женой. Игаль и раньше бывал у него в гостях, и знал, что самые сложные и щепетильные вопросы хозяин дома решает именно здесь. В штаб является, как правило, с уже готовым решением.
Шеф разведки встретил Игаля на веранде, где они сели в кресла, отпили по глотку кофе из уже неизвестно какой по счёту за день чашки. Где-то за невысоким заборчиком залаяли собаки, с которыми охранники обходили периметр. Некоторое время шеф прислушивался к доносящимся звукам, потом начал говорить:
– Дело, по которому я тебя вызвал, в принципе, достаточно заурядное и тянется уже добрый десяток лет. Особых продвижений в нём до последнего времени не было, что нас полностью устраивало. Но произошли некоторые изменения, и теперь необходимо реагировать быстро и решительно…
Обычно с таких длинных прелюдий шеф никогда не начинал, и это опять немного удивило Игаля, хотя он решил пока не перебивать и подождать, пока начальник доберётся до сути вопроса.
– Причина этому – обострившаяся ситуация на нашей северной границе. Сам знаешь, что армия Асада при поддержке российских и иранских формирований почти добила остатки вооружённых банд ИГИЛа и оппозиции. Хоть мы и пристально следим за всем, что там происходит, и незамедлительно отвечаем на каждый миномётный снаряд, залетевший к нам на территорию, наше дело – сторона. Пускай наши недоброжелатели истребляют друг друга, лишь бы не совались к нам. А вот с этим возникли большие проблемы. Война всё ближе к нашей границе, и это нас беспокоит… Впрочем, ты обо всём прекрасно знаешь и без моих экскурсов в политику.
Игаль молча кивнул головой.
– И хоть, по всем предположениям, дни ИГИЛа сочтены, и активная фаза боевых действий скоро закончится победой коалиции, нам следует опасаться провокаций, на которые всё ещё способная эта издыхающая гадина… – Резких слов, как правило, начальник разведки старался избегать, но сейчас не удержался. – Эмиссары Исламского государства рыскают повсюду в поисках какого-то мифического сверхоружия, которое сумело бы коренным образом изменить ход войны. И в центре их внимания химическое оружие, способное принести неисчислимые жертвы среди мирного населения, оружие компактное и смертоносное, не требующее специального оборудования доставки и навыков работы с ним… Догадываешься, к чему подвожу?
Игаль снова молча кивнул ему.
– Итак, всплывает дело бывшего опального российского генерала Зенкевича. – И, увидев, что Игаль собирается что-то сказать, махнул рукой. – Не надо, я знаю, что в этом затхлом болотце снова началась какая-то странная возня, и вы это уже взяли на контроль. Всё верно, и к вам нет никаких претензий. В связи с тем, что дело переходит в активную фазу, мне хотелось бы уточнить некоторые детали. К нам поступило донесение, что завтра утром бейт-авот, в котором проживает Зенкевич, собирается повторно посетить агент ИГИЛа, российский гражданин по имени Владимир Супрун. Он наверняка есть в ваших разработках. Вместе с ним должен прибыть новоявленный брат генерала наш гражданин Игорь Стародубский. Он предварительно связался с руководством бейт-авота и попросил разрешение на посещение. Мы разрешили ему прибыть на встречу.
– Наши люди дежурят там круглосуточно, – впервые подал голос Игаль, – и фиксируют каждого, кто приближается к корпусу. Как только Владимир с Игорем появятся в пределах досягаемости, то будут незамедлительно задержаны. Тем более, не забывайте, руки Владимира в крови нашего сотрудника, и у нас с ним особые счёты.
– А вот задерживать их пока я не стал бы. Чего мы добьёмся, арестовав Владимира до того, как он встретится с Зенкевичем? Естественно, он уже заслужил пожизненное за убийство человека, но он в этом случае сядет всего лишь за уголовное преступление, а о своей работе на ИГИЛ мы так от него ничего не узнаем. Это профессиональный разведчик, и вытащить из него информацию мы не сможем абсолютно никак. Не в его интересах навешивать себе ещё и это обвинение. А возможно, и получить заточку под ребро в камере тюрьмы после того, как это станет известно его спонсорам.
– Что вы предлагаете?
– Если ему нужен Зенкевич, то дадим ему возможность встретиться с Зенкевичем. И только общение с ним, которое, естественно, будет фиксироваться до мельчайших деталей, даст нам основания предъявить ему все обвинения, которых он заслуживает. А в том, что вы сумеете задержать Супруна во время беседы или после неё, у меня никаких сомнений нет.
– Мы сильно рискуем стариком. Честно признаться, я никогда его не видел и до последнего времени даже не подозревал, что это реальный персонаж. Мы знали, что за ним охотятся, и отслеживали всех этих владимиров и его подручных, но как бы на дальних подступах. А теперь, выходит, необходимо допустить встречу и прямой контакт… К тому же, в таком почтенном возрасте здоровье у генерала наверняка не очень крепкое, да и рассудок… Всё может случиться. Стоит ли идти на такой риск?
Начальник разведки ухмыльнулся и глянул исподлобья на подчинённого:
– Молодец, Игаль, правильно рассуждаешь. Рисковать нельзя. Поэтому мы и выставим для беседы с этим охотником, если дело дойдёт до встречи, двойника Зенкевича, нашего сотрудника, подготовленного и загримированного. Тем более, фотографий генерала в преклонном возрасте у Владимира наверняка нет, а снимков двадцатилетней давности почти не сохранилось. По роду своей деятельности, Зенкевич, сам понимаешь, не особенно любил позировать перед фотокамерой.
– Уточните, что требуется от нас в данной ситуации?
– Не засветиться раньше времени и выждать момент, когда появятся убедительные основания на задержание – запись разговора, предложения, шантаж и угрозы. Конечно, сотрудник, загримированный под генерала, будет тоже подготовлен к любому варианту развития событий, но подвергать его дополнительной опасности не хочется. Так что особо обратите